Дмитрий Евдокимов - Бретер на вес золота

— Оп-па! — воскликнул я растерянно, уже переступив порог своих апартаментов. Пришедшая мне в голову мысль была настолько неожиданна, что заставила замереть на месте. Я внезапно понял, что на самом деле встреченный внизу эльф больше всего похож на меня, человека благородного по происхождению, но из давно и безнадежно обедневшей семьи, не имеющего постоянных средств для существования и плывущего безвольной щепкой в бурном потоке жизни.

— Ну и ладно, это не моя проблема.

Я ошибался. Но узнал об этом только спустя несколько дней.

Никогда не мог даже предположить, с какой скоростью могут распространяться слухи в таком большом городе, как Монтера. Прошло всего два-три дня, а казалось, что уже вся двухсоттысячная столица знала о сумасшедшем дворянине, занимающемся столь неслыханным для своего сословия делом. В трактир валом повалил народ — поглазеть на это чудо. Я чувствовал себя так, словно попал в зверинец. Оставалось лишь непонятным, в каком качестве: экспоната или посетителя. Понятное дело, что я предпочитал второе, ибо каких только петухов, павлинов и откровенных баранов мне не пришлось увидеть за это время. Боюсь только, что для них именно я был диковинным уродцем, выставленным на всеобщее обозрение…

За шпагу приходилось хвататься по два-три раза за вечер, но, к моему немалому удивлению, все поединки оказались практически бескровными и победы доставались мне на удивление легко. Что только подстегивало интерес к моей персоне и увеличивало количество желающих попытать счастья. Часто дерзили молодые отпрыски богатых семейств, а однажды случился и вовсе комичный случай.

Я мирно ужинал, когда в тарелку с моей кашей упала новенькая щегольская перчатка из тонкой кожи. Кровь с бешеной силой ударила мне в голову, в глазах на мгновение потемнело. Первым желанием было засветить кулаком в лицо наглецу, так, чтобы по сторонам посыпались осколки разбитых зубов. Потом засунуть ему в глотку эту перчатку, засыпать остатками испорченной каши и пропихнуть внутрь при помощи кинжала.

Мелькнувшая в моей голове кровожадная картина была столь яркой, что напугала меня самого. Я шумно выдохнул, аккуратно расправил ложкой перчатку в тарелке, полил сверху соусом и, решительно отодвинув от себя, спокойно заявил:

— Съем, когда промаринуется.

Только после этого я поднял взгляд и обнаружил отчаянно молодящегося господина лет пятидесяти пяти. Ни наряд молодого щеголя, ни крашеные волосы и усы, ни обильно припудренный нос не могли скрыть его истинного возраста. Мне даже стало его немного жаль. Возможно, причиной его тщетных попыток выглядеть молодым является любовное чувство к какой-нибудь прелестной юной особе. Влюбленный человек часто теряет голову и идет на всевозможные ухищрения, по его мнению, способные приблизить его к предмету обожания. Только вот не способен он в таком состоянии взглянуть на себя со стороны, понять, что на самом деле выглядит просто смешно и нелепо.

К тому времени, когда мы вышли на задний двор «Серебряного оленя», я уже остыл и полностью контролировал свои эмоции. В предвкушении нового зрелища народ из трапезного зала, как всегда, повалил за нами. Но зрелища не получилось. Шевалье ле Блан был настолько медленнее, что я дважды оказывался у него за спиной и приставлял кончик шпаги к его затылку. Оба раза прощал, возобновляя поединок, на третий раз просто выбил оружие из его руки и миролюбиво сказал:

— Ступайте домой, шевалье, это была плохая затея!

Кухня «Серебряного оленя» едва справлялась с наплывом посетителей. Мэтр Пигаль радостно потирал ручонки, подсчитывая прибыль. Жерар взял на вооружение политику легкого прикармливания студиозусов — благодаря скидкам на самые простые блюда и напитки слушатели университетских курсов неотвратимо превращались в завсегдатаев нашего заведения. Несмотря на буйный нрав, особых хлопот молодые люди не доставляли — оказалось, что они даже прониклись уважением к моей жалкой персоне. Во-первых, молодости свойственно бунтарство, а во мне они увидели бунтаря. Во-вторых, до них дошли слухи, что я не позволил стражникам заманить их в ловушку. В-третьих, сыграло свою роль бесплатное пиво, выставленное им на следующий день за счет заведения.

Мой рабочий день более-менее устоялся. Поднимался я довольно-таки поздно, часов в девять. Обязательно спускался во двор и около часа истязал себя и несчастную колоду фехтованием. Затем завтракал и отправлялся гулять к морю, после обеда либо просто сидел в своей комнате, либо наведывался в ближайшую церковь. Ближе к вечеру обязательно занимался своим оружием: шпагой, кинжалом и двумя пистолетами. Шпага была фамильной и перешла ко мне по наследству, после смерти отца. Кинжал — трофейный. Я взял его в одном из первых своих приграничных боев с нугулемцами. Пистолеты были взяты года полтора назад в качестве части жалования за сопровождение большого купеческого каравана. Хорошо, что торговец тогда сам предложил такую сделку, увидев мой видавший виды и грозящий развалиться при следующем выстреле пистолет. Я постоянно откладывал покупку оружия до лучших времен, но, как показала практика, эти времена могли и вовсе не наступить.

В трапезный зал я спускался часов в шесть вечера и обычно просиживал там до десяти-одиннадцати часов ночи. С перерывами на фехтование, так сказать. После поднимался к себе, наказав в случае чего слать ко мне гонца, роль которого играл какой-нибудь мальчишка из младшей кухонной прислуги.

Через пару недель наплыв посетителей слегка снизился. Благородной публике пришлось признать шевалье Орлова не такой уж легкой добычей, и задирать меня стали более серьезные противники. Начало положил некий шевалье де Косуэнс. Был он щегольски одет, по последней моде завит и напомажен. Кроме того, постоянно подносил к напудренному носу надушенный платок с богатой вышивкой. Я так до конца и не понял: у месье проблемы с обонянием или по вышитым на платке вензелям я должен был понять, что он пользуется благосклонностью некой знатной особы? Честно говоря, мне было наплевать как на первое, так и на второе. Особенно после всех произнесенных через оттопыренную нижнюю губу оскорбительных слов.

Не теряя времени на дальнейшее выяснение отношений, мы вышли на задний двор, где, несмотря на довольно приличное владение шпагой, уже через пару минут месье Косуэнс корчился на земле с пробитым бедром, оглашая воздух отборными проклятиями. Поначалу мерзавец категорически отказывался приносить извинения, но мне удалось отобразить на лице такую неподдельную радость от его отказа, что у него мигом отпали все сомнения по поводу моей решимости воспользоваться своим правом и довести дуэль до конца. Так что извинения я получил, причем четкие, вразумительные и громкие. Чтобы их смог расслышать любой из двух десятков человек, вываливших вслед за нами из трактира. После этого добровольные помощники нашли свободный экипаж и повезли незадачливого забияку к лекарю.