Андрей Дмитрук - Дмитрук. СЛЕДЫ НА ТРАВЕ

На мгновение Лобанова охватила громадная беспричинная радость. Словно опять стал ребенком и впервые прикрепил к груди диск антиграва, и вдруг начал, зажмурившись и крича во всю глотку, падать в небо.

XIX

Серебряная крылатая женщина стояла на коричневой шкуре гигантского трутовика. В настоящий момент гриб служил столом. Алия, в одних узеньких плавках, оседлала изогнутый ствол дерева; Валентин полулежал на пружинистом и толстом, как матрац, слое сизого моха, скрывавшем корни.

— Я искренне сочувствую тебе, Валечка! — сказала начальница Станции, подставляя то одно, то другое плечо искусственному солнцу. — Если бы я могла хоть чем-нибудь возместить твою потерю… Ты ведь не пойдешь на стирание памяти?

— Нет, я хочу о нем помнить, — сказал Валентин столь неприязненно, что Алия поспешила сменить тему.

— Что бы ты предложил колонии Вальхаллы? Общее возвращение на Землю?

— Конечно. Ведь это так естественно! Тут нам будет легко вернуть к нормальной жизни трутней, дать настоящее дело бродягам-интеллигентам. Мы на них не будем давить, дадим статус самоуправляемой территории: постепенно увидят, чьи порядки лучше, кто живет более полноценно, они или мы!..

— Это естественно для нас, но не для твоего клана! — уточнила Алия.

— Что же ты предлагаешь?

— Предлагать будешь ты, Валечка. А я только поставлю вопрос перед Советом координаторов.

— Хорошо, — сказал Лобанов после небольшой паузы; ему пришлось отогнать двух любопытных сапфировых стрекоз величиной с голубя. — Я вижу такой выход. Наладить постоянную связь между Землей и Вальхаллой. Смогли же какие-то гении пятьсот лет назад, сможем в конце концов и мы… Где-то там, на Южном Роге, где у них стояла раньше Вольная Деревня, надо основать нормальное земное поселение — с учебным ашрамом, с регенераторной клиникой, развлекательным центром и прочим. И пусть приходят кто хочет. Каждому — жилище и работу; но, конечно, никаких каст. Будь ты тряпичник, будь ты излеченный трутень — ты равен в правах любому «отцу», хоть бы и сверхдостойному.

— Клан начнет бойню, будет истреблять всех, кто пожелает уйти! — предупредила Алия.

— Ну мы их защитим!..

— Как? С оружием в руках? Не имеем права, друг мой. Все эти романы о смелых земных агентах, которых внедряли в средневековое или фашистское общество на других планетах, чтобы изменить там жизнь к лучшему, — сказки, и только сказки… Принцип самоопределения каждой нации, каждой общественной группы был священным для нас на Земле — и останется таковым применительно к Вальхалле. Начав с убеждения, мы непременно начнем палить от бедра. Озвереем сами, сломаем хребет чужой истории. Значит, нельзя и начинать. Надо сразу закрыть вопрос об этом, как неэтичный…

— Спасибо за лекцию, — церемонно склонил голову Лобанов. — Но ты согласна хотя бы с тем, что необходимо вытащить остатки этих бедняг из Улья и навеки выключить его?! Когда меня просили об этом патриархи, я отказал: но теперь вижу, что иного выхода нет…

Чуть подумав, Алия грациозно кивнула:

— Да. Это как помощь утопающим при кораблекрушении. А вот с остальными проблемами — все намного серьезнее и сложнее.

ЧАСТЬ 2

ПРИНЦИП НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА

I

Прежде чем сказать последние напутственные слова, Валентин Лобанов отошел к окну, выглянул наружу. Вид, которым он ежедневно любовался вот уже три месяца, просто не мог прискучить. Просторный амфитеатр бухты, застроенный с тропической белизной и воздушностью; шапки цветущих рощ, пальмовый караул набережной, а за ним — слепящее сетью бликов, густо-синее безбрежье. Все объято ленивой предвечерней неподвижностью жаркого дня.

Сильнее, чем прежде, резнуло сердечной болью недоброе предчувствие. Двадцать лет назад проводил он в этот мир единственного друга, Уве Бьернсона; сегодня… Нет. Нельзя поддаваться настроению. Надо выдержать до конца, таковы условия игры — условия, известные сейчас, пожалуй, лишь ему, Лобанову…

Волевым нажимом подавив тревогу, успокоив железы и нервы, Валентин обернулся к двоим, сидевшим у чайного столика. Вот они, последние выпускники школы, еще не получившие назначения: Войцех Голембиовский и Пауль Ляхович.

Что сказать напоследок? Сильное, проникновенное — такое, что не было бы сказано за месяцы учебы? Много-много дней подряд этих двоих и еще двадцать девять человек, в основном бывших трутней, готовили к сложной и опасной работе в Новом Асгарде, в других городах и фермерских поселках Вальхаллы. Теперь обученные агитаторы (или, как их здесь называют, проповедники) займут определенные места в обществе, будут служить, получать за это деньги. А в свободное время — собирать людей, неустанно рассказывать о Земле, о Вольной Деревне; спорить, убеждать в преимуществах нашей жизни, приглашать всех желающих побывать здесь или на прародине… Да, все говорено-переговорено, смоделированы тысячи возможных ситуаций. Точно! Следует просто еще раз повторить самое главное. Коротко и четко. "Под занавес", чтоб иглой застряло в памяти.

— Наверное, вы не раз спрашивали себя, — начал Валентин, — почему Земля не ведет агитацию техническими способами. Скажем, с помощью видеофильмов. Зачем рисковать людьми? И вы, я думаю, нашли для себя ответ. Но я попытаюсь кое-что уточнить… — Лобанов налил себе в чашку душистой светлой заварки — он пил зеленый жасминовый чай, — доверительно присел к столу. — Да, личный контакт, задушевный разговор действует сильнее, чем любой фильм, это так. Но есть более важная сторона. Мы не намерены вести тайную борьбу с кланом, расшатывать устои режима. А подпольные просмотры, конспиративная передача кассет — это уже формы подрывной работы. Ясно?.. Вальхалла устала от террора спецслужб, мы не хотим провоцировать новые гонения на «инакомыслящих». Пока это возможно, будем действовать открыто. Пусть знают нас, как добрых друзей, как целителей прошлых ран, а не очередных заговорщиков, пытающихся «ускорить» прогресс, не жалея своей и чужой крови…

Как будто бы толково сказано. Оба выпускника сидели, бесшумно прихлебывая чай и жадно внимая каждому слову. Нет вопросов — или собираются с мыслями? Какие они разные, ребята… Войцех, немного щупловатый и моложавый для своих тридцати лет, часто моргал светлыми ресницами, склонив носатую голову к плечу, точно внимательная собака. Смуглый широколобый Пауль, опершись щекой на кулак, глядел хмуровато, испытующе… А глаза у него серые. Такие же, как у самого Валентина… Боже мой, да чувствует ли он что-нибудь?! Снежная пустыня; усыновление Магдой; снова Вальхалла; удача — работа в колене почтальонов; три месяца в Улье, пять лет реабилитации… Пауль, Пауль…