Александр Слепаков - Повесть о советском вампире

– Я спать легла и никуда не ходила, – опять повторила женщина.

Тогда участковый вышел из себя:

– Вы, гражданка, врите, да меру знайте! Вы по селу голая ходите или нет?

– Как вы можете так говорить! – возмутилась женщина.

– Правильно, – сказал участковый, – не ходите. А тогда откуда я могу знать, что у вас маленькие соски, редкие темные волосы между ногами и над ними большая родинка – посередине, прямо там, где они кончаются. Я что, в раздевалке за вами подсматривал?

Она смотрела на него, и в ее глазах промелькнул страх.

– Откуда вы знаете?

– Потому что на вас ничего не было. Вы спали, а он сидел рядом. Вот вы мне и скажите: вы знаете, кто он? – спросил участковый.

– Я взрослая женщина, не замужем, – сопротивлялась женщина. – Это что, допрос? Я преступления никакого не совершила. А вам стыдно подсматривать!

И больше участковый не мог говорить. Вчерашняя волна накатила на него, причем с такой силой, что он чуть не набросился на эту женщину, которая одним своим беззащитным взглядом, одними приоткрытыми губами доводила его до исступления. Слава богу, что он сидел на лавке, не было видно, что с ним происходит внизу.

Она смотрела на него, и в ее взгляде было скорей волнение, чем злость, скорей растерянность, чем раздражение. Она покраснела и опустила голову.

– Да вы не думайте, – сказал участковый голосом, который плохо его слушался, – я не для того, чтобы слухи распускать. Я не скажу никому. Мне за вас страшно. Вы знаете, кто это? Вы странного ничего не заметили?

– Я вчера вечером с ним встретилась, потом проснулась на своей кровати в общежитии. Больше ничего не помню, – призналась женщина.

– Я не дам ему у вас кровь пить. Я убью его, как собаку, – процедил участковый.

– Что вы такое говорите! – вскрикнула женщина.

– Да это же он сам и есть. Фролов! – сказал участковый. – В своей кровати проснулись… Он еще и не такое может.

– Какой Фролов? – не поняла женщина.

– Да вы что, не слышали? Весь хутор говорит, – удивился участковый.

– Вампир, что ли? – спросила она, улыбнувшись.

– Ничего смешного, – сказал участковый.

– Я вам как кандидат биологических наук говорю, это живой человек, – заверила его женщина. – Вампиры бывают только в легендах.

– Ладно, идите, – помрачнел участковый.

Она встала с лавки и, обернувшись к нему, сказала:

– Перестаньте думать чепуху, какие вампиры? Двадцатый век на дворе. Я вам как ученый говорю. Как биолог. Бросьте. И… я рассчитываю на вашу сдержанность. Чувство такта… Ну… вы понимаете.

Она опять смутилась и, повернувшись, пошла к общежитию.

Участковый остался сидеть на лавке. Ему надо было еще посидеть какое-то время, чтобы, встав, он не выглядел неловко. Смеяться же будут.

22. И еще Елизавета Петровна

Елизавета Петровна говорила потом, что вампир Фролов чувствовал себя тогда очень хорошо.

– Ты прикинь, Петровна, я с бабой живу, как будто я живой. Веду ее куда хочу, делаю что хочу. Я ее к себе домой привел, где я раньше жил, но только она заснула, представь, вваливается участковый с Сердюковым и Петровым-младшим. Арестовать меня хотят. Как голую бабу увидели, то им аж дурно стало. Тем более баба красивая, я тебе скажу… Они со мной разговаривают, а сами на нее смотрят. А она голая лежит, спит, а во сне… ну после того самого… успокоиться не может, все себя между ног пальцем гладит. Как они это увидели, у них, козлов, челюсть отпала. Я им сказал: выйдите из комнаты на секунду. Когда я говорю или даже думаю, люди мне подчиняются, я заметил. Ну… они вышли. Я бабу схватил – в окно выпрыгнул, бегом до общежития донес – она даже не проснулась. Я такой сильный стал, если я ударю – убью. Но я никого не трогаю: меня не трогают – и я не трогаю.

– Да, – сказала Петровна, – ты прям герой. Только детей привезут когда-нибудь из пионерского лагеря. Устроят на тебя тогда настоящую охоту. Ты думаешь, забудут про тебя? И над участковым ты зря смеешься: он сильный мужик.

– Он бабник известный, а тут такое… – заметил Фролов. – Теперь он ее от меня защищать будет. Это плохо, конечно.

– Уехать тебе надо в другое место, где тебя никто не знает, – советовала Елизавета Петровна. – Достать где-нибудь документы, устроиться в совхоз или колхоз и жить спокойно. Пошел бы ты сторожем куда-нибудь. По ночам работаешь, днем спишь. Самое то для тебя. Только ж тебя, окаянного, все равно на подвиги потянет. Ты ж так не успокоишься. Тебе же станет интересно, что ты сильнее всех. И еще я тебе скажу, Фролов, ты при жизни жрал – удержу не знал, теперь тебе твой голод держать в узде надо. Если жрать начнешь, контроль потеряешь, на тебя мужики правильную охоту устроят, еще и военных позовут, поймают тебя как миленького. И куда ты денешься?

– Мне бы еще прокантоваться немного, Петровна, я пока от могилы уходить не могу, – признался Фролов. – Мне плохо становится, и тоска накатывает, и я могу выть, как волк. А пойду на кладбище, полежу немного и проходит. Я осторожно буду, Петровна, мне еще немного времени надо.

– Слушай, Фролов, ты по ночам у людей кровь пьешь, а ты с ними почти всю жизнь прожил. Это как? – спросила Елизавета Петровна.

– Да так, очень просто. Они сами какие? – рассуждал Фролов. – Раз водку пьют да слезы льют, а другой раз глотку перерезать готовы. Что они лучше меня?

– Они лучше тебя, Фролов, – сказала Елизавета Петровна, – они люди – то любят, то ненавидят, то опять любят. А для тебя они – просто еда. Просто еда, и больше ничего. Так?

– Да, Петровна, что да, то да, – согласился Фролов.

– А эта баба? – спросила Петровна. – С которой ты того? А эта баба – она вроде научный сотрудник. И она как?

– Любит меня, – ответил Фролов, – аж вся дрожит, дотронешься до нее – аж вся дрожит.

– И ты у нее тоже небось кровь пьешь? – спросила Елизавета Петровна.

– У нее кровь, – ответил Фролов, – как чешское пиво. Я пробовал однажды. В смысле – чешское пиво. Чешское пиво – самое лучшее. Лучше, чем у нее, ни у кого крови нет. Я, как с ней живу, спокойно себя чувствую, а как она засыпает, кровь ее пью и сам дрожу не хуже ее.

– И тебе не жалко, что ты кровь у нее пьешь – все-таки баба твоя? – спросила Елизавета Петровна.

– Я ей скажу – она мне сама в чашку нальет и на подносе принесет, – ответил Фролов. – Когда-нибудь я из нее всю кровь выпью – она заснет навсегда, слова мне не скажет. Только будет, засыпая, руку мою держать.

– Университетские скоро в город вернутся, – заметила Елизавета Петровна. – Дней через десять-пятнадцать. Ты себе пока тихо живи, если ты еще без могилы не можешь обходиться. Потом уедешь куда-нибудь. А если кого мертвым найдут, тебе не поздоровится. Мужики рады, что тебя не слышно, не видно. А как ты объявишься, взбесятся хуже прежнего.