Линн Рэйда - Истинное имя

— Мэтр Хайнрик рассказал нам про Айн Рэм. Про то, как тренируют Призраков, — уточнил он. — И я подумал…

— А-а, — негромко отозвался Хлорд. — И как? Что-нибудь получается?

Крикс объяснил, что из его первой попытки ничего не вышло, и он решил для начала приучить себя без страха двигаться с повязкой на глазах. Хлорд кивнул.

— Понятно… Но носиться сломя голову по башне и бросаться на людей не стоит. Зайди ко мне завтра утром перед тренировкой, я расскажу тебе об упражнениях, принятых в Айн Рэме. Я только хочу предупредить тебя — не огорчайся, если ничего не выйдет. Внутреннее зрение — это как магия. Не каждому дано.

Но глаза Рикса уже заблестели. Вряд ли он воспринял предостережение Наставника всерьез.

— Спасибо, мастер. Может быть, я поднимусь и принесу то, что вам нужно?..

Хлорд усмехнулся углом рта.

— Я догадываюсь, что тебе в твои двенадцать менторы должны казаться просто стариками, но среди нас пока нет таких, кого бы затруднил подъем по лестнице. А поднимался я как раз затем, чтобы поговорить с тобой. По-видимому, выслушав рассказ о Призраках, ты был так увлечен, что совершенно позабыл о том, что у тебя сегодня вечером должен был быть урок музыки?…

Крикс сразу же почувствовал ловушку. Если бы наставник Хлорд считал, что он и в самом деле пропустил урок случайно, по забывчивости, он бы ограничился коротким замечанием, сделанным утром на разводе или даже в трапезной. А раз уж он пришел сюда, чтобы спросить об этом, значит, ментор знал, как обстоят дела на самом деле. И безопаснее всего было ответить честно.

— Нет, наставник. Я ничего не забыл. Просто я уже пару месяцев не посещал эти уроки.

Хлорд кивнул.

— Вот именно. Мэтр Эттар сказал, что остальные по твоему наущению врали ему, что ты все еще лежишь со сломанной ногой.

— Нет! Я просто… не особенно хотел туда ходить. И попросил, чтобы ему не говорили, что я уже выздоровел.

— А, ну это, разумеется, меняет дело, — вздохнул Хлорд. — И сколько ты еще рассчитывал "лечиться"?..

— Не знаю, мастер. Мне бы не хотелось больше заниматься музыкой.

— А мне бы не хотелось слушать, как наставники приходят жаловаться на моих учеников. Но иногда приходится. И знаешь, почему?.. Потому что некоторые ученики считают себя исключением из правил, — хмуро сказал Хлорд. — Ты должен был знать, что занятия музыкой в Лаконе так же обязательны, как тренировки и чистописание. Пока ты здесь, ты будешь делать все, что тебе скажут. И постарайся сделать это так, чтобы наставник Эймерик больше не приходил ко мне со своими жалобами.

— На что ему-то жаловаться?.. — не сдержался Крикс. — С тех пор, как я пришел к нему впервые, он только и делал, что твердил, что я бездарен, что у меня пальцы кузнеца и что проще было бы учить играть медведя. Мне казалось, что он должен радоваться, если я не стану больше к нему приходить.

— Это не оправдание, — сухо заметил ментор. — Эймерик же не обязан сделать тебя менестрелем. Он обязан научить тебя тому, что полагается всякому образованному человеку вашего сословия. И независимо от того, как ты — или он сам — относитесь к этим урокам, они будут продолжаться. И ты больше никогда не станешь пропускать их без уважительной причины. Ясно?

Крикс подумал, что финальные вопросы типа "Ясно?" или "Ты все понял?" служат мастерам Лакона для того, чтобы надежно пресекать любые возражения и замечания со стороны учеников. Ответить на такой вопрос иначе, чем "Да, мастер" было просто невозможно. А ответив, уже невозможно было не исполнить отданный приказ. И хотя говорил ты вроде бы о том, что просто услышал и правильно понял сказанное, само собой получалось так, как будто ты со всем согласен. Порой это ужасно выводило из себя.

Одна беда — сказать "Не ясно!" было бы не просто дерзко, но вдобавок прозвучало бы довольно глупо.

— Да, Наставник. Я все понял, — хмуро согласился он. — Вы назначите мне отработку?

— Я уже договорился с Эймериком. Он любезно согласился посвятить тебе свои свободные часы.

Крикс едва не задохнулся от негодования. Кто же мог знать, что Эймерик окажется настолько подлым типом?.. Он ведь его тоже выносить не мог — а тут вдруг согласился заниматься с ним в три раза чаще, чем положено! Неужели правда, что люди способны наступить себе на горло, лишь бы посильнее досадить другому?

— Пойдешь к нему завтра, — подытожил Хлорд. — И не забудь сначала извиниться за свое неуважительное поведение.

"Нет уж, — мрачно подумал Крикс. — Если мне все равно придется убивать каждый второй свободный вечер на Эттара с его деревяшкой, то без моих извинений он как-нибудь обойдется".

Придворный менестрель Феррен Малик нечасто заходил в Лакон, но в этот раз один из его бывших учеников просил его зайти и оценить написанную им канцону. И сейчас Малик сидел в удобном кресле, развернув его к камину, и внимательно смотрел на желтоватый лист, исписанный столбцами букв и цифр. Новомодной нотной грамоты, придуманной в Бейн-Арилле, Эттар не признавал, Как, впрочем, и большая часть столичных музыкантов.

В просторной комнате с высоким потолком висела тишина, подобная слишком туго натянутой струне. Эймерик сидел, как на иголках, ожидая, пока гость произнесет свой приговор. Мэтр Малик не торопился. Время от времени он тянулся к небольшому столику, на котором стоял поднос, два узких кубка и тарелка с сухофруктами, и отпивал чуть-чуть оремиса, не отрываясь от листа. В конце концов Фаррен кивнул и отложил исписанный пергамент.

— Что тут скажешь… Безупречно, как всегда.

— Благодарю, — Эттар польщенно улыбнулся. — Я очень рад, что вам понравилось. Ничье мнение не значит для меня так много, как ваше.

Мэтр Малик поднял глаза на бывшего ученика и тяжело вздохнул.

— Боюсь, что ты неверно меня понял, если посчитал мой отзыв похвалой. Придраться здесь и правда абсолютно не к чему. Но это не канцона, а математическая формула.

Эймерик надулся, на мгновение напомнив своему учителю высокого и тощего подростка, с которым они в свое время часто спорили на эту тему.

— Вы же знаете, Canon Musica — это та же алгебра. Так учит нас великий Болдуин.

— Но сам-то Болдуин был музыкантом, а не математиком. А ты всегда слишком много внимания уделял форме, — сказал старший менестрель устало. — Спору нет, твои канцоны идеальны, твои элегии изящны, а хоретты выверены до последнего аккорда. Но они, ты уж прости меня — мертвы. Ты мог бы стать прекрасным музыкантом, если бы хоть иногда позволял себе отступать от правил ради чувства. По твоему произведению легко понять, что ты писал его, не выходя из комнаты. Развейся, Эйк! Сходи на берег моря. Посиди, послушай, как шумит прибой. Уверен, ты не помнишь, как трубят рожки на императорской охоте или как кричат ночные птицы в Мирном. Вот и освежи воспоминания. Или хотя бы просто поброди по улицам, послушай, как звучит и дышит город. Тогда ты начнешь писать живую музыку.