Анастасия Pooh - Исчезнувшая стихия

- Потом мы оказались во дворце, - таким же бесцветным голосом продолжала рассказывать Сид, - Меня сначала поселили в комнате в западном крыле и приставили ко мне служанку - милую по большому счету девушку, вот только справиться со мной она не могла. Я не ела, не реагировала, когда ко мне обращались, и все еще кричала по ночам. Около месяца я практически не выходила из комнаты и если не плакала, то сидела, уставившись в одну точку. Было плохо. Очень. Однажды как раз в такой момент ко мне зашла Сибилла и приказала меня одеть и умыть. Я пыталась с ней поговорить, спросить что-то про отца, узнать, когда мне можно будет вернуться домой. Но фея, услышав его имя, отвесила мне такую пощечину, что я потеряла сознание на несколько вдохов. Очнулась я уже на руках у стражника, он нес меня по коридору к кабинету Илии, впереди шла Сибилла. Я помню, что испугалась, когда впервые увидела королеву, испугалась так, что начала отступать к двери. Я никогда не видела такого лица - холодное, каменное, как застывшая маска, словно у трупа. Фрейлины схватили меня за руки и волоком подтащили к ней. Я кричала, я вырывалась, меня душила паника, но сделать я ничего не могла. Они вздернули меня на ноги и начали стаскивать одежду. Святые яйца мне было стыдно, мне было больно, и я ничего не понимала. Я стояла голая напротив Илии и готова была убить либо ее, либо себя.

- Надо было убить ее, - прорычал я, с трудом удерживая ярость.

- Надо было, - горько усмехнулась Диана, - но я не могла даже пошевелиться - меня сковал страх. А она все также безразлично на меня смотрела, потом приказала развернуть меня спиной, потом схватила за подбородок и заставила открыть рот. Зубы! Она рассматривала мои зубы! Словно я призовая лошадь! Я не выдержала. Я попыталась ударить ее по руке. Итогом этой выходки стало то, что назад в свою комнату я шла раздетой. Полностью. На глазах у всего дворца.

- Боги, Диана...

- Нет. Не надо жалости, оно того не стоит, поверь мне, - отрешенно попросила она, - Ты знаешь, это привело меня в чувство. Проснулась злость, впервые после гибели отца дали знать о себе Тени. Я много думала в тот вечер и решила, что в том, как они ко мне относятся, я виновата сама. Через суман ко мне стали ходить учителя. Тогда я думала, что если буду хорошо учиться - Сибилла меня полюбит. Тени, я ведь действительно хотела, чтобы меня любили. Я не перечила, старалась больше не плакать, делала все, что от меня требовали, но спустя три месяца результат остался прежним. Она смотрела на меня как на грязь и обращалась со мной также.

- А Кэссиди?

- Кэссиди стала причиной моей самой страшной беды. Когда она появилась впервые в моей комнате, я подумала, что это чудо. Что ей я уж точно не сделала ничего плохого. Она казалось такой светлой, такой понимающей. Но первые же ее слова тут же расставили все по местам. Она спросила, правда ли, что когда люди умирают, они обделываются, - ярость рванулась из меня густой мутью, за окнами шарахнул гром. Маленькая охотница вздрогнула. - И я не выдержала, вышла из себя, не смогла удержать Дневную. Кэссиди сбило с ног, и она ударилась спиной о дверь. В этот же день надо мной провели обряд Монаршей Дюжины и переселили подальше от жилых зон. Ты должен был видеть, лестница к этой комнате возле кабинета королевы. Маленькое, душное и темное помещение. Но я была рада этой темноте, потому что там, я могла плакать и кричать и никто меня не слышал, а значит не наказывал. С тех пор малейший мой проступок кончался для меня болью. Им даже не нужно было прикасаться ко мне, просто пожелать и я корчилась на полу, где бы ни находилась, - еще один раскат грома, еще одна молния.

