Кальдур Живой Доспех (СИ) - Толбери Рост

– Нет. Что там было сказано о кайрам?

– Почти ничего. О кайрам ещё не написаны книги. Нас просвещали учителя – несколько раз мастер Лотрак, но большую часть времени это были Китрус и Цинния. Китрус учил в большей степени боевым искусствам, обращению с оружием…

– Я думала доспех сам – оружие…

– Не совсем. Он лишь… хм… глина… из которой можно вылепить оружие. Причём это оружие лепят двое – хозяин и сам доспех, поскольку в нём создана и личность, дабы дополнять хозяина и брать бремя решений на себя, если хозяин без сознания или слишком ранен. Но чтобы создать оружие, нужно сначала понимать, как оно вообще устроено. Поэтому мы немного учились сражаться всём, что только удавалось найти. И без оружия тоже. И ещё он учил правильно дышать и медитировать.

– Чему учила Цинния?

– Всему остальному. Она забрала нас, когда мы соединились с доспехами. Она учила формированию доспеха и всем его Формам, учила создавать лезвия и отделять их при необходимости, формировать щит и отражать большую силу, колдовство или падение с высоты, например. Учила лечиться. Била нас разным оружием и заставляла затягивать раны, жгла, топила… Учила чувствовать зло, открывать портал и потом, в самом конце, она помогла выявлять и формировать уникальное оружие, у меня это было…

– Что значит, чувствовать зло?

– Чувствовать касание Морокай. Его чудовищ, и людей, в душу которых он смог проникнуть.

– И?

– И всё.

– Ну ты и Дур-Дур. Сразу не мог сказать?

– О чём сказать? Тебе нужно найти бледного колдуна? Это пожалуйста. В ближайших километрах двенадцати нет ни одного. Мы в безопасности. А чудовища тут вроде и вообще никогда не пробегали. Довольна?

– Довольна. А ты всё ещё не очень умный. Розари убивает Его чёрная магия, я уверена, что это никакой не яд, слишком уж всё странно происходит…. Ты можешь почувствовать какая? И где её источник?

– Понятия не имею, – Кальдур задумался. – Никогда не делал ничего подобного. Хотя, нет, подожди. Было несколько раз. Бледные колдуны пытались скрываться с помощью своего колдовства. И я всё равно мог почувствовать. Я закрывал глаза, правильно дышал, пробовал представить окружающее пространство, словно бы затянутое дымкой и искал в этой дымке место, которое бы отличалось. Пару раз сработало. Цинния показала мне. Хм.

– Попробуй это на Розари.

– Ну хорошо.

Кальдур освободился от её хватки, присёл рядом с Розари, закрыл глаза, подышал, попробовал. И не увидел ничего. Открывать глаза ему было стыдно, но Анижа всё видела сама.

– Кальдур, – тихо сказала она. – Если эта девочка умрёт, ты останешься последней надеждой Светлой Госпожи. Весь груз этой ответственности падёт на тебя, хочешь ты этого или нет, собираешься ли остаться или будешь бежать от него. Все эти чудовища и поклонники Мрака будут охотиться только за тобой одним. Она единственный человек в мире, который может понять, что ты чувствуешь, пока она жива, ты в этом мире не одинок. Но если она умрёт…

Её слова резанули.

Кальдур уставился на девочку, что лежала перед ним. Было ей, семнадцать зим или около того, она всё ещё в полной мере не была женщиной. Худая, как щепка, с острыми чертами лица, небольшим, задранным нахально носом, каштановыми волосами и глазами то ли серого, то ли голубого цвета.

Сразу она ему не понравилась. Старался он держаться подальше от таких десять лет назад, потому что воины, столь одержимые яростью и буйным нравом, долго не жили. Ярость и буйство неизменно заводили их в засады. И говорить с ними было бесполезно. Всё равно, что дикий зверь, которого как не корми, как не лелей – не приручишь. И однажды, он укусит тебя.

И всё же Анижа была права.

Когда он сражался в войне, были у него братья и сёстры, было единство с ними и он знал, что чувствуют они и как чувствуют. Но после Шестой Битвы, остался он один и никто больше не знал, что чувствует он. Просто никто бы не смог понять. Потому что никто больше не был, там где был он. Не видел, того что он видел.

А она видела.

Пускай не застала всё, но она знает.

