Андрей Трегубов - Могло быть и так, или Эльфы тоже люди

— Я просил вас убивать его только в крайнем случае… От него хоть что-то осталось?

— Это и был крайний случай. Серый не желал уходить без ребёнка, мы предлагали. Но теперь две части его тела несут воды Карред-Ирауна, а одна, что с головой, спрятана в кустах на берегу. В середине ночи мы доставили ребёнка к его матери. Они устроены в нашем лагере, с ними всё хорошо…

— Если хоть один волос с её головы… Если её хоть кто-то пальцем… — начал напоказ закипать Генрих.

Подземный странно улыбнулся:

— Я понимаю, о чём ты. Но не волнуйся. У нас давно сложившийся отряд и… определённые отношения. В общем, твоя жена никого не заинтересует.

— Довели вас ваши жрицы, — криво улыбнулся Генрих, не рискуя портить отношения с отрядом и выражать своё мнение о такой «мужской дружбе». Он как бывший бабник к таким удовольствиям относился с пренебрежением и отвращением. — Ребёнок проснулся?

— Нет ещё. Но во сне его рвало, и твоя жена сказала, что он скоро очнётся.

— Скоты! — не выдержал Генрих. — Влили в ребёнка лошадиную дозу!

Подземный не понял слов «скоты» и «лошади», а ящер проводил взглядом очередных соревнующихся наездников и зевнул.

Генрих опомнился, попрощался с Подземным и ухмыльнулся, глядя, как тот лихо и легко запрыгивает на ящера и молниеносно несётся по вертикальной стене… В голову Четырнадцатого забралась безумная идея, но он от неё пока отмахнулся.

Следующий сон, куда проследовал Генрих, принадлежал Арре. К Тари идти он смысла не видел, а бездействие со стороны тёмной королевы его напрягало. Скрыться Четырнадцатому не удалось, он сразу очутился за столом, напротив сидящей Арры.

Эльфийка опустила подбородок на кулачок, с лукавой улыбкой взглянула на гостя и, не удивившись, продолжила своё занятие: с увлечением расставляла по столу какие-то фигурки. Генрих вздохнул, досадуя, что в юности из рук вон плохо играл в шатрандж[99].

— Ну что? — она закончила с фигурками, откинулась на спинку стула, демонстрируя плохо укутанную в ткань грудь. Насладилась паузой. — Ты уже добрался до гор, предатель?

Генрих сжал кулаки, стараясь не показать своё удивление и растерянность.

— Иди-иди, я не держу тебя, — мурлыкала королева, вставая и обходя стол, — тебя никто не держит. А вот ребёнка твоего я заберу.

«Что?! Откуда она… Нельзя показать ей отчаяние! Кто предатель? Отряд тёмных? Или новые силы послала? Правду ли сказал тот дроу, вернули ли они малыша жене? Проснусь, доберусь до этих серокожих обезьян! Один пойду на восьмерых вин'эссов!»

Он вскочил, попытался дотянуться до Арры, но та единым движением взлетела на стол, перепорхнула над фигурками и спустилась с противоположной стороны.

— Думаешь о предательстве? — пауза. — Да кто ты такой, чтобы оставаться тебе верным? Кто обещал тебе верность? Разве что жена?

Она расхохоталась, а Генрих перемахнул через стол, повалив половину фигурок. В конце концов, он как Приближенный серый, умел убивать во сне.

Арра продолжала дразниться:

— Ты предатель, сын предателя! Ты хочешь собрать вокруг себя серых-предателей режима вашего Властителя!

— Кто это? — прошипел Четырнадцатый, надвигаясь.

— Ой, боюсь-боюсь! — веселилась королева. — А ты не понял сам? Как же так! Такой умный, всё просчитал, расставил марки, кому доверять, а кому — нет… Убить меня хочешь? Не успеешь!

Она выкинула его из сна, как когда-то Надежду.

Генрих захлебнулся кровью. Закашлялся, сел на кровати. Рядом кто-то щебетал и подсовывал под нос чашку с водой. Он не понял и оттолкнул, брызги разлетелись, окатив его же холодным дождём. Генрих замер, соображая, где находится.

Рядом сидела девушка-подросток с испуганными чёрными глазами и меняла внешность на серую.

— Прости, всё хорошо, я больше не буду, — Генрих успокаивал её и восстанавливал дыхание. — Не принесёшь ещё воды?

Девушка кивнула и умчалась из домика. Четырнадцатый решил, что она больше не придёт, но она вернулась. Он попил, умылся, поблагодарил, снова извинился. Девушка оттаяла.

— Какой у тебя номер? — поинтересовался Генрих.

— Разве это сейчас имеет значение? — улыбнулась та, и он понял, что ей намного больше лет, чем она сделала. Значит, она из переселившихся.

— А как тебя звали в мире Разных?

Она улыбнулась ещё шире:

— Никак, я ещё младенцем была, — поняв, что он не отстанет, девушка сменила тему: — Ты почему уснул днём? И так метался? Заболел?

— Я видел Мать и её ребёнка. Она недовольна мной, я допускаю ошибки… — Генрих надеялся, что эта фраза звучала, как утверждение убеждённого верующего.

Девушка нахмурилась, потом произнесла:

— А ты… точно веришь… что она существует?

— Конечно! Она придёт к нам всем! Она и её ребёнок! Если я не буду совершать такие же ошибки. И исправлю эту…

Она снова помолчала:

— А она тебя избрала? Даёт тебе задания? — девушка всё больше не верила…

— Да, — Генрих старался изо всех сил. — Мне. Так получилось. Но я уверен, что она будет приходить ко всем нам.

Девушка покивала и, обещав заглянуть вечером, ушла. Четырнадцатый не сомневался, что растрезвонит на всё поселение о его «сумасшествии». Это было бы очень кстати. «Надо будет направить жену к тому раненому и этой «девушке» в первую очередь. Как только найдётся Безымянный».

Генрих с трудом встал с кровати. Его колотила дрожь ярости. Надо собрать силы и идти в лагерь к Подземным.

Анриель нервничал и почти не спал. Полночи вглядывался в темень за окном дома повстанцев, тёр глаза, зевал, но не ложился. Одна из девушек-вильфарин проснулась и долго наблюдала за его мучениями… Наконец, встала и тихо подошла к нему, переступая через спящих на полу членов отряда.

— Давай, мы с подругой подежурим, ты хоть поспишь.

Анриель по-отечески улыбнулся:

— Не надо, Неядриль, спи сама.

— Тебе вести нас в горы, Анри.

Он вздрогнул, не понимая причины такой фривольности.

— Нет, Нея, мы с серым уйдём в горы одни, оставим вас здесь. Не всем в отряде нравится положение вещей, поэтому живите здесь.

Нея хотела что-то возразить, передумала, отвернулась. Эльф слушал в темноте её дыхание.

— Мы с тобой пойдём. Мы с Туриенель. Понимаешь, мы — беглые солдаты. Если накроют этот домик — нам с ней грозит тюрьма. Так лучше в бою с солдатами умереть, чем гнить, впитываясь в тюремный мох, — она говорила это не как мечтательная девочка, но как воин. Анриелю стало не по себе от знакомых интонаций.

— Почему вы сбежали? Я никогда не спрашивал у вас, почему вы со мной.