Генри Каттнер - Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности

Дядя Лем чесал во все лопатки. Я едва не летел, поспевая за ним. Хотел связаться со своими на всякий случай, но ничего не вышло. Ма оказалась на церковном собрании, она еще в прошлый раз дала мне взбучку за то, что я заговорил с ней как бы с небес прямо перед преподобным отцом Джонсом. Тот все еще никак не может к нам, Хогбенам, привыкнуть. Па был мертвецки пьян. Его буди не буди… А окликнуть дедулю я боялся, мог разбудить малыша.

Вскоре я увидел большую толпу, забившую всю улицу, грузовик и человека на нем, размахивающего какими-то бутылками в обеих руках. По-моему, он держал речь про головную боль. Я слышал его из-за угла. С двух сторон грузовик украшали плакаты: «Средства Пу от головной боли».

– Ох, ох, – думал дядюшка Лем. – О горе, горе! Что делать мне, несчастному? Я и вообразить не мог, что кто-нибудь женится на Лили Лу Матц. Ох, ох!

Ну, скажу я вам, мы все были порядком удивлены, когда Лили Лу Матц выскочила замуж, – да с той поры еще десяти годков не минуло. Но при чем тут дядюшка Лем, не могу взять в толк.

Безобразнее Лили Лу нигде не сыскать, страшна как смертный грех. Уродлива – не то слово для нее, бедняжки. Дедуля сказал как-то, что она напоминает ему одну семейку по фамилии Горгоны, которую он знавал. Жила Лили одна, на отшибе, и ей, почитай, уж сорок стукнуло, когда вдруг откуда-то с той стороны гор явился один малый и, представьте, предложил выйти за него замуж. Чтоб мне провалиться! Сам-то я не видал этого друга, но, говорят, и он не писаный красавец.

А если припомнить, думал я, глядя на грузовик, если припомнить, фамилия его была Пу.

Дядюшка Лем заметил кого-то на краю толпы и засеменил туда. Казалось, две гориллы, большая и маленькая, стояли рядышком и глазели на приятеля, размахивающего бутылками.

– Идите же, – взвыл тот, – подходите, получайте свою бутыль «Надежного средства Пу от головной боли»!

– Ну, Пу, вот и я, – произнес дядюшка Лем, обращаясь к большой горилле. – Привет, младший, – добавил он.

Я заметил, потом поежился.

Нельзя его винить. Более мерзких представителей рода человеческого я не видал со дня своего рождения. Старший был одет в воскресный сюртук с золотой цепочкой на пузе, а уж важничал и задавался!..

– Привет, Лем, – бросил он. – Младший, поздоровайся с мистером Хогбеном. Ты многим ему обязан, сынуля. – И он гнусно рассмеялся.

Младший и ухом не повел. Его маленькие глазки-бусинки вперились в толпу по ту сторону улицы. Было ему лет семь.

– Сделать мне сейчас, па? – спросил он скрипучим голосом. – Дай я им сделаю, па. А, па? – Судя по его тону, будь у него под рукой пулемет, он бы всех укокошил.

– Чудный парень, не правда ли, Лем? – ухмыляясь, спросил Пу-старший.

– Если бы его видел дедушка! Вообще, замечательная семья – мы, Пу. Подобных нам нет. Беда лишь в том, что младший – последний. Дошло, зачем я связался с вами?

Дядюшка Лем снова содрогнулся.

– Да, – сказал он, – дошло. Но вы зря сотрясаете воздух. Я не собираюсь ничего делать.

Юному Пу не терпелось.

– Дай я им устрою, – проскрипел он. – Сейчас, па, а?

– Заткнись, сынок, – ответил старший и съездил своему отпрыску по лбу. А уж ручищи у него – будь спок!

– Па, я предупреждал тебя! – закричал младший дурным голосом. – Когда ты стукнул меня в последний раз, я предупреждал тебя! Теперь ты у меня получишь!

