Песок Пустоты. Проклятие древней крови (СИ) - Яанг Р

— Ну, ты закончил? — стражник ударил ботинком по железной решетке.

— Не знаю даже, думаю, может еще о чем попросить, раз ты такой добрый и послушный.

— Ах ты кусок…!

— Оставьте нас, — Свейн вышел вперед, неся перед собой тусклый рунный фонарь. — Принцесса обещала мне, что я смогу поговорить со своим учителем наедине.

— Так не забудьте и вы о том, что пообещали ей, — процедил сквозь зубы разъяренный стражник.

— Мой разговор с принцессой Валларией вас никак не касается, господин Флинн, — он будто бы подрос с того времени, как Киган видел его в последний раз. Казалось бы, это было так давно. В той больничной комнате, Свейн лежал под действием зелий, весь покрытый потом и мучающийся от бесконечного жара. — Дайте мне пол часа. Если что, королевские плащи присмотрят за нами.

— Уж в этом я не сомневаюсь, — едва не задев его плечом, стражник прошел мимо юноши, бурча себе что-то под нос.

Какое-то время Свейн просто смотрел на своего учителя, и по его лицу было трудно угадать, удивлен ли он, либо же наоборот испытывает отвращение. Он специально оставил рунный фонарь светиться только на половину своей мощи, в подземелье очень темно, и юноша хотел, чтобы глаза Кигана сначала привыкли к этому холодному искусственному свету.

— Учитель, я…

— Зачем ты пришел? — Киган сжал свои руки в кулак, пытаясь прикрыть свернутую в углу мантию, что служила ему вместо мягкой постели. — Мне необходимо срочно побеседовать с принцессой. Как увидишь ее, так и передай.

— Она не желает встречаться ни с кем из бывшего Совета, — Свейн пристыженно опустил глаза.

— Ну так сделай что-нибудь!! Заставь ее! Я кое-что узнал, и мне важно…

— Казнь состоится завтра днем, — только и смог проговорить юноша. — Я уже ничего не могу сделать.

И почему это Киган почувствовал вдруг облегчение? Он ожидал этих слов? Ведь все это было понятно с самого начала. Прямо после того, как казнили Великого Хала. Хотя «казнь» для того, что эти чудовища сделали, было не совсем подходящим словом.

Иерихат-хала буквально выволокли в главный холл магистериума, перед этим лишив его глаз и возможности самостоятельно стоять на ногах. С него сняли всю одежду, обнажив тощее, бледное тело дрожащего старика на всеобщее обозрение. Королевская стража стояла наготове вдоль стен всего округлого помещения, а также у главной лестницы, и у выходов в восточный и западный коридор.

Никто не смел даже пошевелиться, чтобы броситься халу на помощь, хотя, если быть до конца честным, Киган почти ни у кого и не заметил этого желания — помогать. Многие жрецы наоборот будто бы улыбались и подбадривали действия палача. А Киган, благодаря своему высокому званию, наряду с другими закованными в цепи членами Совета, смотрели на все происходящее с самых первых рядов.

Где-то на самой вершине лестницы, вперед вдруг вышла одинокая фигура, в длинном красном платье и с распущенными черными, будто сама ночь, волосами. Какое-то время она просто взирала на всех сверху вниз, а после, вскинув руки перед собой, сказала.

— Я — принцесса Валлария, законная наследница трона, будущий правитель объединенных графств и южных островов, меченая Древними нести правосудие и процветание на весь материк — заявляю, что отныне Магистериум целиком и полностью переходит под королевский контроль, который будет осуществляться непосредственно из Великого Дворца. Высший Совет девяти, возглавляемый Иерихат-халом, провозглашаются изменниками короны, и будут отправлены в подземные темницы, где и останутся дожидаться своего приговора. — выдержав недолгую паузу, она продолжила. — Я обвиняю Совет в возможном убийстве моей матери — бывшей Королевы Марлеи, а также в преднамеренном желании смерти моего отца — Короля Люциана Венценосного. Имеются неопровержимые доказательства, по которым следует, что на протяжении многих лет, Совет травил, пытал, опаивал зельями нашего короля, заставляя его подписывать нужные Магистериуму указы и правила, улучшающие их жизнь, а также укрепляющие влияние жрецов среди народа.

