Сказка - Стивен Кинг
Улицы приводились в порядок, мусор и каменные обломки убирали с дороги. Сотни людей, которые пришли в город помочь свергнуть гнилое правление Элдена, разъехались по своим городам и фермам, но им на смену пришли сотни других, готовых исполнить свой долг перед королевой Лией, прежде чем вернуться в свои дома в Приморье и Деске. Мне это напоминало проекты УКВР51, о которых я читал в школе. Они мыли окна, засаживали сады, и кто-то, разбирающийся в водопроводной системе, запустил фонтаны, один за другим. Мёртвые, не находившие покоя, были перезахоронены. Некоторые магазины снова открылись. И ещё больше должны были открыться. Голос Персиваля всё ещё звучал невнятно и искажённо, иногда его трудно было понять, но я избавлю вас от этого.
– Стекло в трёх шпилях меняется с каждым днём, принц Чарли! От этого уродливого тёмно-зелёного до синего, каким оно было в прежние времена! Умные люди, которые помнят, как раньше всё работало, снова протягивают трамвайные провода. Пройдёт много времени, прежде чем вагончики снова побегут, а эти чёртовы штуки всегда ломались даже в лучшие времена, но всё равно приятно.
– Я не понимаю, как они ездят, – сказал я. – Там же нет электричества, кроме того маленького генератора на одном из нижних уровней дворца, который, как мне кажется, принёс мой друг мистер Боудич.
Персиваль выглядел озадаченным. Он не понимал слово «электричество», которое было произнесено скорее на английском, чем на эмписийском.
– Энергия, – сказал я. – Откуда трамваи берут энергию?
– О! – Его лицо, бугристое, но идущее на поправку, просияло. – Энергию, конечно же, дают станции. Это…
И теперь он произнёс слово, которое не понял я. Перси понял это, и изобразил рукой волнистое движение.
– Станции на реке, принц Чарли. На ручьях, если они большие. И на море – о, там есть огромная станция в Приморье.
Думаю, он говорил о какой-то форме гидроэнергии. Если да, то я так и не понял, как она накапливалась. В Эмписе было много такого, что осталось для меня загадкой. По сравнению с тем, как он вообще мог существовать – и где – вопрос о накоплении энергии казался пустяковым. Почти бессмысленным.
3
Солнце вставало, солнце садилось. Люди приходили, люди уходили. Некоторые мёртвые, а некоторые живые. Та, кого я больше всего хотел увидеть – та, кто ходила со мной к колодцу – не приходила.
Но однажды она появилась. Гусиная девушка, которая теперь была королевой.
Я сидел на балконе за занавесками, глядя вниз на центральную дворцовую площадь, и вспоминал неприятные вещи, когда белые занавески качнулись наружу, а не внутрь, и она встала между ними. На ней было белое платье, её худую (всё ещё слишком худую) талию опоясывала тонкая золотая цепочка. На её голове не было короны, но на одном пальце я заметил кольцо с бабочкой. Я догадался, что это печатка королевства, одновременно служившая регалией, чтобы не таскать на себе тяжёлую золотую корону.
Я встал и поклонился, но прежде чем успел приложить руку ко лбу, она взяла её, сжала и поместила между своих грудей.
– Неа, неа, не нужно, – сказала Лия с такой идеальной интонацией простого рабочего, что я рассмеялся. Её голос всё ещё был сиплым, но уже не надсадным. Правда, прекрасный голос. Думаю, он звучал не так, как до проклятия, но всё равно приятно. – Лучше обними меня, если позволит твоя раненая рука.
Рука позволяла. Я крепко её обнял. Почувствовал слабый запах духов, что-то вроде жимолости. Мне казалось, я мог бы обнимать её вечно.
– Я думал, ты не придёшь, – сказал я. – Думал, ты отвергаешь меня.
– Я была очень занята, – ответила она, но отвела глаза в сторону.
– Посиди со мной, моя дорогая. Я хочу посмотреть на тебя, и нам нужно поговорить.
4
Примерно полдюжины сиделок, которые ухаживали за мной, были отпущены для выполнения других обязанностей – в течение недель после падения Летучего Убийцы недостатка в работе не было, – но Дора осталась. Она принесла нам большой кувшин эмписийского чая.
– Я много пью, – сказала Лия. – Сейчас мне уже не больно разговаривать… ну, если только чуть-чуть… но у меня всегда сухо в горле. И мой рот – ты и сам видишь.
Он больше не был сросшимся, но остались грубые шрамы, которые никуда не исчезнут. Её губы представляли собой заживающие раны, покрытые тёмно-красной коркой. Уродливая язва, через которую она питалась, почти полностью сошла, но её рот никогда не будет полностью подвижным, точно так же, как у Вуди не восстановится зрение, а Клаудия не сможет в полной мере слышать. Я вспомнил слова Стукса: я никогда больше не буду красивым. И королева Лия из рода Галлиенов – тоже, но это не имело значения. Потому что она была прекрасна.
– Я не хотела, чтобы ты видел меня такой, – сказала она. – Когда я нахожусь с людьми – кажется с утра и до ночи – я едва удерживаюсь, чтобы не спрятать лицо. Когда смотрю в зеркало… – Она подняла руку. Я взял её, прежде чем она успела поднести руку ко рту, и решительно положил ей на колено.
– Я бы с радостью поцеловал тебя, если бы это не причинило боль.
Она улыбнулась в ответ на это. Однобоко, но очаровательно. Может быть, потому, что улыбка была однобокой.
«Я всё равно люблю тебя», – подумал я.
– Сколько тебе лет? – Конечно это был нахальный вопрос для королевы, но мне нужно было знать, на какую любовь рассчитывать.
– По крайней мере, вдвое старше тебя. Возможно, ещё старше.
Я подумал о мистере Боудиче.
– Ты ведь не крутилась на солнечных часах, правда? Тебе же не сто лет или типа того?
Она выглядела удивлённой и испуганной одновременно.
– Никогда. Никто не ступает на солнечные часы, потому что это опасно. Когда на Поле Монархов проходили игры и состязания – и это случится снова, хотя сначала предстоит много работы по восстановлению, – солнечные часы были