Он набрал полную грудь воздуха, и его крошечные глазки вдруг засверкали и так раздулись, что чуть не сошлись у переносицы.

– Хорошо, – быстро отозвался Пу-старший. – Толпа готова – не стоит тратить силы на меня, сынок.

Тут кто-то вцепился в мой локоть, и тоненький голос произнес очень вежливо:

– Простите за беспокойство, могу я задать вам вопрос?

Это оказался худенький типчик с блокнотом в руке.

– Что ж, – ответил я столь же вежливо, – валяйте, мистер.

– Меня интересует, как вы себя чувствуете, вот и все.

– О, прекрасно, – произнес я. – Как это любезно с вашей стороны. Надеюсь, что вы тоже в добром здравии, мистер.

Он с недоумением кивнул. – В том-то и дело. Просто не могу понять. Я чувствую себя превосходно.

– Почему бы и нет? – удивился я. – Чудесный день.

– Здесь все чувствуют себя хорошо, – продолжал он, будто не слышал. – Не считая естественных отклонений, народ здесь собрался вполне здоровый. Но, думаю, не пройдет и пары минут…

И тут кто-то гвозданул меня молотком прямо по макушке.

Нас, Хогбенов, хоть целый день по башке молоти – уж будь спок. Попробуйте, убедитесь. Коленки, правда, дрогнули, но через секунду я уже был в порядке и обернулся, чтобы посмотреть, кто же меня стукнул.

И… некому было. Но боже, как мычала и стонала толпа? Обхватив головы руками все они, отпихивая друг друга, рвались к грузовику, где тот приятель раздавал бутылки с такой скоростью, с какой он только мог принимать долларовые билеты.

Глаза у худенького полезли на лоб, что у селезня в грозу.

– О моя голова! – стонал он. – Ну, что я вам говорил?!

И он заковылял прочь роясь в карманах.

У нас в семье я считаюсь тупоголовым, но провалиться мне на этом месте, если я тут же не сообразил, что дело не чисто! Я не простофиля, что бы там ма ни говорила.

– Колдовство, – подумал я совершенно спокойно. – Никогда бы не поверил, но это настоящее заклятье.

Тут я вспомнил Лили Лу Матц. И мысли дядюшки Лема. И передо мной – как это говорят? – задребезжал свет. Проталкиваясь к дядюшке Лему, я решил, что это последний раз я ему помогаю; уж слишком мягкое у него сердце… и мозги тоже.

– Нет-нет, – твердил он. – Ни за что!

– Дядя Лем! – окликнул я.

– Сонк!

Он покраснел, и позеленел, и вообще всячески выражал свое негодование, но я-то чувствовал, что ему полегчало.

– Что здесь происходит, дядя Лем?

– Ах, Сонк, все идет совершенно не так! – запричитал дядюшка Лем. – Взгляни на меня – вот стою я с сердцем из чистого золота…

– Рад познакомиться с вами, молодой человек, – вмешался Эд Пу. – Еще один Хогбен, я полагаю. Может быть, вы могли бы уговорить вашего дядю?

– Простите, что перебиваю, мистер Пу, – сказал я по-настоящему вежливо, – но лучше вы объясните по порядку.

Он прокашлялся и важно выпятил грудь. Видно, приятно ему было об этом поговорить. Чувствовал себя большой шишкой.

– Не знаю, были ль вы знакомы с моей незабвенной покойной женой, ах, Лили Лу Матц. Вот наше дитя, младший. Прекрасный малый. Как жаль, что не было у нас еще восьмерых или десятерых таких же. – Он глубоко вздохнул. – Что ж жизнь есть жизнь. Мечтал я рано жениться и украсить старость заботами детей… А младший – последний из славной линии. – Па, – квакнул вдруг младший, – они стихают, па. Дай, я им двойную закачу, а, па? Спорим, что смогу уложить парочку.