Андрэ Нортон - Мастер зверей. Бог грома. Бархатные тени

— Она будет благодарна вам за молчание. За ошибки юности она заплатила страданиями, многократно превышающими их. Когда она вышла замуж за моего отца, она была очень молода и, как я впоследствии узнал, сделала это не по своей воле. Брак был заключен по желанию семьи, как это часто бывает во Франции, хотя она любила другого. Она ненавидела эту страну и, насколько я могу припомнить, боялась моего отца. Он не принадлежал к людям мягкосердечным и был слишком поглощен своими деловыми проектами. К тому же, он ее осуждал за легкомыслие, и пытался перекроить ее по образу моей матери, представлявшей собой совсем иной тип женщины. Результат оказался плачевным, как и следовало ожидать. Но как много обвинений было возведено на нее по ошибке, я узнал лишь когда миссис Билл пришла ко мне, чтобы предоставить мне право пресечь любые притязания Викторины. Она обладает огромным мужеством: ведь она была уверена, что я буду к ней так же безжалостен, как отец, и ей придется снова пострадать за свое прошлое.

Я могла только порадоваться за несчастную женщину, виденную мной у миссис Плезант. И еще больше — за то, что Ален оказался таким, каким есть.

Итак, теперь история была рассказана полностью. Но зачем он последовал за мной? Только чтобы рассказать ее? Точно так же он мог бы изложить все и в письме.

Раздался свисток парома — мы причаливали. Пришло время попрощаться, причем с твердостью, исключающей любые дальнейшие отношения между нами. Я встала, плотнее закутавшись в плащ. Солнце уже село, дул холодный ветер, сравнимый с ознобом, охватившим мое сердце. Неужели я больше никогда не согреюсь? Печаль со временем минет, но есть нечто, с трудом забываемое как рассудком, так и чувствами.

— Меня ждет Тереза. Вы были очень добры…

Я старалась подобрать формальные слова — слова, которые со всей скучной правильностью убедили бы его в моем отчуждении, — чтобы доказать ему: он ничего мне не должен.

— Куда вы собираетесь ехать? — Он встал между мной и выходом, словно часовой в узилище.

— Обратно на Восток.

— В Эшли-Мэнф?

— Возможно.

Ален покачал головой.

— Думаю, нет. Вы не сможете больше служить образцом леди-наставницы, Тамарис.

Удар был так внезапен, так жесток, что я не сразу смогла поверить, что слышу это от него. А поверив, застонала как смертельно раненое животное.

— Что с вами? — Он снова схватил меня за руку и крепко сжал. Затем оглянулся на толпящихся вокруг нас пассажиров, спешащих на пристань. — Нам нельзя здесь оставаться. Слишком много народу… идем!

У меня не было сил противостоять ему, и он потащил меня за собой, прежде чем я успела возразить. В мгновение ока я оказалась в экипаже, и уже оттуда увидела, как Ален разговаривает на пристани с Терезой. Она повернулась и поднялась на палубу парома раньше, чем я успела ее окликнуть, оставив нас с Аленом одних. Он перекинул мой саквояж кучеру, а сам уселся рядом со мной.

— Вы должны позволить мне уехать! Я не могу остаться…

Тупая головная боль усилилась, я снова ощутила головокружение.

— Успокойтесь. Я отвезу вас к друзьям, которые будут вам очень рады. Еще до отхода парома из Сан-Франциско я послал им телеграмму.

Его прикосновение, его голос были так нежны, хотя лишь минуту назад он бросил мне в лицо напоминание о моем бесчестии, лишившим меня права учить юных девушек. Я была измучена, почти больна. И была еще менее способна возражать ему, чем бороться с наркотиками вуду.

— Вам понравятся Коллмеры. Они старомодны. Пересекли континент в пятьдесят четвертом. Он составил небольшое состояние на золотых приисках и построил «Коллмер Хауз», небольшой и тихий семейный отель.

Я не отвечала, сохраняя всю оставшуюся энергию для поединка характеров, который, чувствовала я, нам еще предстоит. Он больше ничего не сказал, даже не смотрел на меня. Лицо его было неподвижным и суровым — «индейское» лицо. Наконец, экипаж остановился перед трехэтажным зданием, и Ален помог мне выйти.

В дверях нас приветствовали сами Коллмеры — седовласая, пожилая и значительно более благородная чета, чем многие из тех, кого я видела в позолоченном блеске города по ту строну бухты. Когда они заговорили, я узнала выговор Новой Англии.

Миссис Коллмер сразу проводила меня в небольшой номер из двух комнат — гостиной и спальни.

Я огляделась и вздохнула с облегчением. Здесь не было ни красного бархата, ни мрамора, ни позолоты. Кремово-белые занавеси, мебель, обитая старомодным ситцем спокойных тонов. Я словно шагнула из кошмара в прохладу, чистоту, тишину и покой.

Хозяйка сказала, что обед будет подан в номер, за что я была ей искренне благодарна. Едва она ушла, и я отколола плотную вуаль, освободилась от шляпы и плаща, то сразу подошла к зеркалу на стене и встала против него, изучая свое отражение. Так я заставляла свои мысли вновь обратиться к прошлому, чтобы укрепиться в решимости немедленно оставить это прошлое позади.

Услышав, как открывается дверь, я быстро обернулась. За мной стоял Ален, и я сознательно повернулась так, чтобы безжалостный свет падал на мое избитое, обескровленное лицо. Да, синяки сойдут, но останутся иные, скрытые отметины, которые я буду чувствовать, сколько бы не прошло времени.

— Теперь у нас есть время поговорить наедине. — Он сразу перешел к делу, причем с прямотой, которую я могла только приветствовать. — Я должен знать, Тамарис, причину этой глупости… Почему вам загорелось уехать, и почему вы так со мной обошлись. О, у Фентон острый глаз, и она рассказала мне о вашей реакции на это.

Он извлек из кармана белую нефритовую чашу. Он держал ее в горсти, словно оберегая сокровище, каким она, собственно и была.

— Зачем вы заставляете меня, — спросила я, — прибегать к словам, которые не следует слышать джентльмену?

— Сейчас не время для вежливых околичностей. Мне нужна правда! Я уже давно усвоил, что право существовать имеют только те отношения, которые опираются на правду. И от вас, Тамарис, я теперь требую правды. Я знаю, что вы не могли смотреть на эту вещь, но она так сильно потрясла вас, что вы сразу же кинулись в этот безумный побег, хотя с трудом держитесь на ногах. Вы должны объяснить мне, в чем тут дело.

Я заставила себя смотреть ему прямо в лицо, хотя встреча с его взглядом страшила меня, как пытка.

— Вы прислали мне подарок, который можно сделать только… — я отчаянно искала правильное слово, — чистой…

У него на скулах выступили багровые пятна. Во взгляде была такая безжалостность, словно на меня смотрела сама смерть.

— Значит, Д’Лис… он заставил вас… — Похоже Ален испытывал ту же трудность в подборе слов, что и я.