И она всё это время была одна. Не было у неё ни брата, ни сестры. Не кому было ей рассказать, не с кем разделить. Не кому показать.

Так стало жаль её, и он взял её руку, стиснул.

Захотелось ему увернуться от красной вспышки, что встала перед глазами. Полыхала огнём, выла диким зверем и металась, сдавила его сердце своими когтями.

Умираю.

Не могу защитить.

Словно игла ползёт внутри меня. 

Она уже в лёгких, чуть выше груди.

Мешает дышать.

Ещё немного и будет в сердце. 

Не могу сделать ничего.

Умираю. 

Это не было голосом. Скорее потоком образов, что складывался в слова. Но он услышал и вскочил. Потерял дар речи и никак не мог взять себя в руки, что сказать Аниже. Мямлил, размахивал руками, пытался объяснить, она слушала внимательно, мерила его взглядом, ловя каждую деталь, пару раз сказала ему успокоится, но он не слушал, тараторил и тараторил.

И тогда она пнула его в колено.

***

Дукан ворвался на его крик и выдохнул в пещеру ароматный дым. Кальдур шипел от злости и тёр колено, пытался выбирать осторожно выбирать слова и донести до Анижи смысл.

– Наконечник. Он ещё у вас? – спросила она Дукана.

– Конечно, – он сунул руку под рубашку, достал платочек и аккуратно развернул.

Анижа взяла его и понесла к выходу. Там было больше света.

– Да, похоже на то.

– Что? – почти одновременно спросили мужчины.

– Он вытесан. Не отлит. Именно вытесан. От него мог отделиться осколок. Тут есть странные грани.

– Хочешь сказать, что часть этой штуки у неё внутри?

– Я думаю да.

– Он в её лёгких, – пробормотал Кульдур. – Мы опоздали.

– Нет, – спокойно ответила Анижа.

Сунула осколок Дукану, рванула к своей сумки, выгребла странное маленькое лезвие и сунула в огонь.

– Ты чего удумала?

– Доспех сможет залечить такую рану?

– Какую рану?

– Рану, которую я оставлю ей, когда заберусь внутрь, – Анижа осмотрела, схватила небольшой топорик, которым они всё это время рубили дрова, и так же сунула его лезвие в костёр.

– Ты что хочешь… вскрыть её? – побледнел Кальдур.

– Да. Выбора нет. Она умрёт почти сразу. Но я знаю, как сделать всё быстро.

– Ты что уже так делала?! С живым человеком?

– Не с живым. С Ажеем, Колом и девушкой, что умерла той весной. От чахотки.

– Кажется, её звали Ихрой, – пробормотал Кальдур. – Стоп. Это очень плохая идея.

– Ты бывал ранен в боях. Как сильно?

– Сильно, – ответил Кальдур и с тревогой посмотрел на Розари.

– Скажи её доспеху, чтоб не сопротивлялся. И чтобы сразу лечил её.

Даже Дукан замер словно истукан и едва нашёл в себе силы смотреть. Анижа схватила ложе Розари и подтащила к пятну, куда падал свет от выхода. Вытащила оба лезвия из огня, полила их водой, присёла рядом и разорвала кофточку Розари. Розари непонимающе мотнула головой, Анижа раскрыла ей рот и запихала под зубы кусочек свёрнутой кожи.

– Прости меня. Будет очень больно. Но ты быстро потеряешь сознание, – быстро проговорила Анижа, повернула девушку на бок, задрала её руку локтем вверх и крикнула Кальдуру: – Держи её.

Её нож с силой вошёл под кожей внизу груди, прочертил дугу по рёбрам. Кожа сразу же разъехалась. Кальдур думал, что крови будет много, но вместо этого увидел жёлтую прослойку жира и красно-белую с прожилками плевру. Чуть не потерял сознание, но это было только начало.

Розари дёрнулась, воздух вышел из неё, но без крика, Кальдур навалился и нажал сверху, и зафиксировал её, чтоб она не дернулась. Анижа резво перехватила и зажала нож в зубах, залезла в рану руками, схватила края и что было силы раздвинула. И потянулась за топориком. Розари затрясло.

Кальдур не стал смотреть. Отвернулся. Но слышал между гулкими ударами своего сердца. По три аккуратных удара на конец ребра. Жутко выверенных, осторожных, но достаточно сильных.