Феликс Крес - Королева войны

Тысячница Агатра удерживала расщелину остатками сил своих солдат.

Девять сплоченных, самостоятельно действующих клиньев черной конницы из Акалии под командованием своих подсотников разносили в пух и прах рыцарей и их свиты между лесом и берегом реки. Целые отряды пехотинцев в красных мундирах вступали в бой возле деревни или не давали покоя растерянным всадникам из разбитого отряда Неукротимых. Посреди этого хаоса неожиданно появились сомкнутые марширующие колонны и клинья солдат, которые начали битву, а теперь должны были ее закончить. Акалийские лучники и арбалетчики вышли из леса возле деревни и направлялись к реке, оставив недобитых Неукротимых пехоте с деренетами и клиньям конных лучников. Из другой части сосново-дубового бора, где пропал отряд Третьей Атаки, выходил на дорогу очередной легкий полулегион; эти отряды также шли к реке, направляемые охрипшим тысячником, возле которого несли видимый издалека треугольный белый флаг. Время от времени какой-то из клиньев останавливался, нашпиговывая стрелами одинокого солдата, избежавшего копыт всадников.

Обученный и дисциплинированный подобно армии муравьев, Акалийский легион очистил все поле боя, оставив позади лишь беспорядочную толпу возле деревни, а среди деревьев — группы лишившихся лошадей конников Атаки, на которых охотились красные дартанцы. Столпившиеся на броде всадники, которые упорно штурмовали забитую трупами расщелину, пытаясь прорубить себе дорогу к оставшимся в одиночестве на равнине товарищам, внезапно увидели на высоком берегу множество легионеров, натягивавших тетивы. Около пятисот стрел вспенили воду по всей ширине брода, но к ним уже присоединялись следующие клинья, и стрел с каждым мгновением становилось все больше. Целиться было незачем; тысячи стрел осыпали сбившиеся в кучу ряды отряда Золотой Роллайны, словно струи дождя, и это не выглядело громким военным преувеличением. Имперские лучники и арбалетчики уничтожали людей и коней, топтавших тонущих раненых. Река изменила цвет. Всего за несколько мгновений стрелявшие с обрыва легионеры послали вниз по крайней мере пятнадцать тысяч стрел — по полсотни на каждого всадника в воде. Переворачивались брюхом кверху нашпигованные стрелами лошади, мелькали в пенящемся потоке копыта и руки, блестящие доспехи и разноцветные щиты — и все это посреди летящих во все стороны розовых брызг. Солдаты из Четвертого отряда Золотой Роллайны, все еще на другом берегу, соскакивали с лошадей, приседали на краю потока, пытаясь прикрыть стрелами гибнущих в неглубокой реке всадников. Но на обрыве кто-то отдал приказ, его крик повторили сотники, подсотники, и южный берег моментально ощетинился стрелами. Несчастных стрелков, не прикрытых доспехами, в одно мгновение перебили почти поголовно. Начался переполох, которому способствовали потрясенные беглецы с реки, лихорадочно пытавшиеся пешком и на спинах окровавленных коней вернуться на дружественный берег. Множество кричащих людей, падающих от ударов стрел в спину, шатающихся с торчащими из шей и плеч оперениями, сваливающихся с седел, посеяло замешательство и ужас в последнем, еще в какой-то степени сплоченном, отряде. Безжалостная река поглотила почти всех копейщиков, неспособных сражаться с водой. На равнине тот, кто упал с коня, вставал, но на это не были способны закованные в железо люди в реке, которых придавливали конские копыта и ноги товарищей.

На высоком берегу кто-то разделил цели; стоявший за рекой отряд теперь дырявили в основном тяжелые арбалетные стрелы, поскольку арбалеты обладали большей дальностью и силой. Лучники продолжали бойню в реке. Два отряда Золотой Роллайны, потерявшие большую часть своих воинов, бросились бежать подальше от проклятого брода и возвышающегося за ним обрыва. Пешие и конные, раненые, здоровые и умирающие, копейщики и рыцари — все убегали от берега на открытую равнину.

