Великая Перемена (и другая ложь) - Джо Аберкромби
Ризинау сглотнул, совершенно обескураженный. Во многих отношениях он был странным выбором для инквизитора. Слишком мало силы духа и слишком много воображения. Но нужно работать с теми инструментами, которые у тебя есть, как любил говорить архилектор.
— В лагерях, сэр… как я понимаю…
—Да. В лагерях. Я пришёл к убеждению, что суть общества раскрывается в его тюрьмах. — Пайк обвёл рукой комнату. — В его справедливости или… несправедливости. — он подался вперёд, устремив взгляд на странно пустые глаза заключенной. — Вы, возможно, не бывали в лагерях, но всё равно это видите. Сердце Союза протухло. Эту гниль нужно вырезать. Нужно выжечь. И вы можете мне помочь.
Она бросила взгляд на Ризинау, который быстро отвел взгляд, затем снова посмотрела на Пайка, который не шелохнулся:
— Я вам не верю.
— Если бы вас так легко заставили поверить, какая от вас польза? Единственное, о чём я прошу — позволить мне доказать. Соберите единомышленников. Думаю, в вас есть искра, за которой последуют другие. Соберите обиженных и обездоленных и помогите им свести счеты. Отомстите за простого человека. Пролейте кровь. Сжигайте.
— Сжигать? — пробормотала она.
— Да. — Нужно немного театральности. Мы поговорим ещё о правильных методах. О правильных целях. Я помогу, где получится, но... постарайтесь быть умнее. Не только гневной, но и проницательной. Вы не дура. Глупость не поможет нашему делу. Вы не поможете наступить Великой Перемене, если вас поймают.
— Великая Перемена... — она сглотнула, мышцы на её покрытом сыпью горле дрогнули. — И с чего бы мне начать?
— Разве я не говорил, что хочу нашей свободы? — Пайк встал, глядя на неё сверху вниз. — Я не свергать старых хозяев, только чтобы занять их место. — он вставил ключ в замок на её кандалах. — С чего начать? — он выдержал её взгляд, поворачивая ключ. — Вам судить.
— Вы её отпускаете? — пискнул Ризинау, когда они вышли в коридор.
— Я делаю гораздо больше, — сказал Пайк. — Делаю её полезной. Я чувствую, что она может быть очень полезна, в своё время.
— Так... это махинация? Она будет приманкой в ловушке?
Вы будете использовать её, чтобы разоблачить больше предателей?
Пайк открыл следующую дверь:
— Мы работаем в тени. — ещё одна комната для допросов, такая же, как и предыдущая. Они всегда одинаковые. Голые белые стены, не совсем чистые, поцарапанный стол с двумя стульями. — В нашем деле мы привыкаем к мысли, что всё не то, чем кажется, и притворяется чем-то другим. — он сел в кресло дознавателя. — Паранойя и подозрительность — инструменты нашего ремесла, но порой... камень — это просто камень. Пожалуйста, садитесь.
Ризинау сглотнул, взглянув на другой стул. Тот, что предназначался для заключенного. Символизм не ускользнул от него. Никогда ни от кого не ускользал, никогда. Но какой у него был выбор?
— Я наблюдаю за вами, инквизитор Ризинау, — сказал Пайк. — Уже несколько месяцев. С тех самых пор, как занялся Вальбеком, конечно.
Язык Ризинау скользнул по губам.
— Несмотря на ваши усилия по сохранению секретности — которые, честно говоря, оставляют желать лучшего — я всё знаю о ваших делах. Закрываете глаза на мелкие нарушения. Освобождаете нескольких подозреваемых в подстрекательстве к забастовкам. И разумеется с недавнего времени сотрудничаете с вашим бывшим информатором по имени Коллем Сибальт, чтобы организовывать рабочих, печатать подстрекательские листовки и проводить тайные собрания, где нападают на сами принципы Союза. Я что-нибудь упустил?
Ризинау был гораздо более предсказуемым, чем женщина. Его мягкое лицо побелело:
— Я... я могу объяснить.
— На самом деле, в этом нет необходимости. Много лет я терпеливо, тщательно искал единомышленников. Людей, которые могли бы помочь мне осуществить Великую Перемену. Не что иное, как изменение правления Союзом. Изменение порядка вещей. Изменение природы мира.
Испуганные глаза Ризинау, кажется, немного заблестели при этих словах, но в них всё ещё было так много страха, так много подозрений.
— Я знаю, вам будет трудно поверить, — сказал Пайк, — но я сказал той женщине чистую правду. Спросите себя. Если бы
