Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

Те, кто оставался на мирной земле, не лезли к Григору с сочувствием – как ободрить человека, если его страна захвачена, а он – последний боевой летчик? Однако старались показать, что они – на его стороне. Пожимали руки, хлопали по плечам. Наперебой желали: «Пусть повезет!», «Счастливого пути!», «Удачи!». Наконец, каптенармус принес две бутылки ракии – желтой сливовицы и белой виноградной, – а на закуску сыр, инжир и копченый пршут из откормленной фруктами свинки.

Стыдно как-то перед чужаком – никому из пилотов и техников Дивулье воевать не доводилось, а у этого парня уже была своя настоящая война – вон она, в бинокль видна, совсем рядом. Хотя он улыбался, благодарил за подарки, но чувствовалось – на уме у него тот остров за проливом, где он схватился с итальянцами и потерял друга.

Всего семь-восемь минут лета отделяло тишь югославской базы от смерти.

Небо на западе мало-помалу очистилось от самолетов. Судя по всему, экспедиционный корпус подавил сопротивление. Морпехи захватили порты и плацдармы для десанта, теперь с транспортов выгружались пехотинцы, берсальеры и бронемашины. Большинство пилотов возвращалось на базы в Италии, а редкие гидропланы, оставленные здесь для патрульной службы, слетались к удобным бухтам – отдохнуть, отметить успех блицкрига. Бессильная Лига наций в Женеве готовилась осудить агрессию, а из Рима вовсю телеграфировали о своих давних правах на Морею: «Королевство Италия, как законный преемник Венецианской республики, вернуло себе острова!»

Все было решено, и никто не принимал во внимание, что Григор Данцевич в захолустной Дивулье вот-вот займет место в своем поплавковом биплане.

– Если уцелеете, – сказал Раде ему на прощание, – имейте в виду – мы вас примем. Где вы побывали, где что взяли – пусть догадаются, если сумеют.

– Этикетки на бутылках, – напомнил Григор. – Ракию ни с чем не спутаешь. И пршут…

– Скажете, что это пармская ветчина.

Они рассмеялись, обменявшись рукопожатием, после чего мореец натянул перчатки и добавил:

– Готовьтесь. С вами будет то же самое. Я имею представление о вашей морской авиации.

Раде хотел было обидеться, но подумал: «В общем-то, он прав». Да и грех обижаться на смертника. Когда подсудимым дают последнее слово, надо его стерпеть.

Заклокотал мотор. «Южный» отрулил от причала, заскользил к устью бухты. Не прошел он и тридцати метров, как двигатель взревел, из-под поплавков вздулись буруны, и гидроплан пошел на разгон.

– Полоумный! – зашумели позади Раде. – Сейчас зароется и капотирует!..

– Тихо, – одернул, не оглядываясь, командир эскадрильи. – Смотрите молча. Я раньше видел, как он…

В ста метрах от берега боковые поплавки оторвались от воды, центральный поднялся почти до киля. Миг, другой – истребитель уже парил над зеркалом бухты, а потом взмыл, набирая высоту. Дружные крики восторга провожали его, пока шум мотора не стих вдали, а силуэт Ro.44 не стал меньше мухи.

Оказавшись в воздухе, Григор забыл про Дивулье и гостеприимных югославов. Он был в родной стихии. Ветер гудел под плоскостями машины, мощь винта гнала ее вперед – скорее, скорее. Над обрывистыми берегами, над горами – туда, к заливу Глян, где сегодня началась его война и где, быть может, она закончится.

С высоты Морея – два больших острова, вытянутых вдоль далматинского берега, и россыпь мелких клочков суши. Длинный северный остров справа от Григора терялся в дымке у горизонта, зато широкий южный был как ладони. Солнце клонилось к закату. Вдоль невысоких горных хребтов, поросших зелеными лесами, и в долинах начинала сгущаться матовая белесая пелена. Самолетов вблизи не заметно – наскоро отвоевавшись и легко победив, итальянцы больше не думали о контроле с воздуха.

В сердце Григора медленно вскипали горечь и ярость. Страна проплывала под ним – открытая, многоцветная, – но ему она больше не принадлежала. За каких-то полдня враг раздавил ее свободу. Тысячелетнее герцогство стало чужой провинцией.

Чего стоят договоры и Лига наций, если напыщенный дуче заявляет: «Вы принадлежите нам!» – и некому ответить: «Нет!»

Если сейчас приводниться в Гляне, то лишь затем, чтобы сдаться. Герцог ясно приказал: «Во избежание ненужных жертв». Сложить оружие…

«Я слышал это только от Гулана. Меня вообще не было в Далмации! Я продолжаю войну. В одиночку».

Чтобы даже случайно не поймать передачу со словами Его Королевского Высочества – наверняка ее повторяют час за часом! – Григор перевел рацию на родные ей частоты итальянцев. В эфире царила неразбериха. Из сумятицы переговоров стало ясно, что в паре мест на севере агрессорам не дали высадиться. Альпийские гренадеры пытались взять эти плацдармы обходным маневром с суши.

Давал жару и один бронепоезд, скрывшись в узком заросшем ущелье, как в тоннеле из скал и деревьев. Его зенитные пушки пригодились – «летучая мышь» 33-го полка из Гротталье загорелась и врезалась в гору. Призывая в свидетели Мадонну, бомберы яростно клялись разбить поезд в щепу, но тот был еще жив и уходил из-под ударов.

«Ладно, – унял Григор невольный порыв, – пролечу над Гляном. Если там никого – курс на норд. Подойти незаметно, «летучих мышей» угостить… можно!»

Сейчас он старался не вспоминать о доме, о близких. Дома знают, что сын – офицер, его место – бой. Пусть страна мала, армия слаба – пока есть воля и оружие, надо сражаться. Что потом – видно будет. Приказ, озвученный Раде, – просто слова, законной силы не имеют.

Подлетая к заливу с востока, со стороны суши, он сначала увидел дымы, поднимавшиеся над городишком. В закатном свете они выглядели как ленты траурного шелкового крепа; солнце просвечивало сквозь них кровавым багрянцем.

«Ах, вы город бомбить!..»

Широким разворотом Григор пошел на снижение, быстро и пристально озирая знакомые места. В гавани – транспорты; похоже, высадка окончена. Вот бухточка – гидроаэродром, откуда взлетели они со Шпиро. Там звено «цапель» на якорях, носы поплавков выдвинуты на песчаный берег. Тут тоже вьется дымок – но легкий, веселый, прозрачно-сизый. Стряпают праздничный ужин.

«Buon appetito, cari signori! La pasta calda con salsa rossa!»[1]

На бреющем полете, низко над водой, налетел он – как ястреб на стаю уток, – и прошил очередями ближайший Z.506. Крыльевые баки вспыхнули, следом грянул взрыв. В облаке огня и клубящемся черном дыму взлетели обломки «цапли». Итальянцы на берегу суматошно засуетились, забегали как тараканы, врасплох застигнутые хозяйкой ночью на кухне.

А «южный» уже взмывал ввысь в красивом и торжественном изгибе мертвой петли. Перегрузка вдавила Григора в сиденье, он думал одно: «Лишь бы крылья не сломать». Перевернувшись – небо снизу, море сверху! – спикировал, уменьшил угол падения, сбросил бомбы.