Алина Белова - Сказание первое: Клич Ворона

— Чего ж напиваться-то? — тихо усмехнулся один из сидевших по правую руку от Йорана мужчин. Судя по всему, его младший брат, Тхан. — Наша Хильда и без того красавица, никакое вино её ещё краше не сделает.

Сатарны засмеялись, Хильда только улыбнулась и принялась осматривать гостей. Наклонившись поближе к княжне, Кольгрим тихо поблагодарил её. Было как-то сомнительно, что кто-то, кроме неё, мог это услышать — в таком-то шуме. Хильда только улыбнулась — она в этот момент отрывала от хлеба маленькие кусочки мякиша и скатывала его в шарик. Зачем она это делала — непонятно. Скорее просто нервничала и не знала, чем себя занять под пристальными взглядами собравшихся.

— Жаль, что обе мои жены не дожили до этого дня, — тяжело вздохнул Йоран, откидываясь на спинку стула. — Они не перенесли суровых холодов наших земель. Впрочем, они подарили мне крепких сыновей и прекрасную дочь. Которая подарит крепких сыновей и тебе, молодой Волк.

— Примите мои соболезнования на счёт ваших жён, князь Йоран, — чуть склонил голову Кольгрим, пытаясь вежливо поддерживать разговор. — Верю вам на слово, у вас прекрасная дочь.

Праздник пролетал незаметно. Гости уже успели выпить и теперь громко веселились. Йоран, решив, что момент самый подходящий, прочитал молитву Белому Медведю и благословил будущих молодожёнов своей отцовской рукой. Только после этого Кольгрим вышел из-за стола и помог подняться своей новоявленной жене. Хильда улыбнулась кончиками пухлых губ, взяла Кольгрима за руку и скользнула в коридор, оставляя шум праздника позади. Несколько пролётов, ступени, пара дверей — и они добрались до гостевой башни, где были предоставлены комнаты волчьим князьям.

Едва Улвир переступил порог комнаты, в сердце его вспыхнуло сомнение. Это было неправильно. Женщина, которую он знал всего несколько часов, теперь была его женой. Их ждала первая брачная ночь. Нет, это было настоящим безумием! Хильда наверняка боялась его. Правильней было бы дать ей время всё обдумать, привыкнуть…

Но лёгкое прикосновение руки девушки вырвало молодого князя из раздумий. Юная княгиня, мягко улыбаясь ему, прошептала:

- Вы теперь мой муж. А я… ваша жена. Во веки веков. Пока смерть не разлучит нас, — её пальцы слегка дрожали, но скорей от волнения, чем от страха — в глазах не было ни капли испуга. Кольгрим перехватил её руку и заглянул в эти небесно-голубые очи, похожие на два искрящихся драгоценных камня.

— Если ты боишься, я тебя не трону, — спокойно сказал мужчина. — Ты совершенно не обязана…

— Нет, — улыбнулась Хильда и коснулась пальцами его щетинистого подбородка. — «Есть только один путь». Я сделала свой выбор, когда согласилась на предложение отца выйти за вас замуж. И я буду вам верной женой, пока вы сами не прогоните меня.

Кольгрим тяжело вздохнул. Уверенность, искрившаяся в глазах девушки, удивляла его. Мужчина хотел было возразить, снова предложить Хильде подумать, но княжна неожиданно обхватила его лицо мягкими ладонями и нежно поцеловала. Подарила свой первый поцелуй незнакомцу. Нет, не незнакомцу — своему мужу. Молодой Волк чувствовал её волнение, но девушка не боялась того, что должно было сейчас произойти. Снова тяжело вздохнув, Кольгрим приобнял за талию свою молодую жену, теперь уже волчью княгиню, и вдохнул аромат её волос, пахнувших зимой. Теперь эта женщина принадлежала только ему. Во веки веков, пока смерть не разлучит их.

Царапина, нанесённая волколаком, оказалась намного серьёзнее, чем предполагал Ньёр. Даже несмотря на то, что Хазр дал мальчику обезболивающее и какой-то отвар, который должен был снизить действие волчьего яда, к вечеру у Пеплохвата поднялась температура. Плечо ныло от надоедливой боли, занимавшей теперь все мысли.

— Я сделал всё возможное, — голос Хазра звучал словно издалека. — Остальное теперь зависит от того, насколько этот паренёк крепкий.

Последующие дни Ньёр провёл в полубреду, чувствуя, что с каждым часом ему становится лишь хуже. Волчий яд всё глубже проникал в тело, и теперь боль, казалось, была повсюду, не давая пошевелиться. На четвёртые сутки Змей провалился в небытие — началась лихорадка.

Тем не менее, жизнь в казарме текла своим чередом. Алак и Джакал, пришедшие с изнурительной тренировки, уже спали в своих постелях, Эйд делал какие-то пометки в исписанном блокноте. Только Селека, с глазами, красными от слёз, сидела рядом со Змеем на полу и сжимала что-то в руках. Губы девушки часто-часто двигались, словно она быстро повторяла какие-то слова. Когда ребята вернулись с тренировки, Гвайр даже не обратила на них внимания. Мальчишки не решились трогать Селеку, посчитав, что так сделают только хуже. Можно было представить, что сейчас творилось на душе у девушки. Она винила себя во всём произошедшем, хотя друзья и наставники уже сотню раз твердили ей, что каждый мог оказаться на её месте. Но Селека упорно считала, что Ньёр пострадал из-за неё.

Андрас, тяжело вздохнув, соскользнул со своей кровати и сел рядом с Селекой. Он не знал, как можно утешить девушку. Какие слова приободрят её, а какие наоборот, испугают лишь сильнее?

— Прекрати нервничать. От того, что ты сейчас что-то бормочешь, Ньёру легче не станет, — заметил он, приглушив голос. Не слишком хотелось, чтобы кто-то проснулся.

Селека вздрогнула, услышав его, и открыла глаза. Она даже не сразу поняла, что рядом с ней Андрас. Только придя в себя, девушка вздохнула и опустила взгляд.

— Я не нервничаю. Леопарды никого и ничего не боятся, — пробормотала она и, чуть помедлив, добавила: — Я читаю молитву, — прозвучало это довольно странно и даже как-то пугающе.

— Не думал, что ты верующая, — откликнулся Андрас. — Ты думаешь, это ему поможет?

В Сангенуме поклонялись Четверым — Белому Медведю, Чёрному Леопарду, Красной Собаке и Синей Змее. Каждый из этих зверей представлял собой определённое время года, какой-либо аспект жизни. У них были даже собственные праздники. Чёрный Леопард был символом войны, охоты, ему приносили богатые дары в день летнего солнцестояния. Красная Собака олицетворяла гармонию, равновесие. Во время праздника Урожая ей жертвовали молодых ягнят, чтобы сохранить урожайность, плодовитость скота и семейное благополучие. Белому Медведю приписывали силу, мощь и власть, и дары ему приносили в день зимнего солнцестояния. Считалось, что именно Белый Медведь чистотой своей охраняет земли от тьмы, когда солнце уходит за горизонт после короткого зимнего дня. Четвёртый бог, Синяя Змея, считалась символом мудрости, спокойствия, покровительницей магии и моряков. В разных частях Сангенума её почитали по-своему: возле моря она звался Морской Змеёй, в деревнях у рек её называли Речным духом. Но везде в один и тот же день — в день весеннего равноденствия — люди устраивали праздник в её честь, спуская на воду тысячи деревянных корабликов с зажжёнными на них свечами.