Юлия Григорьева - Волчья ночь (СИ)

— С мамой все хорошо, Эля, не переживай, — говорит голос тети, и я чуть не плачу от радости. — Она уже давно дома, позвони ей.

— Обязательно! — восклицаю я. — А как ребята, как Сережа?

— Эля… — тетя вдруг замолкает.

— Тетя, ты чего замолчала? — я улыбаюсь, все еще думая о маме.

— С Сережей несчастье, его сбили, когда он переходил дорогу, — тетя начинает быстро говорить. — Эля, он умер сразу. Даже не знаю, понял ли он, что произошло. Свидетели говорят, что это была большая машина, кажется, внедорожник. Он летел, как сумасшедший. Сергея откинуло на несколько метров. Этот урод даже не остановился. Мне очень жаль, Элечка… — трубка замолкает, а я все смотрю на нее, продолжая улыбаться и не могу осознать то, что услышала.

Мне кажется, что я сплю. Я так давно ждала этого разговора с тетей, что, наверное, он мне приснился, и Сережа не был на том переходе, и водитель внедорожника не летел, как сумасшедший. Это просто кошмар.

— Эля, — я поднимаю глаза и встречаюсь с внимательным взглядом своего хозяина, — с тобой все в порядке.

— Да, Эдуард Андреевич, со мной все хорошо, — я улыбаюсь ему, делаю несколько шагов и падаю в пропасть…

— Ну где ты там пропала? — Дима постучался в дверь ванной.

— Иду, — тихо ответила я и поднялась с пола, на который меня усадило очередное воспоминание.

Уже открыв дверь, я поняла, что так и не притронулась к крану. Виновато взглянув на Диму, я вернулась в ванную и умылась на автомате. Затем вышла, села за стол, куда мой друг перетащил стаканчики с кофе и булочки. Аппетитный запах сдобы с ванилью больше не радовал, вкус свежих булочек и кофе я не чувствовала. Дима, следивший за мной, вообще не притронулся к своему завтраку.

— Ты что? — он передвинулся ко мне поближе. — Эль?

Я подняла на него глаза, попыталась улыбнуться, не вышло. Лицо непроизвольно перекашивается, и я начала рыдать…

… Я лежу на чем-то мокром, и лицо мокрое. Открываю глаза и понимаю, что подушка промокла от слез, я беззвучно плачу, и похоже уже давно. Рядом кто-то сидит, этот кто-то заботливо гладит меня по голове, время от времени осторожно вытирает слезы и смотрит очень грустно, очень сочувственно. Я пытаюсь встать, но широкие сильные ладони, ложатся мне на плечи, вынуждая не вставать.

— Как ты? — спрашивает мой хозяин, но у меня нет сил ему отвечать. — Ты что-нибудь хочешь?

Единственное, что я сейчас хочу, это остаться в одиночестве, но Эдуард не намерен выполнять это желание. Он помогает мне сесть и сам поит чем-то. По запаху я узнаю корвалол. Потом одевает на меня сапожки и шубку, не мою, потому что у меня нет шубки, но она удивительным образом садится на меня, как влитая. Сапожки тоже не мои, но идеально подходят по размеру. Эдуард с видимым удовольствием оглядывает меня, затем снова подхватывает на руки и несет на улицу. Я пытаюсь сопротивляться, но он только улыбается и смотрит, смотрит, смотрит…

Перед дверями стоят сани, запряженные белоснежной тройкой. На мгновение я забываю о своем горе, перестаю вырываться и увещевать его, потому что восхищение тремя красавцами полностью захватывает меня. Эдуард тихо смеется.

— Дозволь прокатить, царица? — весело говорит он, и я машинально киваю, не задумываясь над его словами.

Мой хозяин сажает меня в сани, накрывает ноги теплым пледом, сам садится на место возницы, берет в руки вожжи и залихватски свистит. Лошади срываются с места, и сани мчат к воротам. Я поднимаю голову и успеваю увидеть Наталью. Она следит за нами с хозяином из окна, плотно поджав губы. Глаза у женщины злые. Она замечает, что я смотрю на нее и задергивает штору. Мой взгляд скользит чуть в сторону, из окна спальни хозяйки тоже смотрят, только в глазах Кристины сочувствие. Она тоже отходит от окна, и тройка несется так, что в ушах свистит ветер, вынуждая поднять воротник и прижать его руками. Но теперь стынут пальцы.

А сани мчат, звенят бубенцы под расписными дугами, сыпется снег с разлапистых елей. Вид зимнего леса заставляет забыть обо всем, я начинаю улыбаться. Эдуард оборачивается и весело смеется, глядя на мои восхищенные глаза. Затем он останавливает лошадей, перебирается ко мне и стягивает с себя шарф и перчатки. Мои руки тонут в этих перчатках, но пальцы начинает колоть, и руки быстро согреваются. Мой хозяин возвращается на свое место, и мы снова летим по зимнему лесу…

— Малышка, как ты? — я вздрогнула и посмотрела на Диму.

— Мне уже лучше, — шепчу я и встаю с кровати второй раз за это утро. — Некоторые воспоминания делают очень больно, но я это уже пережила один раз, значит, сейчас переживу быстрей.

Дима не стал спрашивать подробности, и я была ему благодарна. Он вышел из номера, забрав наши сумки, а я побрела в ванную, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Отражение в очередной раз меня не порадовало. Красные глаза, нос картошкой, все те же растрепанные волосы. Я нагнулась над раковиной, ополоснула горящее лицо и поспешила к Диме, которые уже ждал меня в урчащей машине.

— Хочешь, Москву покажу? — спросил мой спутник.

— Покажи, — я равнодушно пожала плечами.

— Все будет хорошо, малышка, — сказал Дима, я кивнула, жалко улыбнувшись.

Машина тронулась с места, и я прикрыла глаза…

… Ночью снова воет волк, только в этот раз ему отвечают другие волки, наполняя воздух тягостной тоской. Я в ыглядываю в окно, вслушиваясь в серое многоголосье. Полная луна заливает площадку перед домом так ярко, что даже при выключенных фонарях я могу видеть заснеженные статуи, которые глядят перед собой пустыми глазами. Мне сейчас тоже хочется завыть, потому что боль от потери невозможно унять, как невозможно поверить в нее.

Неожиданно мое внимание привлекает тень, скользящая по снегу. Я вглядываюсь и вскрикиваю. Это волк, огромный черный волк. Зверь, будто услышав меня, останавливается и поднимает вверх морду. Мы встречаемся взглядами, и я зачарованно смотрю, как его глаза светятся желтоватыми огоньками. Волк не пугается меня, он садится на снег и глядит на меня, не мигая. Мне становится страшно, и я медленно отступаю от окна, ложусь на кровать и накрываюсь с головой.

Волчий вой рвет тишину в клочья, я сжимаюсь в комок и боюсь даже вздохнуть…

… Я открыла глаза и с удивлением обнаружила, что машина стоит на обочине, а Димы нет за рулем. Выглянула в окно и тут же вздохнула с облегчением, он шел от леска к машине.

— Где ты был? — спросила я, когда он сел на водительское место.

— Эльвира Константиновна, — он укоризненно посмотрел на меня через зеркало заднего вида, — в приличном обществе такие вопросы не задают.