Между добром и злом. 1 том - Кирико Кири
На пути им несколько раз встречались различные поселения, из чего Кондрат сделал вывод, что деревня Эдельвейс располагалась на самой окраине герцогства. И так длилось несколько часов, пока наконец они не покинули лес. И там Кондрату открылся удивительный пейзаж, возможно, самый красивый, который он когда-либо видел. Его сложно было удивить, однако от этого вида действительно захватывало дух.
Дорога сворачивала и шла прямо по опушке леса. По левую строну выстраивалась стена из хвойного леса, когда с правой вниз сбегал заснеженный идеально гладкий луг, поигрывающий искрами на солнце. Он спускался вниз, после чего уходил едва ли не до самого горизонта. Если присмотреться, то можно было разглядеть несколько замёрзших петляющих рек и даже какое-то поселение вдалеке.
Налетевший ветер заставил его покрыться мурашками и одновременно с этим бросил в лицо зимнюю свежесть.
Он не показал, что восхитился этим ослепительным видом. Но что касается других пассажиров, по их лицам не было заметно, что этот вид хоть как-то тронул их. Видимо, они частенько подобное видели.
Вскоре дорога тоже пошла вниз по склону, после чего почти целый день они ехали по лугам. Здесь правил ветер. Он налетал, бросал в лицо снег, который был словно битое стекло, и пытался забраться под меховую шкуру, которую ему одолжили. Здесь не было ничего, будто он попал на другую планету, и лишь ко второй половине дня они вновь добрались до леса.
Теперь вместо густых зелёных елей их встречали голые, словно кости, деревья, чьи лапы тянулись в голубое небо. Здесь они заночевали во второй раз, скрытые от ветра деревьями, и по утру отправились дальше в путь.
Вскоре их дорога присоединилась к более широкой и утрамбованной, ограждённой по обе стороны небольшим каменным забором и просекой, не позволяя лесу подобраться ближе. Она стала заметно оживлённей, и им то и дело попадались всадники, повозки и даже кареты.
А один раз, проезжая вдоль берега реки, на другом берегу Кондрат увидел поезд. Большой паровоз, словно бочка на колёсах, поблёскивающий на солнце. Он куда-то мчался, коптя голубое небо и поднимая из-под передних колёс облака пара, и тащил за собой вереницу вагонов.
Вот они, видимо, и добрались до цивилизации.
Очень скоро показались окраины города. Сначала попадались небольшие деревянные дома, но чем дальше, тем плотнее они стояли друг к другу, уже походя на двухэтажные бараки. Уже здесь перед тем, как ехать, они остановились около какого-то сарая, где им, не снимая лыж, приделали колёса. Очень скоро причина стала ясна — сам город был очищен от снега.
Здесь постепенно на смену деревянным приходили каменные и кирпичные дома. Те выглядели намного цивильнее и чище, дорога становилась мостовой, и мощёные улочки пробегали между зданиями, разделяя их между собой.
Кондрат сказал бы, что Эдельвейс похож на города восемнадцатого-девятнадцатого века. Прямо-таки очень похож. Архитектура зданий, масляные лампы вдоль дорог, характерные одежды мужчин и женщин, конные повозки, и он даже видел трамваи, запряжённые лошадьми.
Общество здесь было разношёрстным. Кто-то был одет в совсем простые тулупы и шапки, причём как женщины, так и мужчины. Лишь изредка встречались платья совсем простые, больше похожие на дублёнки.
Кто побогаче носили утеплённые пальто или шинели с меховыми шапками и цилиндрами, если это мужчина, и утеплённые платья и шубы, если женщины. Даже Кондрат, не сильно разбирающийся в моде, сразу мог сказать, кто одет богато, пусть даже и просто, а кто бедно.
Их повозка, трясясь на мостовой, медленно приближалась к бастионному укреплению, за которым возвышался небольшой замок. Видимо, там жил сам герцог Вёлтенберг или кто-то немного поменьше, как граф. У единственных ворот, которые видел Кондрат, стояли стражники, одетые точно так же, как и собиратели налогов — сизый кафтан, кираса и шлем. У каждого было оружие.
— Мы направляемся в казначейский двор, — произнёс старший охраняющий Ганта, когда они остановились у ворот. Дальше пропускали далеко не всех и только по пропускам. — Здесь нам придётся распрощаться с тобой, так как дальше тебе нельзя.
— Я понимаю. Благодарю за помощь, — Кондрат слез с повозки, оставив шкуру на сидушке.
К ним уже подходили стражники, один из которых с интересом взглянул на него.
— Здоров, Бордо. Вижу, у вас попутчик?
Значит, имя у Ганты было Бордо. Прямо как название вина.
— Да, из деревни Гебёрга. Попросили подкинуть до города, — Ганта взглянул на меня. — Он у нас сыщик. Поймал убийцу, который пытался стащить деньги у деревенских.
— О как, — охранник кивнул в знак приветствия, и тот ответил тем же. — Многих отправили на виселицу?
— Достаточно, чтобы открыть собственное кладбище, — отозвался Кондрат.
— Уважаю… — протянул он уважительно. — В каком районе работаете?
— В том, где нужно кого-то поймать.
— Значит, вы что-то типа охотника за головами?
— Можно сказать и так, — пожал плечами Кондрат.
— Что ж, в наше время без работы не останешься, да, Бордо? — хмыкнул охранник. Тот промолчал. — Жаль, далеко не всех можно поймать.
— Я не знаю тех, кого бы нельзя было поймать, — ответил Кондрат.
— Ну, например… призраков?
— Я не верю в призраков.
— Ну те, с Обера, с вами не согласятся, — усмехнулся он. — Можно не верить в призраков, но это не значит, что их нет. Кстати, Бордо, ты слышал, там ещё один труп был, буквально сегодня утром?
— Давно пора этот дом снести к чертям и забыть о нём, — с тенью недовольства ответил Ганта. Их повозка тронулась внутрь крепости. — До встречи, Брилль Кондрат.
— До встречи, Ганта Бордо, — ответил он, кивнув тому на прощание.
Ворота за ними медленно закрылись, и Кондрат остался один посреди шумного города, который жил своей жизнью, не обращая внимания на гостя этого мира.
Сейчас он ощущал своё одиночество как никогда. Люди, повозки, лошади, архитектура домов, которые в среднем имели три этажа — всё вокруг было другим, незнакомым и непонятным, будто кричащим об этом. Это место словно шептало ему в лицо, что здесь он чужой.
Глядя на живущие своей жизнью улицы, Кондрат чувствовал себя потерявшимся человеком, гостем, который не знает, куда идти. Быть может, будь… этот мир хотя бы похожим на его собственный, он бы нашёл себе место. Но здесь всё