Но кто-то решил, что это еще не все…

С переброшенными за спины луками, с мечами в руках акалийские стрелки начали спускаться по крутому обрыву прямо к реке. Десятки и сотни легионеров ворвались в грязно-красный, бурлящий среди трупов и раненых поток, добивая всех, кто был в нем еще жив. Идя по грудь в воде, имперская пехота выбралась на плоский южный берег вслед за разбитыми отрядами, носящими имя гордой столицы. Однако потрясенный резней противник был уже не способен сражаться. При виде стоящих на берегу солдат остатки рыцарского войска, почти уничтоженного Восточной армией, поддерживая своих раненых, двинулись на юг, а частично разбежались по окрестным лугам. Многие помчались галопом по заросшей дороге, ведущей к далекой деревне на юге. Пехота легиона не могла их преследовать. Но через забитую трупами расщелину, топча тела, конные лучники уже вели под уздцы своих лошадей. На южном берегу, вдали, еще маячили группки беглецов, когда первый клин собрался на берегу и пустился в погоню. Уже формировался следующий; до вечера оставалось еще много времени…

На высоком северном берегу, возле леса, где началась битва, почти три тысячи имперских солдат сражались с остатками рыцарских отрядов. Тяжелая и конная пехота, при поддержке множества копейщиков, все еще вела кровавый бой, ибо мужественные дартанские рыцари, поддерживаемые своими свитами, не запятнали чистую кровь трусостью. Они дрались ожесточенно и молча, без подкрепления и надежды на победу, смертельно опасные до самого конца.

Ночью конница и конная пехота Восточной армии под командованием тысячника В. Аронета догнала и захватила отступающий обоз. Повозки сопровождал самый малочисленный из всех отрядов Кенеса и недисциплинированная толпа обозной прислуги, которая разбежалась при одном лишь виде появившейся из темноты конницы. В коротком ночном бою отряд без труда разбили и разогнали на все четыре стороны, чему немало помог полный упадок боевого духа. Рыцари, которым немногочисленные беглецы с поля боя сообщили о гибели всей армии, смерти командира и тридцати тысяч легионеров, нисколько не верили в победу и сломались уже при виде грозной конной пехоты… Прежде чем наступил полдень следующего дня, измученные, уставшие, но счастливые легионеры заводили захваченные повозки в реку, втаскивая их затем на обрыв, через очищенную от трупов расщелину. На сколоченных на скорую руку плотах переправляли снятое с повозок добро, которое не должно было намокнуть. У Терезы снова было чем кормить своих людей — а время поджимало, так как уже три дня солдаты получали уменьшенный дневной рацион.

Тесная, ограниченная лесом и руслом реки равнина, на которой состоялось сражение, стала смертельной ловушкой, из которой удалось уйти лишь немногим. Легионеры насчитали около трех тысяч погибших со стороны противника, а это означало, что уйти сумели (полностью рассыпавшись) только два потрепанных отряда и остатки третьего, перебитого на переправе. Еще до наступления ночи многих из этих несчастных прикончили клинья конных лучников, пущенные в погоню. На самом поле боя были захвачены знамена отрядов и неслыханное количество оружия, которого не хватало многим из победителей. Арбалеты конных стрелков достались сотням дартанских легионеров; те, кому их не досталось, имели теперь по несколько деренетов. Мало кто из солдат отказался бы от этого оружия! Красные топорники оделись в доспехи, конная пехота получила длинные рыцарские мечи, которые им предстояло возить у седел, оставив собственные, короткие, на поясе. Военными трофеями загрузили уже опорожненные от припасов повозки небольшого обоза, который подарила армии Акалия. Войско окрепло, возмужало. Как и предвидела Тереза, выигранная битва превратила этих людей в ветеранов, готовых сражаться с каждым: если они побеждали в бою с тяжелой конницей, то кто еще мог выступить против них? Настроение в армии царило превосходное.