Гай Юлий Орловский - Небоскребы магов

Я все вглядывался вперед, словно вот–вот там поя–вится огромный полосатый столб с затейливым гербом и надписью «Королевство Дронтария», однако в мо–мент, когда ехали между зеленых холмов, на дорогу вышли трое крепких мужчин, все обнажены до пояса, а штаны короткие, чуть ниже колен, на широких поясах по длинному кинжалу, а в руках короткие копья с длинными острыми лезвиями.

Фицрой пробормотал:

— Снова? Нет, теперь что–то другое…

Я тоже пытался понять, что именно насторожило, все выглядят очень недружелюбно и, что хуже, в мою сторону отчетливо пахнуло опасностью. Я попытался понять, от кого из них, ощутил с холодком, что все трое настроены очень решительно.

Я сказал быстро:

— Здравствуйте, мы мирные люди, едем в Дронта–рию!.. Мы никого не пытаемся задеть или обидеть…

Старший из троицы сказал надменно:

— Вы вторглись в земли гуцаров.

Фицрой пробормотал как будто с облегчением:

— Вот оно что…

Я сказал как можно искренне, стараясь смотреть прямо в глаза вожака:

— Мы не вторглись! Мы просто едем в Дронтарию.

— Почему не объехали? — потребовал он.

— Но у вас нет границ, — запротестовал я. — Мы же кочуете вправо–влево!.. Да и нет вам ущерба, мы же не селиться сюда приехали. Просто едем в королевство…

Он прервал:

— Вы нарушили наши законы. Слезайте, наш ста–рейшина решит вашу судьбу.

Фицрой засопел, начал присматриваться к тому, что уже взялся за его стремя, а я спросил невесело:

— А где он?

Вожак пожал плечами.

— Думаю, дня за два отыщем. Покинуть седла!

Голос прозвучал зло и решительно, я глазом не успел моргнуть, как он сделал быстрое движение обеи–ми руками, и острый как бритва кончик копья уперся мне в грудь.

Фицрой выругался, меч блеснул на солнце. Я ощутил в ладони рукоять пистолета, выстрелил прямо в лицо вожака, тут же развернулся и всадил две пули во второго, тот широко замахнулся копьем, как дротиком, успел выпустить из ладони, как его опрокинуло на спину.

Сбоку послышался хрип, Фицрой первым ударом срубил руку своего гуцара, а вторым рассек от плеча и до середины груди. Копье того, которого я завалил вторым, пролетело над Фицроем, он пригнулся, его за–дело древком по спине.

— Быстрые они, — определил он. — Но одного я успел… Аты чего с ними так долго объяснялся?

— Долго? — переспросил я. — Наоборот… когда в руке молоток, все вокруг кажется гвоздями. Потому и борюсь с собой. Я не должен в любой ситуации при–менять свой… магический арбалет. Вот только человек такая скотинка…

Он криво ухмыльнулся.

— Понимаю. Ты еще хоть как–то сдерживаешься, но будь у меня такая штука, я бы…

— Плохо сдерживаюсь, — признался я. — А это нехорошо. Нехорошо, когда человек использует силу, когда мог бы убедить. Нехорошо и человеку, и сильной стране принуждать слабых к подчинению…

Он посмотрел с изумлением.

— Ты чего?..

— Я культурный, — огрызнулся я. — Не могу иначе!

— Чего? Поступать?

— Говорить, — сказал я сердито. — Поступаю я все еще как надо и как у нас, питекантропов, принято, но уже говорю о высоких духовых ценностях!.. А это важ–ный шаг к переходу в более цивилизованное общество. С культурными запросами. Ты заметил, я даже убивать не люблю топором по голове, это некрасиво и неду–ховно, а только издали, чтоб я тут нажал, а там что–то упало.

Он спросил с недоверием:

— А это не выглядит… трусостью?

— Это признак высокой культуры и духовности, — пояснил я. — Это эстетично, когда даже не мараешь руки. При соблюдении этих условий даже высокоода–ренные ценители прекрасного готовы воевать, не вста–вая с дивана…

Он содрогнулся.

— Страшные вещи говоришь. Когда топором по го–лове — это понятно, убил. А когда вот так издали… то вроде бы и не убил, хотя еще как убил!

— Культура и цивилизация, — высокопарно пояс–нил я, — в том, что можно убивать издали, к тому же сразу тысячами, и не видеть крови!..

Он сказал серьезно:

— Жуть какая. Я за то, чтобы убивать топором по голове. Или мечом. Тогда видишь, кого убиваешь. И точно не убьешь женщину или ребенка. А из маги–ческого арбалета… Пускаешь стрелу здесь, а там дале–ко что–то едва заметное падает. Подумаешь! Когда нет чувства, что убил человека, можно убивать и убивать.

— Для этого все и сделано, — пояснил я, — чтобы не было вины! Когда вот так издали, то любой трус мо–жет убить хоть тысячи. Или, скажем, очень совестли–вый… Тут спустил тетиву, а там в другом королевстве тысяча человек упали мертвыми! Это же какое счастье для тех, кто любит поговорить о культуре и гуманизме!

Он слушал вполуха, а то и вовсе не слушал, насто–роженно всматриваясь в лесную чащу.

— Мало открытых мест, — проговорил он зло. — Не люблю.

— Вон там редкий лесок, — сказал я. — Проскочим галопом. В крайнем случае на рысях.

— Иди впереди, — предложил он, — а я займусь ко–нями… Нет–нет, я не жалею, что взяли шестерых!

— Сменим, — сказал я. — Боюсь, понадобятся све–жие лошади. Но сойдут и полусвежие.

Он остановил коня, двух с поклажей оставили, а с наших сняли седла и перенесли на запасных, это Фиц–рой хорошо придумал. Пусть не из стратегического расчета, а из простой человеческой жадности, но все равно хорошо, что нам на пользу, а остальные как хотят.

Старались держаться открытых мест, но иногда все же приходится проскакивать через леса, в этом случае даже я безжалостно подгоняю ничего не понимающих коней, пусть и груженых. Это им все равно, в чьи руки попадут, но я эгоист, а еще жадный, как положено лю–бому нравственному человеку — кони здесь ценность.

Гуцары, как и викинги, почему–то не любят коней и предпочитают сражаться пешими. Вообще–то пешими сражались и знаменитые швейцарские наемники, как и чуть позже германские, но для нас отсутствие у гуцаров конницы хорошо тем, что еще несколько раз пришлось пробиваться через мелкие отряды, загораживающие дорогу, но конной погони за нами не было.

Фицрой, то и дело оглядываясь, проронил с уваже–нием:

— Отважный народ!.. Чужие земли не захватывает, но свою отстаивает.

— Мало их, — ответил я сердито.

— Потому и не захватывают?

— А то! Свою страну не создадут, им все равно при–дется интегрироваться… ну, вливаться в общую семью народов. “Или в тот народ, которого намного больше рядом.

— Не захотят, — ответил он уверенно.

— Чтобы выжить, — заметил я, — нужно быть не только отважным, но и гибким.

— Тогда им придется туго, — сказал он.

— Все зависит от них, — ответил я. — Это герку- лановцам было не договориться с Везувием… а люди с людьми всегда могут, да только редко делают.