Александр Зорич - Знак Разрушения

Этого Элиен не понял и, не поняв, осмелился перебить:

– Что ты хочешь сказать, Леворго? Урайна можно было победить, если бы присоединился Неферналлам?

– Нет, я этого не сказал и не хотел сказать, – нетерпеливо ответил Леворго. – И вообще впредь запомни: прошлое так много болтало о будущем, что никому – да и мне тоже – уже не под силу разобраться во всех прорицаниях, иносказаниях, перевранных песнях и именах сущностей, которых, может, никогда не было и не будет; или еще не было, но будут. Я не знаю, хватило бы Урайну на вас всех силы или нет. Скорее всего, хватило бы. Возможно, нет, потому что есть могущество и есть ему пределы. Мир слишком большая и слишком вздорная книга, чтобы прочесть ее всю и поверить в каждое слово. А с Неферналламом я говорил всего лишь как человек с несколько большим, чем обычно, дипломатическим опытом, – (“Все-таки он очень гордится своими талантами, хотя и разыгрывает скромника”, – подумал Элиен), – и опыт этот мне говорил об одном: есть Право Народов и есть народы. Есть наглый вызов, и ни один просвещенный народ не может оставить его без ответа. Даже даллаги не могут. Ты принял вызов, Неферналлам – нет.

Не было для Элиена темы больнее, не было в его душе более глубокой раны, но он собственноручно всыпал в нее щедрую горсть соли:

– Но Неферналлам тем самым уберег десятки тысяч людей, а я своих погубил.

– То, что не пожнет война, пожнут болезни и время. Твои воины, умерев, отдали свои силы тебе, грюты Фараммы завещали свою силу Асхар-Бергенне, а стердогасты Неферналлама пока лишь сладко жрут за государственный счет, но никто не видел от них пользы. Сила Ре-Тара разлетается по ветру из их пьяных глоток.

Леворго был взволнован. Он перевел дух и продолжил:

– Вот так, Элиен. Варанцы – тоже козье, похоже, дерьмо, потому что Шет окс Лагин был их человеком, а без Неферналлама они не отважились выступить, да и твоими предложениями, насколько мне известно, пренебрегли.

О да! “Любезный брат брата нашего… Радея о государстве… Решится силой убеждения…” Пеплом их письма долго играл ветер на снегу, а Элиен…

Элиен кивнул:

– Пренебрегли.

– Ну вот и все, – неожиданно заключил Леворго.

– Все что? – не удержался Элиен.

– Все все. Я имею власть советовать. Но я не хочу – а это всегда сильнее, чем “не могу” – повелевать. Мы ушли из Тардера сюда, потому что нет в нем больше силы, а главное – воли, и Башня Оно отныне не более чем затычка для небес. Ушли, чтобы встретиться с тобой.

“Ох и мастер порассказывать этот Леворго! “Ничего не знаю, ничего не понимаю”, а сам забрался в самое подходящее место для встречи со мной и ждал чуть не полгода. Он бы еще в Синий Алустрал залез”, – приблизительно такие мысли вспыхнули в сознании Элиена десятком разноцветных искр.

– Ты лучше болтай языком, чем балдой, а то я стар уже, тяжело напрягаться, – заметил Леворго. – Твой пращур Акрет, который прапрадедушку Кроза настрогал, еще в Северной Лезе лайкам хвосты крутил, когда я лепил из глины таких вот. – Леворго ткнул пальцем в одного из диоферидов.

– Извини, Хранитель, – смешался Элиен, – но твои слова звучат странно для моих непросвещенных ушей. Что было бы, если б я, уверенный, что ты в Тардере, избрал северную дорогу и не пошел в леса?

– Что было бы — о том не знаю. Знаю, что есть. Ты здесь, я перед тобой, ты меня искал, ты меня нашел – чего еще надо?

Элиен ощутил в словах Леворго некую высшую правоту, превосходящую законы обычной логики.

– А надо еще поесть и поспать, – решил за Элиена Леворго. – Горох готов, с Крумом твоим наша корова чем-нибудь да поделится, постелим тебе на полу, но ты уж не обессудь – все барахло из тардерской обители вынести было тяжеловато, ограничились только вот тем. – Леворго кивнул на нишу, в которой угадывался шар. Диорх.

– А о главном? Что мне делать?

– О главном… Да не знаю я, что главное! Давай с утра разберемся, а?

Только сейчас Элиен заметил, сколь усталым и измученным выглядит его собеседник, сколь беспроглядно бела его голова и сколь много морщин бежит от его глубоких мудрых глаз.

– Да, ты прав. Поутру поется веселее.

Только когда они позавтракали, когда Леворго раздал своим “браткам” множество ценных хозяйственных указаний и показал Элиену свои замечательные лесные угодья (последний раз, по его гордому замечанию, такая морковь родила пятьсот лет назад в Ите), они вышли на берег Кассалы, сели на просохший за ночь песок и Элиен смог получить то, за чем шел в Тардер.

Как только речь зашла о конкретном деле, Леворго переменился. Голос его стал тверд, каждое слово блистало ясностью, которой позавидовали бы сами Уложения Айланга, в глазах светилась несгибаемая воля

Совсем ничего не осталось в Хранителе Шара от того “стеклянщика”, который вчера за ужином болтал о поэзии Лида, а сегодня на прогулке – о сравнительных вкусовых качествах моркови и репы. Элиен видел перед собой воплощенные власть, достоинство, силу.

– Так. Первым говоришь ты, и говоришь ты о битве на Сагреале. Говоришь все. Подробности. Что думал. Что казалось. О чем не думал. Чего не казалось.

Элиен не успел даже рта открыть, чтобы высказаться в том духе, что, дескать, Леворго наверняка все известно лучше его самого, как услышал:

– Ничего не известно. Повторяю, ничего. Ты должен рассказать все так, как если б ты был сотником, а я – сотинальмом. Ты даешь полный отчет. Я слушаю.

Элиен говорил очень долго. Леворго слушал, не перебивая, не переспрашивая, не подгоняя Элиена, когда тот затруднялся в подборе слов, и не выказывая никакого интереса к самым удивительным, с точки зрения Элиена, вещам. Так Элиен рассказал обо всем, и когда солнце уже давно перевалило в небе Точку Равновесия, заключил свою печальную повесть словами:

– Потом я хотел похоронить тело Гаэт рядом с Кавессаром, но оно истаяло в моих руках, как кусок льда. Кровавого льда.

Убедившись, что Элиен, по его мнению, закончил, Леворго спросил:

– А потом?

Пришлось пройти на словах весь путь до капища диоферидов. Сегэллак, Эллат, мелкое воинство, порожденное гобеленом, вяз, проросший из каштана, оружие Мудрого Пса Харрены, ночь страсти со статуей.

– Ты не сказал ни слова лжи, – разлепил наконец, казалось, уже навек слипшиеся губы Леворго. – Не той лжи, когда знают одно, а говорят совсем другое, а настоящей, воистину опасной лжи, когда видят и слышат одно, а понимают под этим нечто иное. Твой рассудок вибрирует вместе с гортанью, в твоих зрачках я вижу лик мертвого Кавессара и гибкий стан Гаэт. Хорошо. Теперь возьми своего коня в попутчики, возьми любой еды и оставь нас до завтрашнего утра. Тебе не дано видеть, как мы входим в Диорх.