Возмездие (СИ) - Злобин Михаил

И продолжалось это достаточно долго, пока я не посчитал, что капитан мне больше не нужен. Прощались мы с ним, можно сказать, на оптимистичной ноте. Я спросил, верит ли Андреев в чудеса, и не желает ли он попытаться вернуться с того света, а затем закатал рукава и принялся за него всерьез. Я выплескивал всю ту мерзкую гниль, что зрела и нарывалась внутри меня, отравляя своим ядом само существование. Она требовала выхода, и щедро изливал ее, пока она не пожрала меня всего. Видимо, именно так погано и отвратительно и выглядит жажда мести…

Что ни говори, а мы, некроманты, крайне живучий народец. Андреев держался очень долго, и даже когда он испустил свой последний вздох, прикрыв рваными веками опустевшие глазницы, я еще чуял, как внутри него живет и пульсирует чужой дар.

Жажда есествоиспытателя требовала от меня проверки догадок еще с тех пор, когда я повстречал того одаренного в «Матросской тишине», и теперь я честно пытался накормить Силой растерзанный труп собрата по проклятью.

Но как бы я ни старался, сколько бы энергии ни вливал, какими бы методами ни пробовал воззвать к чужой сущности, всё было тщетно. Я не сумел добиться от мертвеца ни тишайшего отклика, ни малейшей реакции.

Вспоминая свою остановку сердца в больнице и дальнейшее пробуждение, когда меня коснулась дымка Силы, я надеялся, что при достаточном количестве энергии смерти я смогу воскресить Андреева. Это стало бы самым лучшим подтверждением того, что покуда во мне жив дар, то и власть Костлявой на меня не распространяется. Ну а бонусом можно было бы проделать с капитаном еще раз всё то, что я уже проделал ранее.

Но то ли я слишком сильно усердствовал в процессе его умерщвления, то ли его дар был слишком слаб и ничтожен, чтобы вернуть своего хозяина к жизни, однако растерзанный кусок мяса так безмолвным мясом и остался.

Теперь же, не получив результата в своем эксперименте, я собирался сжечь тело этой мрази и запихать обугленные останки так далеко, куда даже археологи не доберутся спустя столетия. Ревнивая агрессия моего собственного дара по отношению к конкуренту никуда не делась, и всё моё нутро прямо-таки дрожало от необходимости растоптать и уничтожить любые проявления чужой потусторонней сущности, даже если она такая слабая.

Марионетка, сидящий на месте водителя, выкрутил руль влево, загоняя машину во дворы, чтобы объехать наглухо перекрытый правоохранителями участок дороги. Тут, несмотря на вполне еще рабочее время, обе стороны дороги были беспросветно уставлены припаркованными автомобилями. Так что нам пришлось сильно снизить скорость, чтобы не зацепить чей-нибудь транспорт, и буквально ползти между двумя разноцветными металлическими вереницами.

Откинувшись на дурманяще пахнущие свежей кожей великолепные сидения, я стряхнул едва заметную пылинку с рукава своего нового кашемирового пальто. Сафаров оказался крайне ценным для меня приобретением, и теперь благодаря его богатству я мог позволить себе жить, как и до всех произошедших со мной злоключений. Даже еще лучше.

Немного стыдно признавать, но те немногочисленные активы Сафарова, что находились в России, превышали всё моё состояние в лучшие годы в десяток раз. А если присовокупить к этому всё зарубежное имущество, на его родине, в Европе, Америке, Азии… да у него чуть ли не в каждом уголке света было по дому или хотя бы квартире! То можно было смело сказать, что Тугай оказался состоятельнее меня в неисчислимое количество раз. Но теперь, когда он стал покорным покойником в моей армии, все его состояние принадлежало лишь мне одному.

Впрочем, особой нужды в деньгах я не испытывал, поскольку мои тысячи легионеров не требовали за своё служение оплаты, а всего остального, что могло бы мне понадобиться, уже нельзя было купить за деньги.

С тех пор, когда счет в моем мертвом войске пошел на десятки тысяч, я ненароком обвалил рынок нелегального вооружения в столице. Львиная доля в этом грязном бизнесе принадлежала Золотой Десятке, и я без малейших раздумий изъял весь их товар, вооружив столько зомби, сколько было возможно.

