Генри Олди - Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж

– Интересно девки пляшут…

– Ясно. Сидите здесь, а я пошел Гобоя искать. Чтоб сразу договорчик, и закруглимся. Птичку на волю не пускать. Понял, Снегирь? Сиди тише водки, суше рыбки. Можешь коньяку выпить. Чуть-чуть. Тебе контракт подписывать.

– Не собираюсь я ничего подписывать!

– Лидок, Славик, я на вас надеюсь. Захочет удрать– разрешаю все приемы. О, Эльф! Давай сюда. Ты еще соображаешь? Тогда подключайся. А я побежал.

Петров решительно двинулся к выходу из бара, изображая ледокол в разгар навигации, а на место соавтора плюхнулся жердяй Эльф с бутылкой «Клинского» в деснице.

– Об чем совет держим?

– О пингвинах, королях и капусте. – Березка даже не улыбнулась. Кремень баба, на такой жениться – лучше сразу ведро элениума сжевать. – Ты днем спал, Дваждырожденный?

– А то! – с непонятной гордостью заявляет Эльф. – И восхищен талантом Снегиря.

– Значит, ты тоже в деле. Как тебе Владов третий круг?

– Одурительно! Я троих завалил, ей-богу!.. Нет, пятерых! – Стекла очков блеснули памятным пожаром, кулачки дробно ударили в грудь (пиво расплескалось на футболку…), и бар огласил боевой клич:

– Я Конан! Варвар из Киммерии!!!

– Козел ты, варвар. Конанист-любитель. Хорошо, что это днем выяснилось. Прикидываешь, что ночью будет?! А впереди еще три ночи… Народу до фига, резонанс, а у Влада – третий круг. Перекинет на четвертый, сразу узнаешь, где раки свистят…

– Кончай воспитывать, Лидочка. – Эльф слегка протрезвел, что выглядело совсем уж фантастично. – Я рыцарь, я все понимаю. Договор надо.

– Так он не хочет!

– Не хочет?! Ну, дела… Снегирь если упрется, его танком не сдвинешь. – Они говорили обо мне так, будто меня и не было рядом. – Тогда цацку. Срочно. Лучше – две. В оргкомитете рыцари есть?

– Один Саркисов.

– Мало. Надо Гобоя трусить. Хотя голосованием было бы надежнее…

– Петров за Гобоем пошел.

И тут не вынесла душа поэта. Если это розыгрыш – нашим звездам надо памятники при жизни ставить. За артистизм. А поскольку особых театральных талантов за ними сроду не числилось…

– Люди! Гении, блин, светочи фантастики! Да скажите же вы толком, что происходит?! Лю-у-у-ди!!!

Стихла музыка. Рассосался дым. Народ стал карнавалом теней: отодвинулись, налились прозрачностью. В ушах гулко зазвенело, ударило зеркалом об асфальт. А у стойки бара, одна-одинешенька в минутной пустоте, стояла королева-мать – Ее Бывшее Величество, Тамара Польских, совсем-совсем старая. Глядя с жалостью на беспутного дофина Влада Снегиря, попавшего как кур в ощип. Конкретно. Без вариантов.

Аж душа опрокинулась от ее жалости.

С Тамарой Юрьевной мы познакомились одиннадцать лет назад на семинаре в гурзуфском Доме творчества. Январь, Крым, кипарисы в снегу… Я, по тем временам полный Чижик, был приглашен за счет устроителей – в качестве племени младого, подающего надежды, – и заглядывал всем в рот, готовый в случае чего подать не только надежды, но и пальто. Впрочем, чиркая перышком в блокноте, тайком я сочинял гадкие стишки про местные нравы, теша гордыню. И одну ли гордыню?

Помнится:

Мы живем хоть на горе,Но отнюдь не в конуре —В этом Доме творчестваПомирать не хочется!Для расстройства нет причин,Так что, братец, не кричи:Фантастических здесь женщинВтрое больше, чем мужчин!А мужчины, бросив муз,Открывают в горле шлюз:Член СоюзаПьет от пуза,А уж пузо – как арбуз!..

Тамаре Юрьевне тогда стукнуло сорок пять, и поговаривали, что баба ягодка опять. В смысле, крепко поведена на постельных делах. Правду сказали знающие люди или просто злословили – не знаю. Не сподобился выяснить. Я, мальчик-с-пальчиком, хамоватый юнец, чудом избежал мертвой хватки Польских. Зато в остальном мэтресса оказалась выше всяческих похвал. Попав в ее группу, творческий человек Владимир Чижик живо был выпорот на конюшне, ткнут носом в каждый ляп поименно, узнал много нового о запятых и приучился сносить насмешки со здоровым стоицизмом. Жаль, рукопись повести «Сыграть дурака» с личными пометками Польских, язвительными, точными и обидно-справедливыми, затерялась со временем – взяли к изданию в сборнике «Эфшпиль», прошляпили, сунули в архив, подвалы затопило водой…

Кстати, в одном Тамара Юрьевна прокололась. Я позже узнал: на заседании редколлегии она не рекомендовала мою повесть к изданию. Точнее, к изданию в «Эфшпиле», намеченному к выпуску в мае месяце. С формулировкой: «Произведение, конечно, годится для печати. Но его объем, помноженный на определенную элитарность и умозрительность конструкций, плохо укладывается в ложе изданий, рассчитанных на крупный тираж и, увы, коммерческую цену. Сможет ли, захочет ли автор сократить текст хотя бы вдвое?! Но публиковать в сборнике – риск большой».

Ах, мэтресса Польских, подвело вас чутье. Выстрел ушел «в молоко».

«Сыграть дурака», впервые выйдя в свет через три года после вашего приговора, на сегодняшний день выдержала шесть переизданий.

Впрочем, я о другом. Уже в те дни Тамара Юрьевна обладала популярностью, какая нам, сявкам, и не снилась. Народ зачитывался книгами под псевдонимом «Джимми Дорсет» (личина мадам Польских), роман «Последний меч Империи» – случай небывалый! – вышел в двух крупных издательствах одновременно, цикл «Старое доброе Зло» сподобился отдельного коллекционного издания, в кожаном переплете и с цветными иллюстрациями; к буму девяносто шестого, когда фантастика родных осин пошла на взлет, Тамара Юрьевна шумно раскрыла тайну псевдонима, став публиковаться под настоящей фамилией. Издания, переиздания, допечатки, именная серия «Миры Т. Польских»… И в девяносто восьмом – финита ля комедиа. Польских изменила жанру. Ушла в глухой мейнстрим. Практически порвала с тусовкой, ведя жизнь отшельницы. Говорят, много пила. Очень много. Развелась с мужем, второго заводить раздумала. Ее новые книги публиковались по старой памяти: максимум пять тысяч. Допечатки? Не знаю. Вряд ли. Зато королеву долбили письмами, депешами, «телегами» и гласом вопиющих масс: ну! Воспряньте! Взорлите! Как бывало раньше…

Тщетно.

Тамара Польских беспечально и бестрепетно становилась прошлым. Делом давно минувших дней. Едва «Последний меч Империи» подзабылся, окончательно уйдя из розницы, она вновь начала выбираться на конвенты. С удовольствием сплетничала, вспоминала былые проказы. Если просили, давала советы: жесткие, хирургически беспощадные. Не просили – молчала. Никогда не обливала грязью удачливых коллег. Не пила спиртного. Чихала на все премии оптом. И не отвечала на простой вопрос: почему?!

Спрашивать перестали.