Роман Папсуев - Цейтнот

По идее, если в саванне на нас напали два Стража, то Источник охранять уже некому. Белые обычно не выставляют больше двух Фигур, однако Правила разрешают выставлять на атакуемую Доску до трех Фигур-Стражей. До трех. Это значит, что впереди может быть еще один Страж. И, судя по изображению на воротах, нас ждет Минотавр. Что ж, обоснованно. Лабиринт, Минотавр. Поэтично и вполне в духе Белых.

Разумеется, за время Игры Белые многому научились. Они иногда удивляют нас всевозможными хитрыми приемами, которые напрямую не нарушают Правила, но максимально усложняют нам жизнь. Например, выставляют дополнительных Стражей Ключа в другом измерении, не на Земле, а потому Правила не нарушаются. Или взять этот Лабиринт, к примеру. Или Белый остров во время прошлого Прорыва. Или Огненный Дворец на вершине Джомолунгмы…

А нам остается только скрипеть зубами и преодолевать все эти препятствия. Что ж, не в первый раз и не в последний. Справимся.

Но сомнения не оставляли. Как поведут себя Пешки во время Прорыва? Я не льстил себе, понимая, что вряд ли могу назвать себя знатоком человеческих душ. Люди так часто удивляли меня, что я уже давно оставил идею выявить некий универсальный алгоритм их поступков. Вот насчет Барри я не сомневался – он прошел ту же подготовку, что и я, и он не человек. Он сделает свою работу спокойно и деловито, он поступит логично и рассудительно. Он не струсит в последний момент, не станет попусту геройствовать, не бросится безоружным в бой с ордой врагов…

В этом его плюс, и в этом же его минус. Потому что он не повторит подвиги людей, которые жертвовали собой, бросаясь в безрассудный, заведомо проигрышный бой. Он отступит, если увидит, что дело плохо. Он выйдет из боя, когда увидит, что схватка практически проиграна. Он поступит, как диктует логика – выживи сегодня, чтобы сражаться завтра.

Он лишен той человеческой частички, которую люди называют душой. Впрочем, как и я… Видимо, поэтому мне сложно определить ту грань, что отделяет благоразумие от трусости… Поэтому мне и не стать человеком…

Я так отвлекся на размышления о загадочной человеческой душе, что чуть не пропустил первую ловушку. К счастью, я вовремя остановился и приказал своим спутникам не двигаться.

Впереди банальная яма-ловушка, на дне которой наверняка острые копья-шипы. За кого Белые нас принимают? Да, замаскировали ловушку славно, ничего не скажешь. Но… яма?

Я внимательно просканировал стены, надеясь, что Белые хотя бы установили дублирующую ловушку, иначе это просто издевательство какое-то.

Ничего, сплошной монолит.

– Болваны. – Я покачал головой и спокойно разрушил фальшивый пол.

Блоки рухнули вниз, и в полу коридора образовалась черная двухметровая яма. Я с легкостью перепрыгнул ее и махнул рукой своим спутникам. Они перебрались через препятствие, и мы продолжили путь в глубь Лабиринта.

Что ж, первая ловушка оказалась на удивление простой. Если так пойдет и дальше, то Прорыв мы ликвидируем играючи. Я мысленно одернул себя, приказав отбросить радужные мысли. Простота должна только настораживать. Белые уже вели себя подобным образом, и тогда я чуть не проиграл Партию. Что ж, кто предупрежден, тот вооружен. Будем осторожнее.

Впереди нас поджидали еще четыре ловушки. Выскакивающие из пола колья, брызжущая из стен кислота, огромный маятник, спрятанный в потолке, и, конечно же, валун, который должен был раздавить нас, как муравьев. Благополучно миновав все эти сюрпризы, мы еще полчаса продвигались по затхлым коридорам и вышли в гигантский зал – центр подземного Лабиринта.

У дальней стены стоял небольшой дворец с плоской крышей. А у входа во дворец, возле широкой лестницы, возвышался высокий алтарь – несомненно, Источник. Я сделал знак рукой своим спутникам, приказав оставаться на месте, и медленно пошел вперед, внимательно разглядывая центр Лабиринта. Колонны стройными рядами возвышались у стен зала, между ними замерли мраморные статуи, изображающие греческих богов. Видимо, Белые, выбирая антураж для места Прорыва, решили смешать несколько культур. Что ж, глупо требовать от них глубоких познаний в земной истории.

Я дошел до алтаря и положил руку на золотой крут посередине. Да, это Источник. Что ж, значит, Ключ спрятан где-то во дворце. Судя по размерам постройки, найти артефакт не составит особого труда. Все-таки Белые нас недооценивают…

Не успел я в очередной раз поразиться самонадеянности противника, как почувствовал, что у меня заболел затылок. Я поднял голову и увидел выходящее из дворца громадное, трехметровое чудище.

Я услышал, как за спиной ахнули Пешки, как сухо щелкнули передергиваемые затворы. Глядя на бычью голову на мощных плечах врага, глядя на горящие бледно-голубым огнем глаза, глядя на мощные конечности третьего Стража, я внезапно понял, что это и есть тот самый неприятный сюрприз, о котором так настойчиво подсказывало чутье.

Пули здесь не помогут. Гранаты тоже. Да и Пешки в предстоящей схватке не смогут ничего толком сделать.

Потому что чудовище, замершее на ступенях дворца, – Белый Ферзь.

Высшая Фигура.

Впервые в истории Игры выставленная в качестве Стража.

Ущелье было завалено телами мавров и франков – все войско маркграфа полегло в тисках серых скал, но рыцари дорого продали свои жизни. Немон оказался прав – предатель Ганелон действительно знал о том, что здесь идет бой.

Столько жертв… Глядя на изувеченные тела, Он хмурился, чувствуя, как сердце его каменеет.

Король оставил их охранять место битвы, а сам с войском погнался за арабами, желая отомстить за гибель арьергарда. Оставленные в ущелье солдаты блуждали по полю боя, среди тел павших товарищей, и время от времени эхом по стенам ущелья неслись стоны и проклятия, когда кто-то узнавал среди погибших своих друзей и родственников.

К Нему подошел Отон, вытирая взмокшее лицо.

– Мы нашли его, – сказал он хрипло.

Роланд лежал на холме, под высокой сосной. Когда Он склонился над юношей, тот еще дышал, судорожно прижимая к груди свой знаменитый меч и разбитый рог. Без доспехов, весь покрытый своей и чужой кровью, маркграф Бретонский лежал, повернувшись головой в сторону Испании.

– Вот лежит Роланд, величайший рыцарь Франции, – прошептал Отон.

Словно услышав его шепот, маркграф открыл глаза и посмотрел на склонившихся над ним рыцарей.

– Простите меня, – прошептал он, сжимая рукоять Дюрандаля. – Господи, прости мне мою гордыню… Оливье… Он был прав… надо было трубить…

Из его ушей текла кровь, холодный пот покрывал лицо, но глаза казались ясными, словно сегодняшнее небо над Пиренеями.