Евгения Прокопович - Вершина мира. Книга первая

— Затем, что он наркоман и у него заканчивается действие дозы и скоро начнется ломка. И наш домашний кобелек вполне может превратиться в злобную дворовую шавку, у которой есть зубы. Правда, дружок? — она запустила длинные пальцы в мужские волосы, пальцы сжались и она дернула назад его голову. Больно. Скулы Влада побелели, от еле сдерживаемой ярости. Стерпел.

— Прекрати и отпусти его, — попросила я, Наташка покачала головой, но Влада отпустила, — Влад, в кресло штурмана. Наташ, тебе не кажется, что наручники это лишнее, тем более за спиной и при старте. Ему руки выломать может.

— Может, выломает, а может — и нет, — дернула она плечом, — это меня беспокоит мало. А вот то, что ты можешь остаться без головы, это уже серьезней. Ты просто не представляешь, как он беситься сейчас начнет. Ты не забывай — он здоровый мужик и ты против него мелочь пузатая. Знаешь, с твоим метром с документами и бараньим весом не сильно-то попрешь на его метр восемьдесят пять плюс центнер живого веса.

— Ладно, будь, по-твоему, — спорить не хотелось, я застегнула на парне ремни безопасности. Как-то не хочется, чтобы во время старта его начало швырять по всей рубке, — Наташа, я тебя попрошу еще об одной вещи — никому не говори где мы, договорились?

— Я что, по-твоему, дурнее обезьяны? — немного обиделась Наташка, — Все будет в ажуре, я свяжусь сегодня с Сигоркнезом, там кузен мой работает, и попрошу его всем жаждущим сообщать, что ты занята и поэтому подойти никак не можешь.

Взвыли сирены, оповещая о разрешении на вылет, Наташка пожелала хорошего полета и побежала на выход.

Я устроилась в кресле первого пилота, нацепила наушники и принялась проверять готовность. В наушниках послышался треск, потом хрипловатый искаженный рацией голос:

— Борт полсотни семь, 'Беркут', вылет разрешен.

— Начинаю прокачку главного двигателя, — ответила я, затем переговоры диспетчеров и команда:

— Открыть внутренний шлюз, — высокая дверь поползла вверх, я щелкнула тумблером и 'Беркут', вздрогнув, проплыл в шлюзовую камеру.

— Борт полсотни семь, закрываем внутренний.

— Закрывайте, — разрешила я, сдвигая чуть влево штурвал, щиток двери с лязгом захлопнулся, и послышалось тихое шипение — из камеры откачивали воздух.

— Открыть внешний шлюз, — двойная дверь внешнего шлюза плавно поползла в сторону, открывая черную бесконечность космоса, пронизанную мелкими бриллиантами звезд. Я положила одну руку на штурвал, а другую на ручку контроля тяги двигателей, хоть я и пролетела бесконечное количество космических миль этот момент все равно остался самым волнительным, ладони вспотели и сердце забилось, ускоряя ритм в предчувствии полета.

— Борт полсотни семь, вылет разрешаю, вы выходите из-под нашей юрисдикции. Свободной траектории.

— Спасибо, до встречи. — Я толкнула рычаг и 'Беркут' взвыв всеми тремя двигателями, рванулся вперед, мягко оторвавшись от палубы.

Я повернула ручку штурвала вправо, обходя по эллиптической орбите станцию и ложась на нужный курс. Корабль беспрекословно слушался малейшего поворота штурвала, это позволяло надеяться, что наше путешествие пройдет без осложнений. По монитору поползли строчки данных, я читала их, попутно корректируя курс. Я закончив копаться с автопилотом, опустила защитные экраны и включила гипердвигатель.

Тишина. Несколько секунд я сидела напряженно вслушиваясь. Наконец в недрах машинного отделения послышался нарастающий гул, началась вибрация, кораблик дернулся, включилась дополнительная тяга и меня вжало в кресло с силой семи же. Хорошо, что это продолжалось недолго, пока мы полностью не перешли в гиперпространство. Ненавижу это состояние, мне всегда кажется, что каждая клеточка моего организма расплющивается и становится похожей на раздавленную лягушку. Теперь в голове билась только одна мысль: 'Только бы адаптер не подвел'. В такие минуты я понимаю, как повезло мне и как не повезло первым космонавтам, которые только начинали осваивать гиперпространство. Их допотопные корабли не были оборудованы системами защиты и моим предшественникам приходилось иной раз несколько недель проводить в таком состоянии, погруженными в противоперегрузочные ванны. Как там Влад с застегнутыми руками, бедняга? Сила тяжести выровнялась, я посидела пару минут отдыхая и заново привыкая к своему телу.

Когда перед глазами перестали плавать разноцветные круги я щелкнула пряжкой, отстегиваясь, и заставила себя подняться. Голова слегка кружилась, желудок скрутился в тугой клубок и к горлу подкатила тошнота, я судорожно сглотнула, заставляя желудок занять свое законное место. Владу пришлось хуже, чем мне. Парень был бледен, глаза закрыты, голова откинута на спинку кресла. Порывшись в ящичке у кресла пилота, я вытащила флакончик нашатыря. Расстегнув ремни Влада, сунула ему под нос флакончик. Парень открыл глаза и попытался сконцентрировать на мне взгляд и постарался сесть прямо. Его организм немедленно отреагировал на это — Влад побелел еще больше, затем позеленел. Я едва успела наклонить его вперед, как парня стошнило. Он поднял на меня несчастные глаза и виновато прошептал:

— Я не хотел, извини, я все уберу.

— Ничего, — ответила я, нажимая соответствующую кнопку.

В углу рубки, у самого пола, открылась небольшая ниша, из нее выкатился крошечный моющий пылесос, и весело гудя, принялся прибирать помещение.

— Ты как себя чувствуешь? — участливо спросила я.

— Такое ощущение, что по мне проехался каток, — попытался шутить он, — руки болят, Ань, можно снять наручники?

— Нет, — покачала я головой, помня Наташкино предупреждение насчет его веса и моей оторванной головы.

— Анечка, пожалуйста, хоть впереди тогда застегни, плечи выламывает, — заканючил он.

— Потерпишь, — огрызнулась я, злясь на его нытье и ситуацию в целом.

Убедившись, что умирать Влад не собирается, вернулась в свое кресло и принялась корректировать курс. Не очень хочется, что б нас занесло слишком далеко от Боры. Парень начал тихонько постанывать, пытаясь сыграть на моей жалости.

— Не скули! — приказала я, — Язык же у тебя не выламывало, когда тебя Мишель на иглу посадил, следователь хренов. Ты должен был понять, что с процедурами что-то не так.

— А я и понял, — тихо сказал он.

— Так чего ко мне тогда не пришел и не рассказал? — набросилась я на него.

— Я хотел, честно, хотел, — повинился он, — но после укола так хорошо становилось, спина совсем не болела, и работал как вол — ни есть, ни спать не хотелось. Вот, думал, дело закончу и сразу все расскажу. А когда опомнился, поздно уже было, без этой дряни жить не мог.