Генри Каттнер - Темный мир
— Направьте их ко мне!
Взгляд Ллорина, направленный на Арле, был далеко не дружеским. Он сделал шаг вперед.
— Мать Фрейдис! — позвал он.
— Я слышу тебя, Ллорин!
— Окажи мам милость, мы нуждаемся в твоей помощи. Мы привели с собою человека, называющего себя Эдвардом Бондом, но я уверен, что это Ганелон, вернувшийся оттуда, куда ты его заслала.
На этот раз голос из пещеры заставил себя ждать.
— Направьте и его ко мне, — разрешила в конце концов Фрейдис. — Но первыми, как я уже сказала, пусть пройдут в мою обитель рабыни.
Ллорин взмахнул рукой, и послушные его жесту лесные жители принялись подталкивать рабынь, направляя их ко входу в пещеру. Девушки не сопротивлялись. С потухшими, подернутыми поволокой глазами семенили они друг за другом, исчезая в черном отверстии входа.
Ллорин бросил в мою сторону косой взгляд и кивком головы указал на пещеру.
Я улыбнулся, стараясь сохранить на лице беззаботное выражение.
— Когда я выйду, мы вновь будем друзьями, как и прежде.
— Будущее в руках Фрейдис!
Я повернулся к Арле. Почему-то мне захотелось приласкать, успокоить эту глупенькую лесную фею.
— Все решит Фрейдис, но мне нечего бояться, Арле. Помни и верь мне, я не Ганелон.
Быть может в интонациях моего голоса не было той теплоты и нежности, с которыми обращался Эдвард Бонд к этой девушке. Ведь влюбленные не говорят, а воркуют, как голубки. Так или иначе, но во взгляде Арле я не прочел поддержки. Толпа лесных жителей наблюдала за нами, безмолвствуя. Мужчины держали наготове свое оружие.
Я весело рассмеялся и направился ко входу в пещеру.
Тьма преисподней поглотила меня.
Фрейдис
Может быть кого-нибудь и удивит мое заявление, но я вошел в пещеру с ровно бьющимся сердцем, абсолютно уверенный в себе. Не успели мои глаза привыкнуть к темноте, как я увидел отблески костра на задымленных стенах. Я переступал через свою гордость во время разговора с лесными обитателями, презренными бунтовщиками, держась с ними как равный с равными, и при этом прикидывался неким Эдвардом Бондом. По этой же причине мне будет трудно говорить и с колдуньей вырождающегося племени. Может ли она представлять собою опасность лорду Ганелону? Смешно даже подумать, чтобы ее знания могли сравниться со знаниями члена Совета! Несомненно, она посвящена в тайные учения, а иначе каким образом удалось бы ей переправить лорда Ганелона в пределы параллельного мира, заменив посвященного Ллуру двойником-землянином. Но нет сомнений в том, что мне без труда удастся обмануть и ее, и всех тех, кто решится вступить в полемику с могучим лордом.
За первым же поворотом я увидел стоящую на коленях у огня старуху. Я ввел себя в заблуждение, решив, что пляшущие на стенах отблески порождены костром, — огонь горел в хрустальном блюдце и сколько я ни всматривался, не увидел ни углей, ни головешек. Фрейдис была облачена в белые одеяния, седые волосы ее, сплетенные в толстые косы, тяжелыми жгутами ниспадали вдоль спины. Я остановился, чтобы свыкнуться с обстановкой, стараясь представить, как повел бы себя, что сказал бы в эту минуту Эдвард Бонд. Словно догадавшись о моем присутствии, Фрейдис поднялась на ноги.
Она была поразительно высокого роста. Лишь немногие из обитателей Темного Мира могли смотреть мне в лицо, не вскидывая при этом головы, и теперь к их числу я со спокойной совестью мог причислить хозяйку пещеры. Широкие плечи и длинные с гладкой кожей руки Фрейдис были налиты мужской силой, преклонный возраст жрицы совершенно не сказался на легкости ее движений. И только всмотревшись в ее выцветшие, но все еще голубые глаза, я осознал, что ее жизненный путь измеряется многими и многими десятилетиями, если не веками.
