Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курфюрст

Я оглянулся, луна смотрит нам в спину пристально, как огромный небесный зверь в некоторым замешательстве, еще не зная, добыча ли?

— Через лес не попрем, — сказал я. — Бобик, выбирай место для ночлега.

Арбогастр гневно ржанул, когда черный Пес ринулся вперед к быстро приближающемуся лесу, исчез, словно разбился комком тьмы о несокрушимую стену из толстого дерева.

Мы въехали под высокую зеленую крышу не так стремительно, какая-то ветка может и шарахнуть по морде так, что вылетишь, кувыркаясь, как уличный акробат.

В темноте требовательно гавкнуло, арбогастр рысью пошел в ту сторону. Я присмотрелся, убрав ночную пелену с глаз, место неплохое, я сказал довольно:

— Молодец, Бобик!.. В прошлой жизни ты был разведчиком.

Он ринулся целоваться и уверять, что никогда никем не был, а только вот таким, какой есть, замечательный и умный, вообще чудо…

Потом я развел небольшой костер в ямке, чтобы никто не увидел огня издали, подогрел мясо, перекусил и лег под деревом. Бобик сразу примостился рядом, положил голову мне на плечо и тут же бесстыдно заснул раньше меня.

Я еще долго лежал, глядя в темный свод из веток, мучительно раздумывал, не за слишком ли неподъемную задачу взялся. Одно дело — пыжиться перед другими и уверять, что все схвачено, все под контролем, все идет, как я и задумал… более того, это я все и подтолкнул, чтобы именно так, мол, мои стратегические задачи того требуют, но сам-то понимаю, что меня переиграли, что, вообще-то, слаб в мире сильных, жестоких и умелых…

Когда сопение Бобика у самого уха начало навевать сон, вдали послышались голоса. Я насторожился, к голосам прибавился и неясный шорох, словно несколько человек на грани слышимости идут между деревьями, кое-где продираются через кусты.

— Бобик, — велел я шепотом, — лежать!.. Здесь. И ждать.

Он засопел недовольно, как это без него, это же свинство какое-то и вообще чудовищная несправедливость, но я выкарабкался из-под него, отошел, пригибаясь и всматриваясь изо всех сил.

Они шли медленно через ночной лес, мрачные и закапюшоненные. Время от времени останавливались, я слышал монотонные голоса, к счастью — не пение, было бы совсем гнусно, а всего лишь хоровой речитатив. Когда уже почти скрывались из виду, я увидел, как передний из них взял из рук помощника лопату с короткой ручкой, присел к земле и начал старательно копать.

После того как здесь прошла армия Тьмы, в земле немало осталось амулетов нечистой силы, и все еще находятся недобрые люди, что надеются с их помощью получить власть, хотя бы в своем селе…

Гнев разгорелся в груди, но не успел я сказать себе, что это не мое дело, как гнев перешел в ярость и я уже не мог сидеть, меня подняло то, что туманит разум, я обнажил меч и пошел к ним, яростно сверкая глазами.

— Ночью порядочные люди спят, — сказал я громко, — выходят только любовники и воры, но на любовников вы похожи мало!

Тот, который жадно копал землю, поднял голову и, убедившись, что я один, бросил коротко:

— Убейте дурака.

На меня бросились сразу трое или четверо, за деревьями и не рассмотреть, но ярость не только туманит мозг, но и убыстряет животные реакции, я двигался втрое быстрее, чем эти в черных балахонах, похожих на халаты, бил зло и безжалостно, сперва рукоятью меча, кулаком и ногами, но пару раз меня сильно достали чем-то тяжелым по голове и чуть не выбили руку из плеча, я заорал и начал рубить люто и без пощады.

Крики наполнили лес, нападавшие начали пятиться, я пошел за ними, рубил и топтал, а когда дошел до того, кто уже вытаскивал из земли нечто, вокруг него не осталось то ли охраны, то ли последователей культа Тьмы.

Я протянул лезвие меча и упер ему в шею.

— Застынь или умри!

Он медленно поднял голову, в лесу сплошная темень, но я чувствовал, что видит меня так же отчетливо, как и я его. Наши взгляды скрестились, он смотрел так, словно старался пронзить меня незримым лезвием, но я не ощутил даже холода, а странный холодок чувствую только из земли, откуда торчит наполовину выкопанный позеленевший кувшин из старой меди, небольшой, размером с крупный кубок.

— Что тебе нужно? — спросил он хриплым голосом, но страха я не услышал.

— Что там? — спросил я.

Он ответил так же медленно:

— Если не знаешь… могу сказать что угодно.

— Вряд ли, — возразил я и повертел острием клинка у него перед глазами. — Я пойму, когда врешь. И убью моментально.

— Но ты уже убил многих, — сказал он. — Не сейчас. Раньше. А если доставали нечто, что сделает всех людей счастливыми?

Я фыркнул.

— Не смеши. Ночью? Как воры? Прячась от тех, кого собирались осчастливить?

Острие меча уперлось сбоку ему в шею, и на этот раз я не стал его убирать. Неизвестный пробормотал:

— А когда было иначе?

— Ты мне не софитствуй, — пригрозил я. — Умник в ночи… Что там, говори?

Он ответил так же негромко, двигая только губами:

— Только я смогу снять заклятие и сломать печать…

— А я могу просто разбить кувшин, — сказал я грубо.

— Да, — ответил он, — конечно. И злой дух тут же с удовольствием разорвет тебя на части.

— А если пролезет через горлышко, то станет белым и пушистым?

— Горло закрыто особой печатью, — возразил он. — Вылезти может только по желанию того, кто знает особое заклятие.

— Ага, — сказал я саркастически, — это значит, мне с моим рыцарским рылом нечего и думать, чтобы отнять у тебя кувшин и самому покомандовать джинном?

Он ответил тихо, потому что острие меча прикасалось к горлу:

— Вы угадали…

Я с силой ткнул клинком, как копьем. Острая сталь рассекла артерию и дыхательное горло. Я повернул меч резко и с нажимом, рванул в сторону. Голова отделилась от тела и упала в траву.

В широко вытаращенных глазах я видел дикое изумление, не должен рыцарь поступать так, как я. Но Логирд уже сказал, что постепенно отхожу от рыцарства и, что хуже всего, потерял ориентиры и не считаю это преступлением.

Переступив через труп, я отковырял мечом землю вокруг кувшина, разрыхлил остатки и, ухватив за горлышко, потихоньку потянул.

Он подался сразу, пошел легко, словно пустой. Хотя, если там джинн, то и должен быть легкий, джинны — вроде бы существа из воздуха или чего-то еще невесомого…

Пес прибежал, обнюхал находку и посмотрел на меня в недоумении.

— Думаешь, — огрызнулся я, — обязательно должен знать все на свете? А если ерунда?

Он сел и, наклонив голову набок, приготовился слушать объяснения. Я отмахнулся и, отряхнув комья земли, сунул кувшин в мешок и снова закинул на конский круп.