Noir (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
Собственно, вопросительных интонаций в моём голосе почти не было. Патрон не стал бы вызывать меня с утра пораньше, да ещё и позвонив лично, не будь новость срочной и, скорее всего, не самой приятной. Других я от него просто не ждал.
— Да, — честно сказал Робишо. Он вообще был человеком прямым и не лгал, наверное, даже своей жене. По агентству ходила шутка, что патрон отчитывается о каждой новой любовнице супруге. И я был склонен верить этой скабрёзности, потому что видел его жену на приёме в честь семидесятого дня основания агентства. Взгляд, которым она награждала Робишо, когда он не видел, говорил о неприкрытой ненависти. Я просто удивлён, как она ещё не придушила его своими руками. — Ты ведь знаешь о взрывах в казармах, участках и кафе. — Я кивнул, подтверждая очевидный факт: даже те, кто не читал газет, знали о них. — Вчера утром анархисты взорвали кафе «Мирамар», где сидел твой наниматель инспектор Дюран. А сегодня утром из надзорной коллегии пришло письмо о разрыве контракта с нашим агентством. Так что, похоже, ты снова остался с носом.
Несмотря на приглашение Робишо, я остался стоять: хотел поскорее покинуть его кабинет и теперь вынужден был опереться на спинку стула. Левой рукой провёл по лицу, ничуть не смущаясь присутствия патрона.
— Эй, эй, — поднялся тот из своего кресла и обошёл стол, подойдя ко мне. — С тобой всё хорошо?
— Ты говоришь мне, что анархисты взорвали моего взводного, а потом спрашиваешь, всё ли хорошо? Ты издеваешься, патрон?!
Я едва не сорвался на него, однако Робишо отнёсся с пониманием. Может, он и не был самым лучшим человеком Эрды, вот только я точно знаю, он воевал и сам отлично понимает, что такое терять друзей. Особенно после проклятой войны. Он без слов направился к буфету и вернулся с парой бокалов бренди.
— Пусть возьмут святые его душу, — негромко произнёс Робишо, и мы выпили. Я не стал уточнять, что Дюран втайне придерживался варварских верований своей родной земли.
Робишо убрал бокалы в шкаф и сел обратно за стол. Он явно хотел что-то сказать мне, но тут дверь открылась и мне пришлось посторониться, пропуская в кабинет патрона трёх жандармских офицеров. Те ворвались без приглашения, как, собственно, всегда и поступали господа из королевской жандармерии и контрразведчики. Я уж было подумал, что патрона поймали на горячем (ведь он, конечно, кое к каким махинациям имел отношение, в основном обеспечивая прикрытие), как-то совсем резко ворвались в его кабинет жандармы. Робишо, несмотря ни на что, сумел сохранить уверенную мину на лице. Хотя мне показалось, что он немного побледнел.
— Мсье Робишо, — подойдя прямо к его столу, хлопнул по нему ладонями старший офицер, — вы что же, собирались держать нас в приёмной? Команданта и двух лейтенантов королевской жандармерии!
— Не собирался, — ответил Робишо, — однако я ещё не закончил встречу, и уверен, ваше дело, хоть и не терпит отлагательств, достаточно секретно, чтобы вы сообщили мне его суть приватно.
— Я не терплю витиеватостей, мсье Робишо, да и ушлые газетчики через час раструбят о том, с чем я пришёл к вам. От них ничего не укроется. Теперь счёт идёт на часы!
— Тогда я вас предельно внимательно слушаю, мсье командант королевской жандармерии.
— Этим утром в своей постели был найден мёртвым астрийский военный атташе граф Хоттек. Для расследования привлекаются все кадры королевской полиции и жандармерии. А также было принято решение привлечь к этому делу и ваше агентство.
Всем своим видом невежливый командант королевской жандармерии, проигнорировавший явный намёк Робишо на то, что неплохо бы и представиться, показывал, что решение о привлечении частных специалистов он совершенно не одобряет.
Робишо посмотрел на меня, и я понял, кого он сейчас выберет в помощники в этом деле. Я сделал патрону страшные глаза и отчаянно замотал руками, однако тот остался непреклонен.
— Прошу, — указал он на меня команданту, — один из лучших моих сотрудников как раз в кабинете и может отправиться с вами прямо сейчас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Нет, нет, нет, — заявил я.
