А. Живой - Семь верст до небес

К лету сему, меж тем, порешил Вячеслав облегчить жизнь купеческую и построить пристань на берегу реки Светлой, которая из далека несла свои воды широкие, сливаясь там с другими реками, и по ней лодьи с товарами ходить могли, хоть от самого моря. А как решил, так тотчас и повелел строительство сие начинать. Да чтоб получше заморских пристань была. Только зря Вячеслав волновался. Лучше русских зодчих по дереву никто на всем белом свете работать не умеет до сих пор. Такие терема в его царстве подымались повсюду, что далеко за пределами Руси слава о красоте их неописуемой ширилась. А как поверил Вячеслав в бога Единого, так велел своим зодчим повсюду, во всех городах и селах церкви ставить и монастыри для Служения. Народу же своему от рожденья стал имена давать новые, странные. Не сразу народ привык к тем названьям чудным, кои и выговорить-то русичу трудно было, но привыкал постепенно, а пока звался промеж себя именем старым, а на людях новым.

К концу лета пристань у подножия холма княжеского построили. Дерева на нее много пошло, да только леса не обеднели – вокруг Солнцеграда много леса росло, а по всей Руси и того больше. Пристань вышла на славу, крепкая, широкая, на сваях деревянных возвышалася она над берегом. Теперь купцы заморские могли без страха и с удобством великим караваны свои водить путем речным из дали далекой с товарами. За раз десять лодий больших могло пристать к ней, а ли бессчетное количество лодок мелких.

На всякий случай велел Вячеслав выстроить рядом с пристанью две башни высокие смотровые. Их для дозору дальнего за лодьями и для войны нежданной можно было приспособить. А для обережения пристани городской изготовили умельцы местные луки огромадные, что поднять нельзя было числом менее десяти мужиков. Луки те на башни дозорные подняли и укрепили так, что метать они могли стрелы длиннейшие во врага на расстоянья великие. Стрелы те длинной с копье были, а шириной с сосну молодую приходились. Такая попадет – пришибет на смерть, а ежели паклей конец обмотать и поджечь, то и запалить чего-нибудь можно издаля.

Помимо постройки пристани еще одно дело великое произвел в то лето князь Солнцеградский. Велел Вячеслав русло реки Светлой в местах особо мелких углубить настолько, чтобы любая крутобокая лодья, а не только плоскодонные суда проходить могли без опаски всю реку. Сказано – сделано. Денно и нощно, не покладая рук, трудились мужики над работой сей трудной. Выковали кузнецы ковши мудреные, коими мужики за веревку со дна землю доставали, да в лодки складывали, и работа споро пошла. Только почитай на месяц река Светлая вдруг мутной сделалась от возмущения донного. Мужики опасались, как бы Царь Водяной на них кикимор не напустил, потому как трудно ему стало по реке на своем соме огроменном прогулки делать, ибо не видать в воде ничего стало от замутнения постоянного. И взаправду – утопли скоро трое мужиков. Но кикиморы их защекотали, а может сом съел зубастый, про то точно никто не ведал, ибо дело ночью было. Бултых в воду и нет их. Сказывали, правда, что той же ночью под водой свечение огней наблюдалось и движение их необъяснимое. Видать, уволокли мужиков тех в подводное царство рыбам на съедение. Но, Вячеслав от своего слова не отступился – считал он, что земной царь выше подводного стоит, значит и боятся его не должен. А скоро и работу закончили.

Как прознали купцы заморские про улучшение путей судохдодных – потянулись в Солнцеград караваны лодей крутобоких со всех стран заморских, соседям на зависть и удивление. Всех привечал Вячеслав, всех старался одарить подарками дивными. Меха собольи дарил, каменья драгоценные, кубки чудно кованные – купцы довольные разъезжались. И во всех странах пошла молва о русском царе гостеприимном и щедром. Еще больше потянулось гостей в Солнцеград великий с товарами редкими и забавными. Даже живность всякую везли на продажу, а то для забавы за товары какие показывать.

Однажды привезли на лодье большущей в город на брегах Светлой реки стоявший, зверя чудного – сам здоровенный, уши широченные, нос длиннющий, из под носа рога белые торчат, как у коровы, только длиннее. А звался тот зверь невиданный мудрено – слоном. При нем погонщики с кожей цвета черного, а на голове у них тряпки белые намотаны. Цельную неделю зверя того у пристани показывали. Он и бревна ворочал тяжеленные, и погонщика своего ногами, толщиной с дерево, топтал не до смерти, и на лапах задних стоял, словно заяц какой. До того забавно это было, что у мужиков и баб рот от удивления всю неделю не закрывался. Только нельзя понять было, что их более забавляло – то ли зверь невиданный, то ли мужики черные, коих отродясь на Руси не видывали.

А когда чужестранцы уплыли восвояси, в народе спор вышел великий по этому поводу. Еремей-плотник сказал, что мужиков черных на свете не бывает, а этих будто специально в золе изваляли и сажей вымазали, чтобы народ позабавить. Вавила-кузнец утверждал, что бывают мужики черные, они от черных баб рождаются, кои живут за горами далекими и ведьмы все как одна. Еремей стоял на своем и даже предложил лодью со зверем заморским и мужиками черными догнать по берегу на конях, мужиков изловить и насильно в бане помыть – мол, на поверку они белыми окажутся. Вавила в ответ дал ему в глаз правый, ибо спорить подолгу не любил. Затем вмешались мужики соседские и вышла большая драка промеж них, аккурат напротив пристани новой. Мужики все пьяные были и, похватав колы да палки ближайшие, изрядно поднамяли бока друг другу. Могли бы и насмерть зашибить, но тут отряд дружинников подоспел княжеских. Особо буйных в реку покидали для освежения головы, потом выловили и на берегу сохнуть кинули, а остальных утихомирили, да по домам разогнали. Пристань, к счастию великому, не пострадала. А то ведь и подпалить могли невзначай.

Ближе к осени, когда уже дерева все золотом да багрянцем покрываться начали, пришла в Солнцеград лодья странная. Искусной работы лодья та была: бока медью кованы, а дерево на боках и весла цветом красным отливали. Гребцы бородатые в ней сидели. Ветер парус белый с золотом наполнял, а на нем знак непонятный начертан был. Быстро шла лодья, словно летела над волнами. Как пристала, вышли из лодьи три старца седовласых в одеждах белых, поклонились церкви на холме недавно выстроенной, и попросили изволения к Вячеславу на поклон попасть, ибо есть у них для князя известие важное.

Принял князь их, да скоро отпустил. Уплыла лодья, а Вячеслав печален сделался. Были то посланники византийские, земли дружественной, но привезли они вести черные. Далеко, на землях жарких заморских, росла угроза великая, доселе невиданная. Кабашон – властелин мавров, людей черных, ночью рожденных, готовил погибель земле русской. Сбирал он под знамена свои все народы христопротивные, большую часть коих составляли сарацины, берберы, да племена людоедов диких. Опечалился Вячеслав, что прошли времена спокойные, песнопевные, а грядут времена черные, дикие. Смерть увидал вдали и плач по всей земле русской.