Генри Олди - Шмагия

То, что Андреа видел, было невозможно в принципе.

И еще: какая-то мышка снова ускользнула от охотника. Очень юркая мышка…

Силы были на пределе, их уже с трудом хватало на амбит контроль. Колдун начал осторожно выбираться обратно, на поверхность. По мере выхода из транса сфера бледнела, туман рвался клочьями, сквозь обрывки проступила комната…

Туман!

Туман вокруг ауры!

— У нее контужена судьба.

Немой вопрос в глазах отца и дочери.

Корявые, бессмысленные, единственно верные слова.

— Я ничем не могу ей помочь. Просто не знаю — как. Извините.

Они с хозяином долго сидели на крыльце, избегая смотреть друг на друга. Позже Мускулюс, желая разорвать тягостную тишину, осведомился:

— Простите за нескромный вопрос… Чем вы занимались вчера вечером? В покоях супруги? Окно светилось, я случайно увидел…

— Я колдовал, — честно и с достоинством ответил Леонард Швеллер. — Я же говорил вам: делаю что могу. Ладно, пора в красильню. Спасибо, мастер Андреа. Я видел, вы искренне старались. Удачного дня.

Кожевник ушел, а Андреа Мускулюс остался сидеть на крыльце, гадая: у кого из них двоих несварение мозгов? У мастера Леонарда? У мастера Андреа?

У обоих?!

Куда отправляется маг, если ему необходимо связаться с коллегой? Ну, для любителя баллад это не вопрос. Маг запирается в башне из слоновой кости, восемь дней бредет пешком на верхний этаж, берет золотое яблочко, наливное блюдечко, наливает в блюдечко пинту стоялого меда, который сам стоит, а других валит, — и начинает катать. Через строфу, максимум две трубадур выдает припев высоким штилем, и связь обеспечена.

Дамы рыдают, кавалеры в восторге.

Относясь к балладам с презрением реалиста, Андреа Мускулюс для связи с учителем Просперо отправился на площадь Возвышения. Нет, «Хромой Мельник» не манил колдуна. Его вполне удовлетворила пивная палатка напротив шапито. Заказав кружку ванильного «с шапкой», малефик уточнил, что кружка требуется класса «бюргер», вместимостью в один галлон. И без недолива, иначе гость рассердится! Пока заказ отстаивался («с шапкой» без недолива — работа для умельца!), Андреа грыз сухарики и лениво глазел по сторонам. Несмотря на раннее утро, площадь кишела народом. Это как нельзя лучше подходило для его целей.

«Верхнее чутье» после осмотра Ядвиги мало-помалу настраивалось. Требовалось лишь слегка обождать.

Возле шапито галдела ребятня с бабушками. Местами, прожилками мяса в смачном куске сала, толпилась публика почище: офицеры эскадрона конных пращников, расквартированного в Ятрице, местное дворянство, бакалавры Лицея Хирургических Искусств и студиозусы Школы Праведного Судейства, мюнцмайстер с семьей… Особняком стояли гости из Бейзеля — патриции «Общества Попугая», с ними составители и миниатюристы «Библии Карла Лысого». Под оглушительный звон лир и арф, поддержанный с флангов воем толстухи-тубы, циркачи заманивали публику на вечернее представление. «Цирк Уродов» старался вовсю. Ребятня ахала, когда двугорбый эльф с вывернутыми бедрами ходил колесом вокруг цверга ростом в два ярда с четвертью, игравшего на басовой фистуле с дульцем. Рядом баловал, выдавая курбеты и вольты, сивый китоврас Гриня; на его спине творила чудеса гуттаперчевая лилипутка Зизи. Кукольное личико акробатки оставалось неизменно приветливым в самых немыслимых позах. Дети смеялись, офицеры влюблялись, студиозусы кричали «Браво!»

Народ жаждал зрелищ.

«Хорошо, но мало», — оценил ситуацию Мускулюс. Сейчас «avaritia ludus» толпы была ему, как глоток пылающего грога в зимнюю стужу.

— Ваше пиво, сударь!

— Благодарствую, голубчик…

Для начала колдун изловил и подсадил в кружку мелкого лярва-питуха. В обмен на пиво этот паскудник, обычно специализирующийся на жутких мороках, даровал исключительную четкость изображения. Если, конечно, хватало пива и сил держать гада в строгости. Чувствуя тяжелую руку Андреа, лярв притих, не мешая сосредоточению.

— А кто на помосте хочет размять кости? Никого не спрося, хватай порося, — да потом не жалуйся!…

Это было просто подарком судьбы. На помосте, напротив церкви Выноса-Всех-Святых, бирюч-охальник орал в медное хайло, зазывая народ поглядеть турнир по «свинобою», популярному в южных провинциях королевства. Богатыри-участники уже плясали по краям помоста ритуальный танец-хряковяк, размахивая мешками из дерюги. Мешки истошно визжали и дергались. Наконец первая пара бойцов вышла на середину. Низко присев, раскорячась гигантскими жабами-оборотнями, они внимательно следили друг за дружкой, посыпая доски ржаными отрубями. Первым не выдержал конопатый амбал: умело обнажив бойцового поросенка, он закружился вихрем, идя на сближение. Покинув опостылевший мешок и увидев врага, поросенок издал боевой клич, оглушив замешкавшегося бирюча. Но и второй боец не оплошал. В последний момент, когда вопящая тушка должна была ахнуть его в висок, он ушел кувырком, выдергивая свое оружие из пыльных «ножен». Черный и жилистый, его поросенок по дороге тяпнул амбала за щиколотку — и почти сразу, управляемый ловкими руками, всем телом шваркнул противника по спине.

Перехватив свинов «обоеруч», бойцы взялись за открытый обмен ударами.

Кроме молодецкой потехи, это была изрядная статья ятрийского экспорта. Из бойцовых поросят вырастали кабанчики-телохранители, столь ценимые тиранами Дангопеи и сатрапами Ла-Ланга. Набрав вес, не позволяющий более участвовать в боях, и избавившись от бойца-мучителя, могучие, твердые как гранит кабаны проникались преданной любовью к первому же избавителю, готовые отдать за него жизнь. И отдавали, надо заметить, без сожалений и лишнего визга. Про одного такого героя даже была написана знаменитая трагедия в стихах «Телохранитель», вскорости собравшая овации на всех сценах Реттии.

Изрядная толпа ломанулась к помосту, и это явилось последней каплей.

Захватив как можно больше конспект-флюидов, Андреа спрессовал добычу в единый шкворень. Раскаленный от маны штырь пробил кружку насквозь, ища в пространстве одну-единственную цель: Просперо Кольрауна. Пока шкворень проникал все глубже и глубже, едва не прибив увлекшегося пивом лярва, малефик усадил рядом на скамью «именную личинку». В отличие от банальной личины, когда ты под чужим обличьем все-таки вынужден вступать в разговоры или делать вид, что занят делом, «личинка» занималась этим сама, без участия создателя. Вела светские беседы, глазела на помост, отпускала сальности в адрес лилипутки — делая создателя практически невидимым.

«Отшельник на площади».

Помнится, учитель долго вбивал в колдуна сию науку.