— Да, да и да! — резко осадил меня патрон. — Ты остался без дела и уж точно не откажешься поработать на корону. Мы все здесь хорошо знаем, что такое служба, не так ли?
Я скрипнул зубами и перешёл в наступление.
— Я имею право на расследование убийства Дюрана, как нанимателя, потому что его смерть может быть связана с расследованием, из-за которого он меня нанял.
Я подошёл к столу и встал рядом с командантом, опершись кулаками на стол.
— Никаких доказательств у тебя нет… — начал было Робишо, но я перебил его.
— Или так — или шли мне письменное предписание в контору, а я пошёл.
Я даже изобразил, что собираюсь уйти.
— Бесы с тобой! — остановил меня Робишо. — Будет тебе карт-бланш, несмотря на расторгнутый контракт. А теперь проваливай уже вместе с этими господами!
Жандармы стояли с каменными лицами, как будто стали свидетелями прилюдной ссоры супругов. Так же молча, не попрощавшись, они покинули кабинет.
— И не вздумай отказаться от своих слов, Робишо, — заявил я напоследок, прежде чем закрыть за собой дверь.
— Проваливай! — рявкнул тот.
Выходит, дело не только в разорванном контракте. Похоже, на самого Робишо давят, иначе он бы так остро не реагировал на моё требование. Какое ему, собственно, дело до того, стану я расследовать гибель Дюрана или нет. Тем более что делать это я могу и в частном порядке, хотя с официальным разрешением от Робишо, получу доступ к фондам «Континенталя», предназначенным для таких случаев. Агентство всегда расследовало гибель своих сотрудников и заказчиков — дело в репутации, которой хозяева его всегда особенно гордились. Но здесь кто-то явно давил на Робишо, чтобы никто не взялся за расследование гибели Дюрана. А если и взялся, то исключительно в частном порядке. При таких расследованиях, в которых «Континенталь» как бы ни при чём, обстоятельства смерти сотрудников не становились причиной для тщательного следствия.
Секретарша Робишо улыбнулась нам на прощание, но когда я проходил мимо её стола, она толкнула ко мне небольшой, свёрнутый в несколько раз кусочек бумаги. Не глядя, я сгрёб его пальцами и сунул в карман пиджака. Неужели мне удалось произвести впечатление на златокудрую красотку заезженным комплементом и бурчанием в адрес патрона? Я, конечно, далеко не урод, но дамочки не вешались мне на шею, как тому же Михаэлю Молоту, и в лучшие мои годы. И всё же каким-то тёмным обаянием я обладал, если верить одной и моих пассий. Наш роман продлился недолго, и охарактеризовать отношения с нею лучше всего может слово «болезненные», однако отчего-то именно её мнению я верил. Наверное, потому что оно было едва ли не самым лестным.
Мы молча прошли по коридору до лифта, в кабинке которого не оказалось полуорка. Один из жандармских лейтенантов сам повернул рычаг, и мы поехали вниз.
— Не ввязывайся в это дело, приятель, — неожиданно произнёс командант. — Я про его расследование гибели Дюрана.
— Зачем вы даёте мне такие советы? — поинтересовался я без особой приязни.
— Не ершись, я знаю, кто ты такой, — тем же, почти менторским тоном ответил командант. — Я сюда ехал, чтобы забрать в своё расследование именно тебя. Так что наша встреча — это рок. Фатум.
Я примерно понимал, чем мог заинтересовать господ из жандармерии, вот только не мог взять в толк, с чего бы команданту давать мне советы по расследованию. Да ещё и такому, к которому тот не имел решительно никакого отношения. Но следующие слова жандармского офицера заставили меня посмотреть на него с новой стороны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Кретин Вальдфогель сработал с тобой топорно, не ожидал такого от разведчика. Но он фронтовик, у них другие задачи были всегда.
— Тонкое искусство вербовки не для таких, как он, — согласился я. — Но и вам, мсье командант, я отвечу то же, что и Вальдфогелю. Я не хочу участвовать в ваших играх. Я частный детектив и вполне доволен своей ролью.
— А роли играть не надоело? — вместо ожидаемых мной проникновенных речей задал вопрос командант. — Не хочешь сам стать игроком?