Феликс Крес - Громбелардская легенда

В глазах взволнованного калеки внезапно появилась боль. Схватившись за край прикрывавшей культи ткани, он открыл обрубки ног, обмотанные толстыми тряпками.

— Ею руководил Бруль, — помолчав, тихо сказал он. — Бруль заблуждался… Я хотел сохранить его великий разум и неизмеримые знания, хотел приобрести союзника. Именно для этого я принял этот облик. Я верил, что, будучи учеником Бруля, сумею направить его мысли в нужную сторону. Но дело дошло до войны. Брулю требовался меч и рука, которая бы этот меч держала. Он позвал на помощь именно ее. Я победил, но какой ценой! Так что не удивляйся, господин, что, имея достаточно времени, я сделал все, что в моих силах, чтобы заманить ее сюда и убить, прежде чем она найдет нового союзника и ей придет в голову мысль помешать мне во второй раз.

— Ты говоришь об Охотнице? — прервал его старик.

Хенегель нахмурился.

— Я хотел ее смерти, это правда, — откровенно признался он. — Ничто и никогда не было для моего народа большим злом, чем ее присутствие в горах. Но если ты думаешь, господин, что мною руководило лишь желание отомстить… Это неправда. Я счел ее смерть необходимой, и лишь благодаря случаю устранение этой твари, в конечном счете лишь одной из многих, оказалось как полезным, так и приятным делом. Да, приятным. Я уничтожил в последнее время немало живых существ, и делал это с удовольствием, ибо постепенное устранение громоздящихся на пути к цели препятствий может и даже должно доставлять радость. Но смерть этой женщины доставила мне живое, искреннее удовольствие. Да, это правда, — еще раз повторил он. — Моя жизнь подходит к концу, господин, сущность Полосы, которую я в себе ношу, быстро сжигает мои силы, так что я ценю любые нечаянные радости. И меня даже не волнует, насколько благородны подобные развлечения. Ты станешь осуждать меня, господин?

Старик покачал головой.

— Мы оба знаем, сын мой, что все, что ты сделал, а также то, что ты еще совершишь, не имеет ни малейшего значения, если это не препятствует твоей миссии. Чувства же, которые ты испытываешь, важны менее всего. Я спрашивал, говоришь ли ты об Охотнице, поскольку то, что лежит в пещере, на самом деле трудно узнать… Ты счел эту смерть необходимой, и этого достаточно. Это не меняет того факта, что ты пытаешься спасти миллионы. А то, что ты при этом чувствуешь, отчаяние или радость, мне совершенно безразлично. Впрочем, и тебе, по сути, тоже. — Он поднял взгляд и улыбнулся. — Кто еще погиб в этом селении?

— Хель-Крегири… и отряд имперских гвардейцев. Кроме них, ничего существенного, какие-то путники. И шпионы трибунала.

— Как я понимаю, они погибли по той же самой причине, что и Охотница?

— Отчасти. Солдат я сюда специально не заманивал. Но раз уж они пришли, я решил… Это был отряд котов-гвардейцев, самые грозные солдаты, каких когда-либо имел в своем составе Громбелардский легион. Я их боялся. Я не понимаю котов и то, что ими руководит. Думаю, это никому не нужное племя.

— Достаточно, — остановил его старик.

Он снова улыбнулся.

— Твои знания о мире, сын мой, весьма поверхностны…

Хенегель склонил голову.

— Да, это правда… Все, что я знаю, касается только сил Шерни. Где мне брать иные знания, господин? Но я думаю, что это неведение достойно похвалы. Для всего моего племени. Ибо оно определяет величину жертвы. Мы отказались от всего, страж.

Горбун молча кивнул.

— Я тоже не терял времени зря, — помолчав, сказал он. — Тебе удалось сделать так, что в Громбеларде воцарился хаос, я же позаботился, чтобы не восстановился порядок. Надо полагать, ты догадываешься, что странное поведение князя-представителя…

— Не взялось ниоткуда, естественно, — закончил Хенегель. — Да, господин, я прекрасно это понимаю. Меня беспокоит другое. Княгиня?..

— Она здорова, хотя начинает доставлять некоторые хлопоты. Как-нибудь справимся, — заверил его Отверженный. — Когда придет время, я пойду за ней. Пусть это тебя не волнует.

— Я боюсь, господин, — откровенно сказал Хенегель. — Эта женщина крайне нам необходима. Я боюсь, — повторил он. — Слишком многое зависит от жизни и здоровья одной, ни о чем не подозревающей личности.

24

Мало кто представлял себе истинное значение и силу Имперского трибунала. Естественно, все знали, что эта организация обладает неограниченными возможностями и широким влиянием, но лишь немногие располагали сведениями о фактических пределах власти серых урядников. Особенно в чрезвычайных ситуациях.

Верховные судьи трибунала никогда не имели собственных резиденций в столицах провинций. Наиболее распространенной функцией трибунала было преследование и предание суду разного рода преступников, но намного важнее были иные, не столь заметные задачи: контроль над завоеванными территориями, осуществлявшийся при участии войска, и, наконец (а вернее, прежде всего), надзор за любыми действиями императорских представителей. Естественно, чтобы надзор этот имел хоть какой-то смысл, высокопоставленные урядники трибунала не могли быть зависимы от властителей провинций; да, они подчинялись их распоряжениям в отношении преследования обычных преступников — и все. Поэтому в Кирлане сочли разумным, чтобы резиденции верховных судей в провинциях не располагались в тамошних столицах. Это ограничивало количество неизбежных конфликтов и позволяло некоторым образом «замаскировать» непосредственные контакты судей с имперскими властями в Кирлане.

В Громбеларде столицей трибунала был Бадор; в остальных городах — в том числе и в Громбе — верховный судья трибунала назначал своих наместников. По очевидным причинам наместник в Громбе (то есть под боком у представителя) обладал особыми обязанностями, но также и полномочиями. Некоторые из них были тайными… но и положение наместника судьи в Громбе было весьма деликатным. Уже несколько лет, а точнее, с момента, когда императорским представителем в Громбеларде стал Н. Р. М. Рамез, место первого наместника в столице оставалось свободным.

Весть о необычном назначении ее высочества Верены совпала со слухами, затем подтвержденными известием, о временном расторжении ее брака. Армектанцы, очень ценившие личную свободу, считали разводы, как временные, так и окончательные, делом понятным и нормальным. Тем не менее этот развод — такой развод, совершенный таким способом и в такой момент, просто должен был стать сенсацией и скандалом. Практически в одно мгновение его высочество князь Рамез, носитель именитой фамилии и один из самых могущественных людей в империи, зять императора, превратился во всеми презираемого и никому не нужного мелкого чиновника. Все от него отворачивались, кто демонстративно, кто с ужасом. Сразу же всем и всюду стало ясно (хотя прямо об этом и не говорилось), по чьей вине в провинции сложилась столь тяжелая ситуация и кого император привлечет к ответственности. Единственная дочь властителя империи расторгла свой брак, одновременно согласившись с назначением на не занятый уже много лет, особый пост, который неожиданно оказался необходимым! Император хотел иметь в Громбе кого-то, кому он мог бы доверять, — ибо человек, которому он доверял до сих пор, его подвел. Даже если бы все это было разглашено с помощью герольдов, оно не могло бы стать более очевидным.