Василий Горь - За гранью долга

Говорить о том, что ему было неудобно показать свою слабость тому, кто младше, Ромерс не стал. Хмуро посмотрев на низкие облака, между которыми уже начали появляться первые просветы, он пожал плечами, а потом, пытаясь хоть немного согреться, вдохнул воздух и задержал дыхание.

Спрыгнув на землю, Аурон Утерс перекинул повод через голову своей Злюки, потом снял мокрый насквозь плащ, и, повернувшись к Тому, усмехнулся:

— Как говорит мой учитель, самый лучший способ просушить одежду и согреться — это немного пробежаться…

Как оказалось, "немного" по меркам учителя графа Вэлша составляло не менее четверти дневного перехода. Пробежка в хауберке с конем на поводу по лужам и грязи действительно оказалось очень неплохим средством согреться: к моменту, когда на горизонте показались стены Заречья, Ромерс чувствовал себя почти превосходно. Ну, если не замечать подгибающихся от усталости ног, сбитого дыхания и отваливающейся подметки на правом сапоге…

— Если… мы… подбежим… к городским… воротам… прямо… так, то стража… умрет от хохота…

— Нет, подрывать обороноспособность этого городка я не собираюсь… — ухмыльнулся Утерс. И, не успев закончить предложение, оказался в седле.

"Ого…" — подумал Том. — "Судя по легкости исполнения, он совсем не устал…"

— Ну что, согрелся? — дождавшись, пока Ромерс заберется на своего коня, ухмыльнулся граф Вэлш. И поднял кобылку в галоп…

…Часовые, стоящие у городских ворот, пребывали в омерзительном настроении — ветер, дующий со стороны Сыромятной слободы, доносил до них удушающую смесь запахов крови, извести, шамши и дубла. Смешиваясь с "ароматами" городских нечистот, они превращались в такой смрад, что Томас даже посочувствовал часовым, вынужденным дышать им до самой смены караула.

Однако, услышав тон, которым мрачный, как грозовая туча, стражник потребовал с въезжающих в город крестьян въездную пошлину, а потом увидев его алчный взгляд, Ромерс мгновенно забыл про сочувствие и помрачнел.

— Что случилось? — поинтересовался Утерс, увидев, как изменилось выражение его лица. — Что с твоим настроением?

— Не люблю хамство… — буркнул Ромерс: желания объяснять, что он, скитаясь по королевству, не раз сталкивался с таким же, только в свой адрес, никакого желания не было. — А еще терпеть не могу, когда стража грабит тех, кто пытается въехать в город…

Граф Вэлш посмотрел на крестьян, потом на стражника, копающегося в содержимом одного из тюков, нагруженных на телегу, перевел взгляд на Тома и негромко спросил: — Грабит? Что ты имеешь в виду?

— Только что вот этот доблестный воин достал пару лисьих шкурок из вон того распотрошенного тюка и спрятал к себе под плащ. Как вы думаете, эти шкурки входят в стоимость въездной пошлины, или все-таки нет?

— Если хочешь понять человека, поставь себя на его место… — непонятно пробормотал Утерс, и, повернувшись к воину, рявкнул: — Солдат! Марш ко мне!! Бегом!!!

Удивленно повернув голову, стражник набычился, потянулся к рукояти меча… и вдруг заметил фамильный герб Утерсов, вышитый на сюрко Аурона. Мгновенно переменившись в лице, он забыл про крестьян, разворошенную им телегу, и, сорвавшись с места, в три прыжка оказался рядом с графом.

— Д-да, милорд! Чем могу быть полезен?

— Согласно Уложению, человек, уличенный в краже личного имущества в первый раз, наказывается усекновением правой руки. Кроме того, преступление, совершенное во время исполнения служебных обязанностей, является прямым оскорблением Короны и расценивается, как дискредитация королевской власти. Такие преступления не имеют срока давности и… Стоять!!! — зарычал он, заметив, что побледневший стражник старается незаметно избавиться от добычи. — Эй, ты, у ворот! Десятника ко мне! Живо!!!

Солдат тут же бухнулся на колени:

— Простите меня, милорд! Бес попутал, не иначе!!!

— Встань! — в голосе графа зазвенел металл. Второй стражник, подпиравший стену рядом с рычагом, опускающим решетку, выйдя из ступора, сорвался с места, и, придерживая сползающий с головы шлем, унесся внутрь захаба.

— Томас! Факел! — приказал Утерс, и Ромерс, не успев сообразить, что делает, метнулся к городским воротам, рядом с которыми чадило нечто, похожее на факел.

— Что тут происходит?

Услышав возмущенный рев появившегося из захаба десятника, граф Вэлш нахмурился, и, развернув вора лицом к его командиру, негромко произнес:

— Я бы хотел, чтобы вы при мне обыскали вашего подчиненного. У меня есть основания подозревать его в краже.

— Ч-что? — десятник обалдело посмотрел на Утерса и зачем-то сделал шаг назад.

— У вас проблемы со слухом? — негромко спросил граф Вэлш. — Обыщите его! Немедленно!

Десятник, сглотнув подступивший к горлу комок, сделал шаг вперед и остановился:

— Может, не стоит волноваться, милорд? Думаю, что эти крестьяне…

— Сними плащ, солдат… — повернувшись к десятнику спиной, приказал Аурон Утерс.

Глядеть, как воин трясущимися руками стягивает с себя плащ, Томасу было неинтересно: его больше заботило постоянно меняющееся выражение лица десятника. Судя по всему, он как минимум, был в курсе того, что творили его подчиненные!

— Интересные плащи у ваших подчиненных, десятник! Вы когда-нибудь проводите строевые смотры? Проверяете оружие и доспехи своих солдат? Откуда на плаще появились внутренние карманы? Мне кажется, что вы нерадиво относитесь к выполнению своих обязанностей, воин! О, а вот и шкурки… — брезгливо поморщился граф. — Что ж, я уверен, что теперь оспаривать факт кражи этот воин не будет. Поэтому я, Аурон Утерс, граф Вэлш, обвиняю этого стражника в присвоении личного имущества и в оскорблении Короны. Есть здесь лица, которые считают, что мое обвинение несправедливо? Может кто-нибудь озвучить факты, свидетельствующие о невиновности этого человека? Нет? Отлично. Согласно уложению, виновные в преступлении против короны наказываются на месте любым должностным лицом королевства, а так же лицами, приравненными к ним. Господин десятник? Статью о краже помните? Усекновение правой руки. Я жду…

— Я н-не могу… — пробормотал начальник караула. А потом, повернувшись к сгрудившимся рядом с телегой крестьянам, с угрозой в голосе поинтересовался: — Это ведь не ваши шкурки, правда?

— Их. Точно такие же лежат вот в этом тюке… — подал голос Томас. — Я лично видел, как этот солдат вытащил их оттуда…

— Он виноват. И у меня в этом сомнений нет. Вы приведете приговор в исполнение? — юноша сделал небольшую паузу, и, не дождавшись от десятника никакой реакции, выхватил из ножен меч. — Что ж, если вы отказываетесь, придется это сделать мне…