Надежда Попова - И аз воздам

— И их тоже убили?

— Почему ты так решила?

Нессель неуверенно передернула плечами, коротким движением руки обведя лагерь вокруг:

— Ну, если уж тут началось такое…

— Почти угадала, — кивнул Курт и потянул ее коня за узду, направив его вслед за своим к стоящему поодаль шатру. — Их просто не пустили на территорию того орта, заявив, что «больше на их землю никогда не ступит нога немецкого рыцаря, Императора или простого воина». Сначала было решено не переть нахрапом и постараться кончить дело миром; с представителями орта пытались говорить, убеждать, да и не было тогда с присланными сюда людьми достаточно сил, чтобы идти напролом.

— И что выяснилось?

— А ничего. Точнее — кое-что, но это запутало дело лишь еще больше. Primo, стало ясно, что наместник к ненависти повода не давал. Разумеется, он не нравился местным — попросту потому, что был поставлен Императором и служил интересам Империи, но он вполне отдавал себе отчет в том, как стоит себя вести вдали от центра этой самой Империи. Регион отдаленный, и пусть здешнее население это пастухи, земледельцы и охотники — вся эта идиллия лишь видимость, и наместник это понимал.

— Почему видимость?

— Австрия, — пояснил Курт, махнув рукой в сторону гор. — Там, за Гельвецией — владения австрийского герцога. Который de jure является подданным Империи, территория которого также по бумагам является территорией Империи, но de facto это уже давно не зависимое ни от кого и ни от чего герцогство. Прежде Гельвеция частью была под австрийским контролем, потом было несколько войн, в коих выяснилось, что пастухи и охотники оказались на удивление бойкими ребятами, и очередной герцог противостояния с ними попросту не выдержал — отступился. Однако время идет, и нынешний герцог время от времени пытается оттяпать Гельвецию или хотя бы часть ее обратно разными путями, от прямого вторжения до смущения умов местных обитателей.

— А Император… и вот принц сейчас — они занимаются не тем же самым?

— Император и принц сейчас — имеют право на эти земли со времен, которые ты себе и вообразить-то сможешь с трудом. И все это время отхватить себе кусок независимости где бы то ни было пытается едва ли не всякий замшелый барончик, каждому курфюрсту тоже жаждется властвовать на своей территории независимо от Императора… Каждый мелкий управитель с претензиями сидит в своей суверенной выгребной яме и бухтит о славных временах единой Империи, о великих победах прошлого, о том, какую профукали страну, но при этом продолжает тянуть одеяло на себя и рвать эту страну на куски…

— Так и пусть остаются со своей независимостью, пусть герцог сидит в своей Австрии, и если гельветы не хотят быть в Империи — то пусть…

— Да, — криво ухмыльнулся Курт. — Пусть с независимостью остается Австрия, пусть Гельвеция, пусть отделяются Богемия, Бавария, пусть уходит Милан — а что, там, в конце концов, даже по-немецки не говорят, кому этот кусок нужен…

— Я чувствую, что ты ерничаешь, — недовольно заметила Нессель, — но не вижу для этого причин.

— Знаешь, что бы с тобой было, если б не единая Империя и власть Императора и Конгрегации на всей ее территории? — спросил Курт и, дождавшись вынужденного «нет», кивнул: — И я не знаю. Богу одному известно, кто какие правила и законы устанавливал бы на своей земле; быть может, по ним тебя следовало бы взять на службу к местному правителю, а может — сварить в масле, причем второе вернее. А что было бы с Бамбергом, если б он не был частью Империи, и на него не распространялась бы власть Конгрегации?

— И… — неохотно проговорила ведьма, — что же сейчас с Австрией, которая только по бумагам часть Империи?

— Туда сбегается отребье со всей Империи — все, от убийц и грабителей до малефиков всех видов и образов. В своем стремлении оторвать для себя побольше власти герцог зашел слишком далеко — решив, что самым надежным способом это сделать будет разрушение Империи в союзе с любыми людьми, нелюдями и силами, какие только будут ему доступны. Попытки вернуть Гельвецию или хотя бы посеять здесь раздор — лишь один из способов, который он давно пытается использовать. Да и единственный приемлемый для торгового пути перевал, сейчас находящийся под контролем местных, весьма лакомый кусок. Но это все политика или деньги, а по сути — одним этим не обойдется, потому что до герцога никак не дойдет, что его самого тоже попросту используют. Для того самого разрушения Империи, Конгрегации и — да, мира. Теперь ты видела, какими методами это делается в том числе. Не взять под контроль Гельвецию, не остановить в конце концов Австрийца — и все это хлынет сюда, а потом дальше и дальше, и Бог знает, чем закончится.

— Так может, убитый наместник — это его рук дело? Настроить Императора против местных, повесив на них такое преступление, в надежде на то, что это развяжет войну…

— Скажу Бруно — пускай выдаст тебе следовательский Сигнум, — усмехнулся Курт и вздохнул: — Да, такая мысль приходила в голову присланным сюда людям, но — нет, все оказалось проще и вместе с тем сложнее. По собранным сведениям, обмолвкам и донесениям стало ясно, что это сделал один из местных, охотник, живущий в одиночестве в горах. Как и почему наместник оказался вне своего дома среди ночи — осталось неясным, однако кое-какой слух дает наводку, которая, на мой взгляд, многое объясняет. Говорят, что этот охотник — малефик. Местные, разумеется, используют другое понятие, но смысл от этого не меняется; согласно собранным слухам — он не знает промаха, потому что получил то ли проклятый лук, то ли заклятые стрелы… Словом, некогда он заключил договор на свою душу; здесь сведения разнятся, одни говорят «с Сатаной», другие — «с древними богами»…

— С богами, — повторила Нессель напряженно, и Курт выразительно подтвердил:

— Да. Причем многие местные говорят об этом так спокойно, словно речь идет о юридическом договоре об аренде земли или купли дома, и вообще в последнее время отношение к «вере предков» в некоторых ортах стало на редкость лояльным. Это меня и насторожило, поэтому я и пытался интересоваться происходящим здесь; однако Бруно и Совет сочли, что это недостаточное основание для того, чтобы заподозрить присутствие Каспара здесь. После того, что было в Бамберге, я окончательно уверился в том, что они ошиблись.

Нессель понимающе кивнула, не уточнив, что именно он имел в виду. Делать это ей было незачем: все произошедшее в соборе Курт пересказал ей на следующий же день, каждую минуту этого разговора тщетно пытаясь объяснить самому себе, зачем это делает. Разумеется, выслушав его, Нессель уверенно заявила, что явление волхва было истинным, что это лишь еще больше подтверждает ее мнение о покровительстве Господнем своему служителю, и снова прочла краткую проповедь о необходимости признания майстером инквизитором этого факта. Курт, уже проклиная себя за откровенность, разговор постарался свернуть как можно скорее, и с тех пор эту тему более не поднимал.