— Доброе утро, Ганелон, — приветствовала меня Фрейдис гортанным безмятежным голосом.
Я вздрогнул. Она знает, кто я такой на самом деле, и при этом не испытывает ни малейших сомнений, словно способна читать мои мысли. Но я был уверен, или почти уверен, что ни один обитатель Темного Мира не обладает подобной способностью. На какое-то время я потерял дар речи, пока меня не выручила моя врожденная гордость.
— Добрый день, старуха, — ответил я. — Я явился в твою обитель, чтобы заявить: у тебя всего лишь один шанс выжить, но он осуществится лишь в том случае, если ты полностью подчинишься мне. Ты станешь моей помощницей в очень важном деле, деле чести!
— Присаживайся, член Совета, — улыбнулась мне в лицо жрица. — Мы уже мерились силами с тобою, и тогда ты был вынужден поменять один мир на другой. Или ты соскучился по Земле, лорд Ганелон?
— Ты не способна повторить свой фокус, — засмеялся я в свою очередь, — а если и способна, то не станешь предпринимать каких-либо враждебных действий, лишь только выслушаешь меня внимательно.
Пока я говорил, Фрейдис рассматривала меня пытливым взглядом своих выцветших голубых глаз.
— Ты возжелал чего-то очень сильно, до умопомрачения, — сказала она наконец задумчиво. — Одно то, что ты снизошел до общения с лесными жителями, что ты готов выдвинуть предо мною какие-то условия нашего союза, — вот доказательства моей правоты. Никогда не предполагала, что мне доведется столкнуться лицом к лицу с лордом Ганелоном, если при этом он не будет в цепях или же не будет охвачен бешеной, ослепляющей разум яростью, способной завести его куда угодно и к кому угодно. Ты нуждаешься в моей помощи, лорд Ганелон, и именно овладевшее тобою желание набросило на тебя цепи, сделало покорным и беспомощным.
Старуха отвернулась от меня и присела перед огнем, с удивительной грацией управляя своим большим и сильным телом.
— Присаживайся, Ганелон, — сказала она негромко. — Видимо, нам придется поторговаться. Только об одном тебя прошу: не занимай свое и мое время ложью, потому что мне не составит труда разобраться, говоришь ли ты правду или мелешь вздор. Так помни об этом, член Совета.
Я пожал плечами.
— Какая необходимость прибегать к обману в разговоре с такой, как ты? — искренне удивился я. — Мне нечего скрывать от тебя. К тому же чем правдивее я буду, тем быстрее ты проникнешься искренностью моих намерений. Но сначала ответь на вопрос, который меня мучает: куда девались рабыни? Они вошли в пещеру на моих глазах, но теперь я их не вижу.
Фрейдис кивнула головой в сторону закопченного свода.
— Я послала их внутрь горы. Им необходимо выспаться. Ты же должен знать, как тяжел сон освобожденных от заклятий, лорд Ганелон.
— Нет, этого я еще не вспомнил, — ответил я, присаживаясь напротив старухи. — Я… ты потребовала, чтобы я говорил правду. Тогда слушай внимательно. Я — Ганелон. Но чуждые мне воспоминания, неотъемлемая собственность памяти Бонда, все еще живы, по-прежнему затмевают мой разум. Я влился в ряды напавших на воинов Совета, сознавая себя Эдвардом Бондом, и никем иным. Но стоило Арле упомянуть об одном факте, как Эдвард Бонд стушевался, окончательно уступив место, законное место, лорду Ганелону. Арле указала мне на цвет покрывавшего мои плечи плаща, и цвет этот — голубой! В этот плащ меня облачили члены Совета незадолго до того, как все мы направились в Кэр Сапнир. Так нужно ли мне распространяться о моем сокровенном желании, старуха?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});