Игорь Ковальчук - Дорога к вечности

Анавэра как-то услышала песню, которую в комнате под гитару пела дочь, и почувствовала, что ее душа разворачивается, будто крылья у птицы, и это ощущение оказалось на удивление сладостно. Ей показалось, будто мысли и чувства омыло чистым дождем, и, всплеснув руками, опустилась на кухонную табуретку. Забытый соус медленно булькал в кастрюльке на плите, но женщине не было жалко своего труда. Ошеломленная, она ощущала, как в груди болезненно сжимается сердце. «Я, кажется, привела в мир необычную девушку», – подумала она без всякой радости, потому что относилась к тем немногочисленным родителям, которые предпочитают видеть своего ребенка обычным человеком. Как все.

Виргина не собиралась как-то использовать свое новое увлечение музыкой, она отнюдь не считала свои песни чем-то особенным, достойным всеобщего внимания. Но в среде друзей, которые мигом появлялись у нее в каждой больнице, где ей случалось работать, оценили ее достижения. Клиника детских неврозов, куда Виргина почему-то устроилась работать, являлась частью огромного целого, входила в сложную систему медицинских учреждений, и в каждом то и дело требовалась помощь хорошего архимага. За пару лет девушка успела поработать в десятке больниц, и в каждой каким-то непостижимым образом, не стремясь к тому, обрастала друзьями и подругами.

В одном из социальных лечебных учреждений она неожиданно встретилась с Руаннаром Мортимером. Так уж получилось, что молодой человек следил за установкой сложной магической техники, с которой Виргине предстояло работать. Правда, Руаннар не работал в этой больнице – он просто был одним из благотворителей.

Разговоры о работе, то есть магической технике, постепенно перешли в беседы о жизни. Девушка узнала, что хобби молодого Мортимера – аранжировка музыкальных произведений. Больше всего он любил обрабатывать простенькие мелодии никому не известных бардов, да так, чтоб они смогли конкурировать с самыми лучшими популярными композициями. К тому же он отлично играл на двух музыкальных инструментах – гитаре и фортепиано, в совершенстве владел искусством управляться с синтезатором и прочей музыкальной техникой.

Он буквально навязал Виргине свою помощь. Вскоре ее песни получили новый облик и новое звучание, и оттого расцвели, будто розы, вылупившиеся из бутонов. Виргина так и не узнала, приложил ли Руаннар какие-то усилия к тому, чтоб о существовании ее самой и ее песен разнюхали звукозаписывающие компании (ну, разумеется, приложил), только факт остается фактом – девушке сразу поступило несколько настойчивых предложений. Поколебавшись, она все-таки выбрало одно из них – не самое денежное, но отчего-то более привлекательное.

В одночасье Виргина вдруг стала знаменитой. Ее песни не походили на популярные хиты, но отчего-то сразу стали пользоваться такой огромной популярностью, что на заводе не успевали выполнять заказ. Диски сразу стало трудно раздобыть. Растерянная девушка из клана Айнар в ответ на удивленные и, что скрывать, радостные вопросы родственников лишь разводила руками.

Чтоб уговорить ее согласиться на один-единственный концерт, понадобились усилия множества людей, включая Руаннара и даже отца Виргины, Таннаарена. Талла Соннер не то чтоб хотел видеть дочь знаменитостью и певицей – просто он почему-то решил, что дочь отказывается от карьеры из чистой стеснительности.

Но самое главное, что убедило Виргину продолжать – это мнение матриарха. Эдэра, конечно, приехала поздравить потомицу с триумфом и поблагодарила ее за то, что та столь многим увеличивает престиж клана.

– Престиж клана? – удивилась девушка. – Разве песни… Мои песни разве способствуют повышению престижа клана?

– Конечно. Наш Дом еще слишком слаб, слишком беден и оттого никому не известен. То, что среди моих потомков оказалась ты, которая смогла стать знаменитостью, делает известными всех нас. Ты понимаешь? Если клан на слуху, это повышает его значимость и власть, конечно.

Виргина задумалась. По всему выходило, что поддерживать свою популярность – это ее долг.

Оставалось лишь следовать ему. Все деньги, вырученные от продажи дисков, сопутствующих товаров, а также от концертов Виргина передавала матриарху, себе же оставляла лишь на прожитье. Суммы оказались немаленькие. Эдэра спокойно, без возражений, брала деньги и принялась покупать на них землю, вкладывать средства в надежные ценные бумаги, справедливо полагая, что если Виргине сейчас ничего не нужно, долг главы Дома – распорядиться ее заработком наилучшим образом. У клана девушка всегда сможет взять необходимую ей сумму, в любой момент и на любую покупку.

Постепенно Виргина перестала шарахаться от предложений устроить концерт. Она увидела в выступлениях средство достижения какой-то цели, которую еще и сама-то толком не осознавала, но уже чувствовала. Все чаще мать замечала, что в те немногие свободные минуты, что еще оставались у ее дочери, она сидела в глубоком кресле, задумчиво и напряженно глядя на небо, заглядывающее в окно ее комнаты поверх верхушек яблонь, и на лице девушки отражалось все, что томило ее – тоска, лихорадочное нетерпение и почему-то боль.

– У тебя что-то не ладится? – спросила Анавэра, но дочь, вздрогнув, тут же замотала головой.

– Нет, все в порядке.

– Ты поссорилась с молодым человеком?

– У меня нет молодого человека.

– А Руаннар?

Девушка бледно улыбнулась и помотала головой.

– Но я же вижу, он ухаживает за тобой, – настаивала мать.

– Да?

– Конечно. Я вижу. Женщины всегда видят подобное. Странно, что ты не замечаешь.

– Я никогда об этом не думала.

– А ты подумай. Руаннар – замечательный парень.

– Да… Пожалуй, – Виргина вздохнула. – Замечательный.

Анавэра решила, что не стоит ничего больше говорить. Если ее дочь способна хоть кого-то полюбить, рано или поздно она ответит взаимностью мужчине, который столь преданно любит ее.

Виргина была способна любить, вне всяких сомнений. Но в остальном мать ошиблась на ее счет – девушка вряд ли способна была создать семью. И вовсе не потому, что душа ее оказалась слишком мала, чтоб там нашлось местечко для мужа и ребенка. Душа этой девушки могла бы объять Вселенную. Просто большая страсть всегда вытесняет малую, а великая не оставляет места никакой другой. В сознании Виргины медленно обретала зримые формы некая великая страсть, которую она пока еще плохо осознавала. Но если что-то подобное появляется в душе, рано или поздно оно даст о себе знать.

Как-то незаметно получилось, что ее концерты стали постепенно превращаться в проповеди. Каждая песня, которую она писала, обязательно что-то говорила душе, и, пытаясь пояснить свою мысль, Виргина поневоле обращалась к вопросам вовсе не расхожим. Ее внимательно слушали, и потому ни ее агент, ни звукозаписывающая компания не возражали против подобной формы выступления.