- Но я не все равно не оставляла своих попыток. Только теперь уже хотела добиться не любви, но хотя бы простой симпатии. Я не понимала, за что они меня так ненавидят, почему все даже придворные стараются сделать мне больно, высмеивают, унижают. Но я сражалась. Сражалась в войне, в которой, как оказалось, был всего один участник - я. А по ночам я сражалась со своими кошмарами и горем и старалась побороть желание вырвать сердце. Я вела себя хорошо, плохо, по-разному, пробовала не перечить, старалась не плакать, не дерзить, терпела наказания, держала своих теней... Полтора года я делала все, что только можно, прискорбно, но ничего не менялось. А потом в Физалии появились послы, сейчас уже и не вспомню, откуда они были, но встречали их, как самых дорогих гостей. Это был мой первый выход в свет. К тому времени, я уже прекратила себя обманывать и понимала, что я - всего лишь товар. Ничего более. Удобная разменная монета. Я держалась неплохо, терпела глупый наряд весь в кружевах и цветах, терпела боль от шпилек, терпела наглые заигрывания и сальные шуточки, терпела духоту. Возвращаясь к себе, я думала лишь о том, как бы скинуть поскорее туфли и стащить слишком жесткий корсет, а потому не обратила внимания на предупреждение Ночной. Меня схватил один из послов, попытался изнасиловать, - я крепче сжал руки, вокруг ее талии. Молнии за окном били не переставая.

- Не надо, девочка, не вспоминай, - прохрипел я. Я боялся того, что могу услышать дальше. Ненависть к феям росла просто с чудовищной силой.

- Я в порядке, правда, - она приподнялась и заглянула мне в глаза, вымученно улыбнувшись, - вот только ослабь хватку, а то сломаешь мне ребра.

- Прости, - я слегка разжал руки, и она снова положила голову мне на грудь.

- Мы боролись, - продолжала она, - я испугалась, сильно. Сумеречная и Ночная сорвались с цепей. Он пропахал мордой весь коридор, замерев возле лестницы, но все еще продолжал скалиться и тянуться ко мне. И тут меня накрыла ярость, дикая, страшная. Я столкнула его вниз. Помню, как он вскрикнул, помню треск, с которым сломалась его шея, и удивленное выражение лица. Я смотрела, как суетится вокруг стража, как орут остальные члены делегации, как Илия пытается замять инцидент, и думала, что туфли все-таки очень неудобная вещь. На следующее утро я стояла в тронном зале. Меня не стали слушать, не стали ни о чем спрашивать. Илия как-то странно мне улыбалась, и, видя ее улыбку, я хотела убежать, но мне не дали. Она подошла ко мне, обняла и, пока я пыталась отойти от шока, застегнула на мне ошейник. Я сначала даже не сообразила в чем дело. И только, когда вернулась в комнату, поняла, что не слышу, не чувствую теней. Я пыталась его снять, открыть, но лишь содрала себе ногти на руках и исцарапала шею.

- Ты же говорила, что они не знают, кто ты? - я целовал ее пальчики, понимая, что это вряд ли что-то исправит. Но по-другому не мог.

- Они и не знают. Отец всегда говорил мне прятать свои силы. Он повторял это снова и снова, и я прятала, как послушная девочка. Сначала феи думали, что я вообще не владею никакой магией. А после случая с послом, решили, что мне достались возможности отца и просто решили их запереть. Это ужасно, словно у тебя есть рука, но ты не можешь ей пользоваться. Тогда я впервые осталась по-настоящему одна и... сдалась. Я прекратила бороться, сражаться, снова погрузилась в свое горе, боль. Спустя два месяца от меня практически ничего не осталось, - маленькая моя, маленькая храбрая девочка, - Знаешь, это неправда, что последней умирает надежда. Эта сука сдохла первой. Затем ушли остальные чувства - желание жить, вера, ощущения умирали одно за другим. Я не чувствовала запахов, вкусов, все звуки доносились так, словно я накрылась одеялом с головой. Не различала цветов - все стало серым. Не чувствовала холода или тепла, голода и жажды. Я ела, когда мне говорили, училась, скорее по привычке, чем осознанно, отвечала, когда спрашивали, не понимая смысла вопроса. Во мне все умерло, кроме боли, но и ее я уже не воспринимала так остро. Она просто была, как часть меня. Я больше не плакала ни разу, не могла, хотя кошмары все еще снились. Мне кажется, что слезы просто кончились. И знаешь, ненависть - это не страшно, потому, что ненависть - это хоть какие-то чувства. Страшно безразличие. Феям было все равно. И мне тоже стало все равно, плевать на все... жива я, мертва, дышу или нет. Помнишь, я говорила, что после смерти отца я умираю? - я кивнул, - Я ошибалась, я умерла по-настоящему только тогда, - тихо выдохнула Обсидиана.