Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

Вскакивал с дивана и метался по комнатам, окрылённый жаждой мести и преобразований. Находившись, плюхался обратно. Нет, не реально — Билли никогда не подбить на эту авантюру. Скорее всего, он и разговаривать со мной не станет — умыкнёт из Зазеркалья, и дело с концом. Да, так и будет — надо знать виртуального всезнайку.

И я ломал голову, как улестить, убедить, обмануть Билли, потому что без его помощи эту гору проблем вряд ли осилить. Может, со временем — сейчас сдаться на его милость, а через какой-то срок, замирившись, вернуться сюда и исполнить всё задуманное.

Вернуться надо обязательно — бог с ним, Борисовым — Наталью не мог бросить с Катюшей на произвол зазеркальной судьбы. А теперь вот Елена….

Пили чай. За окнами смеркалось.

Звонок в дверь.

Елена метнула на меня встревоженный взгляд и в прихожую.

— Кто там?

— Нам бы Алекса…. Кхе…. Кхе…. Гладышева.

Я понял — за мной пришли, и поднялся из-за стола. Елена на грудь, обвила шею руками:

— Мы не откроем.

— Они выломают дверь.

— Позвоним в милицию.

— И не вздумай — подпишешь нам смертный приговор. Пусти — попробую договориться.

— Они убьют тебя.

— Это не так просто сделать (без оптимизатора-то?).

— Я не хочу тебя терять. Не могу. Мне не пережить этого.

— Лена, — расцепил её руки. — Ты пытаешься лишить меня мужского права отвечать за свои поступки.

И от порога:

— Если не вернусь, исчезни из города — эти люди свидетелей не оставляют.

Махнул рукой — не светись в проходе — и открыл дверь:

— Чем могу быть полезен, господа?

Господ было двое — атлеты с бритыми черепами и руками от гориллы.

— Спустимся, потолковать надо.

В "Мерседесе" у подъезда поджидали ещё двое. Меня определили на заднее сидение и стиснули широкими плечами. Дело швах, подумал с тоской. А будь у меня оптимизатор….

Город наряжался в ночное убранство неоновых реклам. Чёрный мерс катил по залитым светом улицам, и тихий бит его приёмника отстукивал последние мгновения моей жизни. Высотки кончились, коттеджная окраина. Если свернуть сейчас налево, можно проехать к моему дому. К нашему с Наташей. Возможно, уже бывшему.

Вырулили на федеральную трассу, повернули в сторону областного центра. К Сан Санычу на разборки? Возможно, если он сорвался от Хозяина — повязан был вместе с остальными законниками. Значит, будет разговор. Был бы приказ замочить — мочканули без церемоний.

Только подумал, "мерс" прижался к обочине и остановился. Водитель выключил мотор и приёмник. Стало тихо и грустно. Где ты, ярко прожитая жизнь Зазеркалья, смертный одр и строй рыдающих потомков? О, дайте, дайте мне оптимизатор! Ария умирающего идиота. Сейчас ткнут перо под локоть и выкинут в кювет. Прощай этот свет, здравствуй тот!

Сидящий рядом с водителем не спеша опустил высокий ворот пальто, повернул узнаваемое лицо.

— Здравствуй, Лёшенька, друг любезный, — дребезжащий и скрипучий, как несмазанный колодезный ворот, голос Смотрящего за областью. — Похоронил, небось, грешного?

— Здравствуй, Сан Саныч. А я думаю, что за люди, чего надо?

— Сыкнул, признайся.

— Школу жизни я экстерном кончал, но усвоил твёрдо — не верь, не бойся, не проси.

— Ну-ну, а ответь-ка мне, Лёшенька, где пацаны твои, расскажи, как Макса сдал.

— Не шей напраслину, Сан Саныч, — менты всех повязали.

— Но ведь была же сука.

— А Большой Сходняк кто ментам слил? Кто команду дал паханов вязать? Этот наезд в Кремле планировался, и кердык Движению идёт по всей стране.

Смотрящий за областью вздохнул тяжко и, помолчав, спросил:

— На чёрный день припас чего? Ты ведь у нас предусмотрительный.

— Увы. Кто о них подумать мог — чёрных днях? Всё, что зарабатывали, каждую копейку в дело.

— Общак поганые нашли?

— Не было общака. Все деньги в производственных активах.

— Крысятничишь?

— Зачем? Была ж команда — внедряться, развиваться….

— Как от ментов отмазался?

— Фээсбэшники прикрыли, сказали, городу нужен.

— Сами что ль?

— Сказал, что знаю — остальное догадки.

Сан Саныч задумался. Мне показалось, напряжение спало. Может, договоримся?

— Деньги край нужны, — заскрипел Смотрящий за областью. — Лимонов десять сможешь вытащить из дела?

— Ни копья. Компаньон кинул. Остался за бортом, без денег, без "Алекса"….

— Пургу несёшь.

— Если бы.

— Пришить суку.

— Ничего не изменит — я потерял юридические права на предприятие.

Кажется, он поверил — смолчал о грызунах.

— Дом продай. Макс сказывал, зашибись хазу надыбал.

— На десять лимонов не потянет, да и не продать его — прав собственности нет.

— Выходит, ничего у тебя нет — гол, как сокол, — Смотрящий покачал головой. — Чем думаешь заниматься?

— Вот и думаю, чем заняться.

— Поехали со мной — один хороший скачок, и мы опять при бабле.

— Гоп-стопник из меня, Сан Саныч, никакой.

— Ну, зачем же шинкарить? Мы банк возьмём. Ведь ты же голова — чего-нибудь придумаешь.

— Думаю, Сан Саныч, криминал нынче не в моде — чистый надо бизнес заводить.

— Сорваться хочешь?

— Дело хочу вернуть, подло отнятое.

— От нас обратной дороги нет — только на мазарки.

— Все под Богом.

— Не очкуешь. А если мы вернёмся, бабе твоей сиськи отрежем и голой по улице бегать заставим.

Я молчал, не зная, что ответить — а ведь могут.

— Обеих баб и соплячку. Чего молчишь?

— Не вижу смысла в словах и логики — с дуру, как говорится….

— Ссученный ты — вот и вся логика.

— Это вы напрасно, Сан Саныч. Движению я не изменял, своих не закладывал. Почему на воле? Пытаюсь понять, потому и хоронюсь.

— Что же мне с тобою делать, Лёшенька? — после очередной паузы заскрипел беглый вор в законе. — Язык оторвать да Кудияру отправить?

— Пришить всегда успеете, если вину докажите, а поверите, так есть надежда, что, скажем, через полгодика смогу добыть требуемую сумму.

— Через полгодика? Далеко загадал. Где тебя искать потом? И где будем мы?

— Раньше не получится. Да и этот срок весьма оптимистичный.

— Грамотный ты, Лёшенька, а значит хитрый. Будем считать, обвёл ты нас вокруг пальца: мы тебе поверили и отпустили. А, пацаны, поверим и отпустим?

Пацаны молчали.

— Ступай. Дойдёшь до дома-то — уж больно не охота возвращаться?

Я? Отсюда? В мгновение ока — вон они, огни города.

Одна из горилл выбралась на обочину, освобождая путь наружу для меня. Эх, ма, неужто отбрехался? Сердечко сладко ёкало, и ручонки тряслись, когда подался наружу.