А свято место, как известно, пусто не бывает. И как только из продажи пропали едва ли не все стволы, в Москву со всех сторон хлынули другие предприимчивые дельцы, везя с собой трофеи былых мировых конфликтов. Самый плотный оружейный трафик был с юга — с нашего Кавказа и соседнего Еревана. Везли всё, до чего могли дотянуться, не взирая на стократное ужесточение досмотра на въездах в город. Хотя нужно сказать, что это «всё» было образцами не самого лучшего качеств. В большинстве своем гранаты, тротиловые шашки, фугасные взрыватели и старенькие тронутые ржавчиной автоматы. Изредка попадались мины, но в большинстве своем они были противопехотными. Найти что-нибудь более серьезное, например, РПГ, винтовки или пулемёты калибром покрупнее, было практически невозможно.

Но я не брезговал скупать абсолютно все, до чего только дотягивались мои мертвецы. Где не удавалось сторговаться, или где меня пытались надуть, оставшись и с моими деньгами, и со своим товаром, я не церемонился. Желающие кинуть легионеров умирали быстро, но я бы не сказал, что безболезненно. С остальными же, я расплачивался честно и щедро, закладывая фундамент для будущего сотрудничества, чтобы жадные продавцы оружия как можно скорее свозили в Москву весь свой арсенал.

И вот теперь, после созданного мной же дефицита, стоимость даже самых обычных стволов на черном рынке достигла просто беспрецедентного уровня в истории страны. Но даже многократное подорожание это не смогло удержать эту нелегальную нишу от краха. Спустя некоторое время, пропало из продажи даже оружие времен второй мировой войны, годное только на то, чтобы стать музейными экспонатами.

Но были у меня некоторые прикидки, где можно разжиться стволами на всю свою когорту, да только я не знал, как туда подступиться, не выдав потустороннюю природу своих легионеров. А мои марионетки, особенно из тех, кто имел военный опыт, были твердо убеждены, что оружие мне очень даже понадобится. Причем, весьма скоро. И чем весомее будут стволы в моем арсенале, тем лучше.

Неспешный ход моих размышлений прервало внезапное появление троицы полицейских, вышедших из подъезда прямо перед нашим авто. На своих плечах они несли укороченные автоматы, а сами были облачены в голубоватую пиксельную форму, которая в подступающих сумерках выглядела серо и малозаметно.

Черт, как же неудачно вышло. Вышли ни раньше, ни позже, а прямо перед моим носом. Так можно ведь и в случайности начать верить…

Однако неудачным обстоятельством это было вовсе не для меня, а для них. Привычку ездить по городу вслепую я похоронил уже давно, и сейчас у меня в округе было сосредоточено достаточно сил, чтобы не оставить от полицейских даже мокрого места.

Тем не менее, переполошить всю округу стрельбой, а потом сломя голову удирать от поднятой по тревоге погони мне не очень-то и хотелось. Еще меньше мне хотелось опять спускаться в грязное и зловонное подземелье, чтобы по грязным коллекторам ползти, подобно дождевому червю, избегая нежелательных встреч.

На свою беду, стражи порядка не могли не обратить внимание на чересчур дорогой автомобиль для этой местности, который из антуража безликого дворика выбивался также сильно, как сверкающий рубин, лежащий поверх навозной кучи. Взыграла ли в них классовая ненависть на пару с желанием доставить богачу проблем, пользуясь чрезвычайным положением, или они действительно так рьяно исполняли свой долг, но вся троица кинулась прямо нам наперерез, активно жестикулируя и требуя остановиться.

Мертвец за рулем послушно притормозил, а я с некоторой долей любопытства стал ждать дальнейшего развития событий. Страха или беспокойства во мне не было совсем. У меня вообще появилось стойкое подозрение, что я утратил большинство из своих чувств, вместо которых осталась лишь их жалкая имитация. Я разумом вроде и понимал, что в той или иной ситуации должен был ощутить, но моё сознание оставалось холодным и невозмутимым, как поверхность подернувшегося льдом лесного озера.