Кейт Ивен - Кварталы Нелюдей

— И моя вэмпи, — щурясь на ветру, я продолжала смотреть вдаль, — тоже какой-то аналог души?

— Да. Она может затолкать тебя на самое дно тебя самой и прожить в твоём теле твою жизнь. Если бы Лал была менее сильной, такого б не было, и её подарок проявлялся бы сильными эмоциями, возможно, аффектами.

— Значит, — я продолжала скрипеть мозгами, — я не вэмпи, а человек с вэмпи внутри?

— Не совсем. Твоё тело — тело вэмпи, точнее, постепенно становится им. Но твоя душа — человеческая, существующая бок о бок с подарком Лал, — он взял мою руку в свою и ощутимо напрягся. — Что случилось? Тебя трясёт, и не говори, что это от холода.

Я покачала головой:

— Не от холода. Точнее, не только от холода.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Нет.

Странно, но я не хотела, чтобы он знал о шрамах Лэйда, о нашем с ним разговоре и прочем, прочем, прочем… Может, мне казалось, что он не поверит мне, а может, ему просто лучше не знать ничего этого.

Но ты сама можешь сказать, почему? Почему ты вдруг не доверяешь ему?

Не знаю.

Это опять твои игры в театр и декорации?

Нет, вовсе нет.

— Что случилось, девочка моя? — прошептал Виктор, наклонившись ко мне. — Тебя даже не трясёт — дёргает.

Я посмотрела в его глаза и ответила:

— Наверное, я боюсь. Саму себя.

Он нежно улыбнулся и щёлкнул меня по носу:

— Не бойся. С твоим упрямством она вряд ли возьмёт над тобой вверх. Если, конечно, ты сама ей не позволишь.

— Хочется в это верить, — проворчала я и неожиданно ляпнула. — А ты помнишь своего отца?

Снизу вверх я могла наблюдать, как брови Наблюдателя изумлённо поползли вверх. Но он моргнул, посмотрел куда-то далеко-далеко, дальше горизонта и времени, а потом задумчиво ответил:

— Нет, не помню. Абсолютно. А что?

Я неопределённо пожала плечами. Я сама толком не могла понять, почему я задала этот вопрос и что хотела этим самым вопросом сказать Виктору. Это знаете, неосознанно: брякнула и всё, расхлёбывай.

— А ты своего помнишь?

Прикрыв глаза, я задумалась.

— Нет, не помню. Слова, поступки — ещё смутно помню, но внешность и интонацию голоса — нет, как будто их стёрли из моей памяти, — ответила я.

Но почему-то мои собственные слова меня не пугали и не удивляли. Память о папе… да, это хорошо, но если Виктор рядом, зачем она мне?

— Ладно, — вздохнул он, — а теперь возвращайся в зал к своим гостям.

— Зачем? — протестующе посмотрела я ему в глаза. — Что мне делать среди этих вальсирующих аллигаторов?

На мгновенье его брови образовали идеальные дуги под светлой чёлкой, а глаза изумлённо округлились, но он тут же справился с собой и довольно расхохотался:

— Аллигаторы? Да нет же, маленькая, как раз сегодня у Даладье собрались золотые рыбки: самые близкие, самые лучшие друзья и знакомые

— иначе б никто не позволил себе напиваться до такого свинского состояния. Львиному обществу Роман-Сити и прессе тебя представят только потом.

Припомнив сливки из голливудских фильмов, насчёт свинского состояния я согласилась.

— И всё равно не хочу! — упрямо мотнула я головой и буквально повисла у него на руках, умоляще глядя в эти родные глаза. — Пошли лучше погуляем в парк, ну пожа-алуйста!

— Маленькая непослушная девчонка! — внезапно его руки оказались на моей талии, и он легко подбросил меня в воздух, как подбрасывают маленьких детей, а потом так же легко поймал. Я не успела даже испугаться, только в груди ёкнуло сердце и растеклось тягучее, карамельно-сладкое счастье.

Глядя на него сверху вниз, я неожиданно рассмеялась так, как смеются дети и как сама не смеялась уже лет четырнадцать: громко, неприкрыто и с оттенком радостного визга. Меня не волновало то, что нас может услышать кто-то из «аллигаторов», меня вообще ничего не волновало: ни холодный ветер, ни мои ощущения во время игры в вист.

Наблюдатель закружил меня, словно я была двухлетней девочкой, а не пятнадцатилетней пигалицей, и я смеялась, как малое дитя, ещё не умеющее толком говорить и выражающее радость одним только смехом.

— Видишь Москву? — он безо всяких усилий поднял меня так высоко, как позволял его рост, и я, болтая ногами, со смехом кивнула:

— Вижу! Москву и Красную Площадь!

Только тогда он поставил меня на ноги и опять укутал плащом. Как птенец нахохлившись в его объятьях, я счастливо рассмеялась. А он улыбался мне, и эта улыбка сияла в полумраке как моя Счастливая звезда, одна-единственная, но самая лучшая. И эта холодная ночь была самая лучшая, потому что только холод лучше всего в мире позволяет осознать тепло.

— Иногда мне кажется, — шепнул Наблюдатель, — что если бы моя Энджи была жива, она была бы именно такой весёлой и взбаломошенной, как ты, а я был бы для неё самым лучшим отцом в мире.

— Если бы мой отец был жив, — уткнувшись лбом в его тёплую грудь, тихонько ответила я, — то я была бы для него самой лучшей в мире дочерью.

«Но мой отец мёртв» -

«И моя дочь — тоже» -

«Значит, я буду для тебя самой лучшей в мире дочерью» -

«А я для тебя — самым лучшим в мире отцом» — эти слова, так и не произнесённые вслух, всё-таки были сказаны и услышаны.

— А сейчас иди танцевать вместе с остальными. Иди, веселись, ведь сегодня твой день, — произнёс Виктор и погладил меня по щеке.

— А как же наставления, типа: много не пей, с мальчиками шашни не води? — весело прищурилась я.

— Много не пей и не води шашни с мальчиками, — с наигранной строгостью произнёс Виктор, глядя на меня с лицом ну почти что Крыс-сестёр, — а то видал я, как на тебя косится Князь Клана Белых Тигров.

С восторгом рассмеявшись, я переплела пальцы рук с его пальцами и, привстав на носочки, заглянула в его щурящиеся от смеха глаза с наивностью ребёнка.

— А если бы ты мог, ты бы танцевал сегодня со мной? — спросила я.

— Конечно, девочка моя, ведь ты сегодня самая красивая дама на этом балу. Самая-самая, — он коснулся лбом моего лба и подтолкнул меня в сторону двери. — А теперь иди, танцуй. Я хочу видеть, как ты улыбаешься.

И я пошла, и я танцевала. А он видел мою улыбку и беззвучный крик моих глаз:

— Смотри! Я танцую — для тебя! Смотри! Я живу! Для тебя!

— F*ck your money! F*ck your position!F*ck your obsession! I don't need that shit!

— хрипловато орал мой старенький магнитофончик, удобно развалившись в кресле. Почти развалившись: думаю, полгода он ещё проработает, а потом… потом в Академии Наблюдателей Мрака мне он будет не нужен.

— Тур, левую руку на третий красный кружок! — бодренько скомандовала Киара со своего насеста (подушки на подлокотнике дивана).