Вера Камша - Лик Победы

Дикон стоял на усыпанной бурыми листьями аллее, и ему казалось, что сейчас из-за поворота вылетят два жеребца – черный и белый, раздадутся громоподобный рык Йоганна Катершванца и рассудительный голос Норберта, язвительно засмеется Берто Салина, из каплицы, придерживая полы сутаны, появится отец Герман, а у щербатой лестницы разляжется важный кухонный кот.

– Сударь, какие будут распоряжения?

Какой же он дурак, размечтался и забыл, что на него смотрят солдаты. Не хватало, чтобы про Повелителя Скал начали болтать всякий вздор, довольно и того, что он был оруженосцем Ворона. Запятнать репутацию просто, куда трудней смыть пятно. Юноша небрежно махнул рукой:

– Едем к дому. Скорее всего, там никого нет, но проверить стоит.

Он ошибся – слуги оказались на месте, хотя капитан, священник и менторы разбежались. Невзрачный серенький человечек равнодушно поклонился и застыл, ожидая то ли вопросов, то ли приказаний, и юноше стало неуютно. Умом Дикон понимал, что лаикские мышата ему теперешнему не указ, это он может сделать с ними все, что угодно: наградить, выгнать, повесить, но как же трудно отшвырнуть прошлое. Молодой человек с трудом заставил себя взглянуть в остренькое личико. Как звали слугу, Ричард забыл, у него всегда была плохая память на имена.

– Кто сейчас находится в Лаик?

– Только слуги, – поклонился «мышонок», – господа изволили уехать.

– К вечеру в поместье прибудет его высочество Альдо Ракан со свитой. Потрудитесь подготовить апартаменты и приличный ужин.

– Будет исполнено, – ни удивления, ни волнения, ни хотя бы любопытства. – Прикажете вызвать повара?

– Зачем? – не понял Ричард.

– Обсудить ужин, – пояснил «мышонок».

– Его высочество любит острое и жареное, – бросил Ричард, которому внезапно захотелось выскочить из промозглого полутемного вестибюля на лживое осеннее солнце. – И протопите как следует, а то здесь как в могиле.

– Будет исполнено, – заверил слуга. – К которому часу ожидать его высочество?

– К вечеру, – бросил Дикон, пулей вылетая на террасу, – часам к семи.

На двери висел устрашающего вида амбарный замок, ставни тоже были заперты, а дверной колокольчик снят. Ни письма тебе, ни хотя бы знака, вот и решай после этого, кто у нас мать, а кто мармалюка.

Луиза прошлась по увядшему палисаднику, загребая ногами желтые листья, постояла у грядки дриксенских астр, подняла ветку с рогулькой, подперла покосившийся куст чубушника. Больше кавалерственной даме на улице Хромого Цыпленка делать было нечего, разве что сломать дверь, но зачем? И так понятно, что господин граф, уезжая из Олларии, прихватил с собой внуков и любовницу, а любовница уволокла все мало-мальски ценное. Мать по собственной воле с места бы не двинулась, но, двинувшись, утащила с собой все.

Куда они уехали? Земли Креденьи на юге Эпинэ, вряд ли отец рискнул пробираться через мятежные графства. Скорее всего, отец удрал или в Придду, или на юго-запад в Рафиан. Как бы то ни было, Амалии, Жюлю и Денизе ничего не грозит, хоть какая-то радость.

Госпожа Арамона поправила бледно-лиловую алатскую шаль и вернулась к крыльцу, где скучал сопровождавший любимую подругу ее величества теньент. Офицерик ужасно гордился новеньким мундиром и горел желанием услужить. Совсем как Герард. Хорошо, что сын в Урготелле, еще лучше, что младшие с господином графом, и плохо, что Селина в Олларии. Нужно быть последним дураком, чтобы не согласиться с экстерриором и геренцием и остаться в столице. Манрики, конечно, не подарок, но лучше злая собака, чем добрый волк.

– Сударыня, – будь у теньентика хвост, он бы сейчас колотил им по бокам, – вам помочь?

– Буду весьма признательна. – Госпожа Арамона умело подобрала юбки и позволила подсадить себя в карету с королевскими гербами. Порадовалась бы Аглая Кредон придворным успехам своей дочери или наоборот? Маменька была непредсказуема, она искренне негодовала на дочерей, не унаследовавших ее красоту, но, будь все иначе, почувствовала бы себя ограбленной.

– Госпожа Арамона, мы возвращаемся во дворец?

– Сначала заедем в особняк Алва. Это…

– Сударыня, – тявкнул сопровождающий, – я знаю этот дом.

Еще бы! Все гвардейские щенки бегают любоваться на обиталище Первого маршала.

Теньент галантно закрыл дверь и вскочил в седло. Кучер взмахнул кнутом и оглушительно взвизгнул, госпожа Арамона вздрогнула – она так и не привыкла к тому, что знатных персон возят с дикими воплями. Сытые лошади тронулись с места упругой, слаженной рысью, и женщина отодвинула алую занавеску, разглядывая проплывающие улицы.

Утром занятая предстоящим разговором Луиза по сторонам не глазела, прикидывая, как убедить Аглаю Кредон взять внуков и уехать в провинцию. Оказалось, она со своими советами опоздала, все сделали без нее. Это было правильно, хотя и обидно, зато теперь госпожа Арамона с чистой совестью могла смотреть в окошко, и она глядела, замерзая от наползавшего страха. Шумная, уверенная в себе столица, которую не сломил даже бунт, меньше чем за два месяца превратилась в собственную тень. Женщина узнавала улицы, дома, вывески, но все казалось полумертвым. Оллария напоминала дом, в котором побывал выходец.

Уличные торговцы почти исчезли, их место заняли гарнизонные караулы, да не обычные из двух-трех крутящих усы стражников, а усиленные. Угрюмые солдаты в касках и кирасах, настороженно оглядываясь, длинной вереницей топали вдоль запертых домов. Выглядели они внушительно, но можно ли было им доверять?

Фердинанд в столичном гарнизоне не сомневался. Увы, его величество отличался добротой, но не проницательностью. Даже странно, как он обхитрил Манриков и Колиньяра, спрятавшись так, что его не нашли. Видимо, потайные комнаты, о которых знают только короли, существуют на самом деле. Вот бы найти одну такую, натаскать туда еды и закрыться с девочками до возвращения герцога, а еще лучше – отрастить крылья и улететь в Урготеллу. Если идет гроза, нужно прятаться под крышу, если идет война, надо бежать, но попробуй это объяснить развоевавшемуся королю.

За окошками поплыл Старый королевский парк: голые деревья, кованая решетка, каскады, гроты, живые изгороди… Столичные садовники обожали кусты рособьянки, Луизе они тоже нравились, но сегодня красные ягоды среди темной неувядающей зелени казались каплями крови. Глупости, при чем здесь кусты, дело не в них, а в страхе. Дурные предзнаменования и приметы на самом деле живут в глупых головах, стоит испугаться – и тут же приснится что-то непотребное, погаснут свечи, прольется молоко, влетит воробей. От Октавианских праздников ничего плохого не ждали, вот и обошлись без предчувствий, зато теперь в каждой кошке видится Леворукий.