— Но это не так! — один из членов Совета, пожилой Мариос, вдруг повалился на колени, в надежде на то, что принцесса его услышит. — Мы лечили короля Люциана. Он болен, он… Он безумен!!

«Вот же ж кретин», — Киган до крови прикусил нижнюю губу, глядя на то, как этот жалкий мужчина распростерся на холодном мраморном полу.

— Безумен значит? — принцесса подала знак рукой, и этого беззащитного старика вновь поставили на ноги. — Все слышали слова изменника?

Гулкий шепот прокатился вдоль стен Белого замка. Народу в главном холле собиралось все больше, была глубокая ночь, и кто-то только что встал со своей теплой постели, толком не понимая, что здесь происходит. Всеобщее внимание было приковано не только к самой принцессе, но и к Иерихат-халу, что все это время беспомощно висел на железных цепях, которые стражники с такой легкостью натянули прямо посреди круглой залы.

Вскоре Киган устал слушать все те обвинения, что посыпались на головы Высшего Совета. Это было и сокрытие рунных камней, и использование первородной энергии в своих личных целях, искусственное распространение болезней, установление чрезмерно высоких цен на зелья и на прочие необходимые людям лекарства, полный контроль над телепортами и северными шахтами, которые занимаются тем, что добывают природные руны где-то глубоко под землей.

Киган оглядывал зал, пытаясь понять, как к этому вообще все пришло и когда началось? Но его неспокойные мысли прервал внезапный, наполненный ужасом, крик Иерихат-хала, которого все еще крепко закованного в цепи, потянули вдруг вверх, к потолку.

— Что вы делаете?! Опустите его! — смотреть на воющего от боли хала, было уже слишком, но принцесса даже не взглянула на Кигана, наслаждаясь разыгравшейся перед ней сценой «правосудия».

Цепи тянули откуда-то сверху: четверо королевских стражников работали быстро и слажено, поэтому вскоре, старик оказался прямо у белого купола, с переломанными ногами и руками, выкрученными в совершенно разные стороны. Ко всеобщему ужасу, он все еще кричал.

— Впредь всех, кто выступит против короля или королевы, будет ждать подобная участь, — ее властный голос откликался эхом от пустых мраморных стен. — Тех же, кто присягнет короне, ожидает мое помилование. Я не лишаю магистериума его изумрудных жрецов, я лишь хочу, чтобы подобного больше не повторилось. А для того, я считаю, мы все должны объединиться. Обещать друг другу мира, процветания и взаимного уважения.

Может быть ее речь и звучала бы более правдоподобно, если бы не наполненный муками крик Иерихат-хала и капающая с потолка кровь.

— Я пришел, чтобы увидеть вас, учитель, — сказал Свейн, все еще не решаясь поднять свои покрасневшие глаза. — Магистериум изменился. Но он изменится еще больше. И… Мне страшно. Мне очень страшно.

Киган подошел к железной решетке и приказал Свейну сделать то же самое.

— Будущий граф не должен показывать свой страх, — как можно увереннее проговорил он. — Но боятся ему никто не запретит.

— Учитель, но как же…

— Обо мне не стоит волноваться. Я сам виноват, что допустил подобное. Магистериум слишком долгое время был сам по себе, были и сами по себе его жрецы. Я не заметил этого проросшего ядовитого семени, ведь я смотрел только вперед, забывая глядеть себе под ноги.

Свейн поставил фонарь на грязный влажный пол, его руки дрожали, а беспокойные мысли не давали сосредоточиться.

— Со мной пришли стражники. Два королевских плаща. Они ждут снаружи, и я бы мог попытаться…

— Попытаться что? Попасть на завтрашнюю казнь не только в качестве зрителя? — Киган усмехнулся, вот уж не думал, что этот мальчишка так привяжется к нему. — Как это будет?

— К..казнь? — Свейн, казалось бы, с трудом стоял на ногах. — Они подготовили сцену, там, где площадка для телепортов, около внешнего сада. Я точно не знаю, но я слышал, что готовят крепкие веревки и…

«Она собирается оставить наши висящие трупы прямо перед входом в Белый замок? Довольно жестоко. Жестоко, но умно. Все это на случай, если кто-то начнет сомневаться в ее королевской решимости».