Customer - Убей свои сны

- …направлять аккуратненько… - язвительно подхватываю я.

- Не нравится – не направляйся! – пожимает плечами Мореход. – Люди уже от многих направляющих отказались. Силы природы вам давно не указ, свои интересы дороже, скоро вы и от меня откреститесь, другой ориентир найдете. То-то будет потеха…

- Почему я не знаю тебя? – задумчиво произносит Мулиартех. – Ты же бог, я вижу. Дети могли и не встречать тебя, они не так давно на суше. Люди – те вообще с богами не разговаривают, обижены на нас за что-то. Но почему Я не знаю тебя?

- Потому что твой разум – водяной океан. Разум детей воздуха и детей огня – огненный и воздушный океаны. И в жизни, и в смерти вы растворяетесь в своих стихиях без остатка, моя бездна вам не нужна. И никогда нужна не будет. Так что встречаться нам было незачем. Мысли твоего народа безраздельно принадлежали морю.

- А в то время, которое мы проводим на суше?

- И тогда.

- Что-то изменилось? – В голосе Мулиартех звучит вкрадчивое обаяние, которого так не любит Ада. Ей кажется нечестным использовать проникновенные, колдовские интонации, заставляющие забыть о смысле сказанного, вырывающие согласие на любую авантюру, на любую глупость, на любую подлость с самого дна человеческой души…

- Спрячь свое оружие, морской змей! – смеется Мореход. – Закажи мне лучше чего-нибудь холодненького. Пить очень хочется.

Сейчас он скажет. Отхлебнет из запотевшего бокала с уродливым рисунком, обведет глазами белое от зноя небо, пожухшую пыльную зелень вокруг, толстых похотливых голубей у помойки – и скажет нам наконец, что сдвинуло баланс стихий, казавшийся вечным и накрывавший землю священным непроницаемым куполом…

- Твой народ уже ответил на вопрос, что случилось. И сам не заметил ответа. Хотя… такое часто случается. Как вы назвали своего врага?

- Аптекарь, - недоуменно говорит Ада.

- Отец лжи! – рычит Морк. – Отец лжи, принцесса. Мы, фоморы, наткнулись на ложь.

- Да, - кивает Мореход. – А ведь твой народ не привык ко лжи у СЕБЯ в душе. Фэйри не лгут, не так ли, Мулиартех? Вы великие мастера эвфемизмов* (Способ непрямого, смягчающего обозначения предмета, возможность избегнуть грубого и прямолинейного обозначения – прим. авт.) и недомолвок, но лгать вы не умеете. И не представляете, что этот навык с мозгами творит. Зато люди знают насчет лжи ВСЁ. Можно сказать, что вся моя стихия составлена из таких знаний. Поэтому для понимания отца лжи твоим фоморам и твоему провидцу необходимо придти ко мне.

Мулиартех закрывает свой единственный глаз. На лице ее – тоска, огромная, как море.

- Ты не сердишься на меня? – спрашиваю я Морка.

Первый раз за эти десятилетия мы оказались вдвоем. Раньше то ли судьба, то ли родня, то ли собственные страхи не позволяли нам побыть наедине. Казалось, лицом к лицу мы непременно начнем говорить о том, что с нами было бы, кабы не желание Адайи заполучить Морка для себя.

Даже люди не всегда накидываются на больные темы, едва за посторонними закроется дверь. А мы - не люди. Мы не зациклены на любви, мы не нуждаемся в регулярных исповедях на тему «Десять совпадений, погубивших мою жизнь», мы вообще проживаем не одну жизнь, а три – детство в родных морях, до ухода молодых фоморов на землю, обретение знаний на земле и занятие Главным Делом в бездне. И тащить через всю жизнь детские впечатления, ориентируясь этот «свод непреложных правил», как делают люди, фоморы не должны. На суше мы становимся совершенно другими существами, не похожими на себя в юном возрасте. Вот. Поэтому я могу смотреть Морку в глаза и нести все, что в голову приходит. Про погоду, про природу, про местную кухню и про гнусные намерения отца зла. Тем для разговора у нас великое множество.

Но вместо этого я выпаливаю вопрос, не нуждающийся в ответе. Я же знаю, что Морк не сердится ни на меня, ни на Адайю, которая даже не страдала после того, как отняла судьбу у хорошего челове… фомора. Сердиться - значит признать окончательность сложившегося. Смириться с тем, что произошло. Дать ему власть над нашими жизнями. А Морк не таков, чтоб дать кому-то или чему-то властвовать над собой.

Морк – уникален. По меркам детей моря, конечно. Рано или поздно он все равно потерял бы судьбу, нарушив какой-нибудь догмат, испокон века оберегающий фоморов от природных катастроф и от личных ошибок. Так что воля Адайи оказалась всего-навсего первым пунктом в списке. Люди высоко ценят собственных Морков, возлагают на них большие надежды в деле прогресса своей цивилизации, подзуживают молодежь на бунтарские поступки, а больше на болтовню, которой грош цена в базарный день, но оттого она становится только слаще, вся эта болтовня о ниспровержении ценностей и развенчании идолов… Люди, что с них взять!

Мир фоморов ближе к природе, чем какая бы то ни было часть мира людей. И ниспровержение богов в нем означает не крах очередного «модного веяния» - нет, оно означает разрушение систем, на создание которых ушли тысячелетия. Или даже миллионолетия. И кто знает, заполнит ли природа опустевшие ниши – сейчас, когда все и без того стало таким хрупким под властью народа земли?

Вот почему мы опасаемся разрушителей. Сама природа опасается их, связывает судьбу таких, как Морк, с такими, как моя сестра – а она вылитая Мулиартех, только еще молодая. Но чтобы уничтожить отца лжи, нужен именно он. А ему нужна именно я. А я не знаю, кто кого переупрямит: судьба - Морка или Морк – судьбу. В любом случае, сейчас он – наше главное оружие.

- Ты же знаешь, что не сержусь, - усмехается «оружие». – Я понимаю: все, что произошло, - нет, все, что ПРОИСХОДИТ, - неизбежно. И правильно. Ты ушла на землю не для того, чтобы сыграть с людьми в наши фоморские игры. Ты ушла, чтобы найти ЕГО. Провидец – наше спасение, а ты – спасение провидца. Единственная возможность стать зрячим, взглянуть своему племени в лицо, увидеть окружающий мир, а не только изнанку собственного черепа. Кстати, ты что-нибудь знаешь о провидце? Мулиартех говорит, вы были знакомы еще до встречи? Какой он человек, наш провидец?

- Он красивый человек, - задумчиво говорю я. – Мужчина, у которого великолепное тело и привлекательное лицо. Если бы он занимался модельным бизнесом, ничего бы это не значило, кроме одного: внешность - это деньги. Будь Марк моделью, он обращался бы с собой, как с ценной вещью.

Но Марк хотел стать художником. Слепой хотел рисовать. И не мог. Поэтому, как здесь принято, смирился со своим увечьем, нашел дело, хоть как-то соприкасавшееся с призванием, отнятым болезнью. Марк объясняет людям, ЧТО есть искусство. Преподает теорию людям, у которых все в порядке со зрением, но не с пониманием... Почему-то теорией искусства здесь увлекаются в основном женщины. А еще они хотят видеть и осязать красивое – хотя бы до того времени, как станут женами и матерями. Потом у них появляется своя, не столь огромная, но собственноручно созданная красота – и они забывают про искусство. Задвигают его на дальнюю полку, чтобы изредка вспоминать: ах да, есть же у меня и такое знание! Не слишком полезное, зато приятное.