Роберт Джордан - Великая Охота

— Я все сделаю, — мягко ответила ему Зера. — Тебе нужно идти, Том. Не медли.

Он нехотя кивнул и медленно начал укладывать в пару седельных сум немногие вещи. Пока менестрель занимался сборами, Зера впервые поближе разглядела толстяка, отчасти разлегшегося в шкафу, и громко вздохнула. Том вопросительно взглянул на нее; сколько он знал Зеру, при виде крови она никогда не падала в обморок.

— Том, это не люди Бартанеса. По крайней мере не этот. — Она кивком указала на толстяка. — Ни для кого в Кайриэне не тайна, что вот он работает на Дом Райатин. На Галдриана.

— Галдриан, — отстраненно вымолвил Том. Во что же втянул меня проклятый пастух? Во что втянули нас обоих Айз Седай? Но, значит, ее убили люди Галдриана.

Должно быть, что-то из его мыслей отразилось и на лице Тома. Зера резко сказала:

— Дене нужно, чтобы ты был жив, дурень ты этакий! Вздумаешь убить короля — и ты мертвец, прежде чем окажешься от него в сотне шагов, если повезет добраться так близко!

От городских стен накатил рев, будто орала половина Кайриэна. Сдвинув брови, Том всмотрелся в окошко. За кромкой серых стен, высящихся над крышами Слободы, в небо поднимался толстый столб дыма. Далеко за стенами. Рядом с первой черной колонной несколько серых жгутов быстра вырастали в другую, и чуть подальше появилось еще больше дымовых завитков. Прикинув расстояние. Том глубоко вздохнул:

— Пожалуй, тебе самой тоже лучше подумать о том, чтобы уйти. Похоже, кто-то поджигает амбары с зерном.

— Я пережила в этом городе не один бунт. Давай, Том, пора уходить.

Бросив последний взгляд на укрытое тело Дены, менестрель подхватил вещи, но, когда он сделал шаг к дверям, вновь заговорила Зера:

— В твоих глазах, Том Меррилин, опасный огонек. Представь себе, здесь сидит Дена, живая и невредимая. Подумай, что бы она сказала. Отпустила бы она тебя, чтобы ты дал себя убить без всякого толку?

— Я — всего-навсего старый менестрель, — отозвался он от двери. И Ранд ал'Тор всего-навсего пастух, но мы оба делаем то, что должны. — Для кого бы я мог быть опасен?

Том затворил дверь, которая скрыла женщину, скрыла Дену, и на лице его появилась безрадостная усмешка, больше похожая на волчий оскал. Нога болела, но он не чувствовал боли, полный решимости торопливо спускаясь по лестнице и выходя из гостиницы.

На вершине холма, господствовавшего над Фалме, в одной из немногочисленных рощиц, уцелевших на всхолмье вокруг города, Падан Фейн рывком поводьев остановил свою лошадь. Вьючная лошадь с драгоценным грузом ударила его по ноге, и он не глядя пнул ее в бок; животное фыркнуло и отпрянуло на всю длину повода, который он привязал к своему седлу. Свою лошадь та женщина отдавать желала не больше, чем любой из последовавших за Фейном Приспешников Тьмы хотел остаться в холмах наедине с троллоками, без оберегающего присутствия Фейна. Обе задачки он решил с легкостью. Мясо в троллочьем котле необязательно должно быть кониной. Товарищи женщины и без того были потрясены дорогой по Путям, к Путевым Вратам в давным-давно заброшенном стеддинге на Мысе Томан, и лицезрение того, как троллоки стряпают свой обед, сделало уцелевших Друзей Темного чрезвычайно сговорчивыми и послушными.

С опушки Фейн рассматривал не обнесенный стенами город и усмехался презрительно. Из мешанины конюшен, загонов и тележных дворов, окружающих город, выкатывался, грохоча, один короткий купеческий обоз, пока еще один тем временем въезжал в город, поднимая мало пыли с накатанной за многие годы дороги. Судя по одежде, возницы и немногие верховые рядом с фургонами все были местными, однако у всадников по меньшей мере имелись мечи на перевязях, а кое у кого и копья, и луки. Солдаты, которых Фейн тоже приметил и которых было совсем мало, похоже, не следили за вооруженными людьми, кого они, как считается, завоевали.

Кое-что об этих чужаках, об этих Шончан, он узнал за день и ночь, проведенные на Мысе Томан. Узнал не меньше, чем было известно побежденным. Никогда не составляло большого труда отыскать какого-нибудь одиночку, и они всегда отвечали на должным образом заданные вопросы. У мужчин обычно оказывалось больше сведений о захватчиках, будто они и впрямь верили, что в конце концов отыщется применение их знаниям, но вот, правда, иногда они пытались упорствовать и утаить то, что знали. Женщин же, в общем, интересовали, видимо, обстоятельства их собственной жизни, кто бы ни правил в их стране, но порой они подмечали такие детали, что проходили мимо внимания мужчин. Как только они прекращали вопить и плакать, слова из них просто-таки сыпались. Бойчей всего болтали дети, но редко они говорили что-то стоящее.

Три четверти услышанного Фейн отбросил как полную чушь и раздутые до небылиц слухи, но теперь к некоторым из ранних выводов пришлось вернуться. Да, верно, в Фалме можно входить кому угодно. Вздрогнув, он признал истинность кое-чего из «чуши», увидев, как из города выехало два десятка солдат. Отчетливо животных под седлом разглядеть ему не удалось, но уж лошадьми они точно не были. Они двигались с текучей грацией, и темные шкуры словно блестели в лучах утреннего солнца, как будто отсвечивала чешуя. Фейн вытянул шею, провожая удаляющийся в глубь страны отряд взглядом, потом ударил лошадь каблуками и направил ее в город.

Местный люд, толкущийся среди конюшен, у распряженных фургонов и телег, у огороженных загонов для лошадей, оделял Фейна одним-двумя взглядами. Да и его они нимало не интересовали; он въехал в город, на булыжные мостовые, на улицы, спускающиеся к гавани. Открылся хороший вид на гавань, на стоящие там на якорях огромные, странных очертаний шончанские корабли. Никто не мешал ему, пока он выискивал улицы, которые не были бы ни пустынными, ни многолюдными. В самом городе шончанских солдат было больше. Люди торопливо шагали по своим делам, опустив глаза долу и кланяясь проходящим солдатам, но Шончан до них не снисходили. Внешне, несмотря на обилие на улицах Шончан в доспехах и на корабли в гавани, все выглядело мирным и спокойным, но Фейн ощущал под внешним затишьем скрытую напряженность. А там, где люди боятся и напряжены, он был как рыба в воде.

Фейн вышел к большому дому, перед которым на страже стояло более дюжины солдат. Он остановился и спешился. Кроме одного военного, явно офицера, на большинстве были совершенно черные доспехи, а шлемы своим видом напоминали головы саранчи. По сторонам от парадной двери гигантскими жабами сидели две трехглазые бестии, с кожистой шкурой и роговыми клювами взамен пасти. Рядом с каждой стоял солдат, с груди которого, прямо с доспехов, смотрели на мир по три нарисованных глаза. Фейн поглядел на хлопавшее над крышей окаймленное голубым знамя, на котором ястреб, широко раскинувший крылья, сжимал в своих когтях молнии. Поглядев на знамя, Фейн радостно фыркнул про себя.