Window Dark - За гранью мира алая заря

Лик Луны посветлел, и ожили тени. Тысячи из них распростерлись по земле. Сотни оторвались от влажной почвы и взметнулись к стаям призраков черными комками. И наполнились силой, и заметались, словно подбитые, но не сдающиеся птицы.

С небес к ним навстречу потянулись тени иные. Бледные, полупрозрачные, наполненные лунным сиянием. Они превращались в смутные фигуры мифических птиц. Птиц-воителей, птиц-пожирателей падали, птиц-истребителей. Над призрачными стаями навис громадный орел. Грозовой тучей он медленно выплывал из-за горизонта. Постепенно его распростертые крылья заполнили почти полнеба. При взгляде на гигантское облако Маруша почувствовала себя маленьким потерявшимся птенцом, навстречу которому несется горячее дыхание торнадо.

Суматошно звеня, из Лога Пересмешника вылетела странная конструкция, собранная из согнутых полукругом железных прутьев, сходившихся в одну точку, украшенную толстым кольцом. Дно представляло собой фанерный круг. Дребезжала незапертая дверца, хлопая по прутьям. За прутьями ворочалась бледная масса, издающая нечленораздельный гогот, писк и клокотанье.

— Прорвемся! — радостно мяукнул кот. — Нам повезло! Через поле мы перелетим на Клетке Безумцев, — и коготок, наполненный розовым сиянием, указал сквозь прутья.

— Что это? — испугалась Маруша.

— Это настолько неправильные птицы, что даже мертвые сородичи предпочитают заключить их в клетку, чтобы они не портили общий праздник.

— Гляди! Клетка-то не заперта!

— Нет надобности. Безумцы настолько гордятся своим заточением, что ни один из них не согласится покинуть клетку добровольно.

— По-моему, это не сильно подходящая компания… — начала Маруша.

Кот не ответил. Он раскрыл пасть, бережно ухватил Марушу клыками и сиганул вверх, умудрившись запрыгнуть в небольшое оконце как раз в тот момент, когда дверца приоткрылась.

Маруша почти оглохла от злобного рева и щелканья клювов, выражавшего крайнюю степень беспощадности.

— Ты посмел появиться перед птицами? Ты, рваный котяра! Ты, жадюга, умертвивший маленькую красотку.

Кот быстро выронил Марушу на забрызганный объедками пол, где с остатками еды перемешались разнокалиберные перья.

— Ну не безумство ли это? — улыбнулся он. — Почти что самое грандиозное из безумств.

— А какое ты назовешь самым грандиозным? — сквозь смесь щебетания и ора прорезалось раздраженное карканье.

— Отпустить уже пойманную птичку! — кот улыбнулся еще шире. Блеснули клыки, но разъяренные птицы не обратили на опасность ни малейшего внимания.

Клетка совершила очередной скачок. Марушу сорвало с пола и швырнуло в стаю.

— Не бойся, птичка, — проворковал скворец со щербатым клювом. — Мы не дадим тебя коту. Знаешь что, пожалуй, мы заклюем тебя сами. Согласись, это гораздо почетнее, чем угодить коту на обед.

— На ужин! На поздний ужин! — поправил зеленый попугай с мутными глазами.

— Горрраздо, горрраздо почетнее, — перебила его ворона, глаза которой бешено вращались.

Следующий прыжок разлучил Марушу со стаей и вернул ее пушистому спутнику. Она вцепилась лапками в невесомую шерсть и зажмурила глаза от страха.

— Немедленно верни, верни, — разразилось руганью птичье многоголосье.

Кот и ухом не повел. Напротив, из его груди донеслось довольнехонькое урчанье, словно он отлеживал бока на теплом и мягком диване, а не скакал в клетке, набитой безумными птицами, через поле, накрытое тенью огромного злобного орла.

— Сидите, сидите, не вставайте, — ласково разрешил он, словно директор школы, неожиданно заглянувший на открытый урок.

— Тогда пшел назад, — рявкнул глазастый филин, затем его голос размягчился, заставив буквы запинаться друг об друга. — Не видишь, братан, мероприня… приятие у нас.

— Гляжу, давно уж принимаете, — уважительно кивнул кот в сторону горы всяческих пищевых отбросов, откуда торчал лысый крысиный хвост. — Примите-ка и от меня предоплатой.

Кот надул щеки и внезапно выплюнул в общую кучу двенадцать немного изжеванных кусочков копченой колбасы.

— О! — обрадовался филин. — Это наш котяра. Так будем считать его специально приглашенной звездой.

Толпа радостно взвыла и расступилась. Кот солидно прошелся до прутьев и лениво развалился на моментально освобожденном месте. Маруша не отставала от него ни на шаг. Она изящно присела на распушенный мех кошачьего хвоста и горделиво оглядела странное сборище. Ну что, пустоглазые, поняли, с КЕМ я сюда явилась? То-то же!

— Пра-адолжим на-аш творческий вечер, — в центре, как из шляпы фокусника, возникла Птица-Секретарь. — Га-арят свечи, звучит тихая музычка, а-а в душах наших сла-агаются стихи. Та-ак почему бы не выплеснуть их звездными брызгами в пра-ахладу ночи, отданной нам с изна-ачалья.

— Свечи? — удивилась Маруша, поворачивая голову из стороны в сторону.

— Эй, за пятым столиком, — грозно щелкнул клювом Пятнистый Лунь, видимо исполняющий здесь роль вышибалы, — еще слово, и вы мухами вылетите отсюда.

— Но я не вижу никаких свечей, — пожаловалась птичка. — Не говоря уже о столике.

— Да-а как же, — Птица-Секретарь просеменила к Маруше и обвела крылом дугу. — Здесь, в интимном полумраке, и са-абирается наше э-элитарное Литературное Ка-афе. Здесь мы на-асыщаемся, ка-ак физически, — она отправила в глотку одно из колбасных колечек, — та-ак и духовно. Па-асматрите па-а старанам. Ка-анделябры, ка-анечно, не фа-антан, но в а-абычной а-антикварке та-аких не сыскать. А-а скатерти? А-абратите внимание! Чистый ба-архат! Но это все меркнет перед тем, что плещется ручьем чистоты из на-аших, переполненных стра-аданием душ. А-адна из ка-аторых сейчас приа-аткроет нам сва-аю а-автабиа-аграфию. Кто у нас следующим?

17

— Теперь я, — раскатилось по клетке сумрачным эхом.

Вперед выступила вовсе несуразная птица. С тела беркута тянулись к верхним прутьям семь извилистых розовых шей, покрытых редким белесым опереньем. Шесть голов трещали «Теперь я!», одна другой громче, и лишь седьмая задумчиво примолкла.

— Симаргл Великолепный, — возвестил ведущий. — Сегодня он выступает под псевдонимом «Семиглав»!

— На этот раз моя очередь, — с противным клекотом высунулась вперед четвертая голова чудика. — Ночи Легостая и той, которая меня в нее привела, посвящается.

Птичкой средь трав. Вольной пташкой до встречи с тобойЖил я, но сладкой мечтой заманила в небесную высь.Ты показала, насколько прекрасен воздушный прибой.А к небесам не притронуться, но хоть меня ты коснись.Ты говорила, жизнь нам дана, чтобы выпить до дна,И обещала, что вместе печали прогоним мы прочь,Но не сказала, какая из мрака соткется цена.Счастье лишь днем, а за солнцем прячется ночь.В небо вонзает гнилые клыки частокол.Черные дыры пробиты, где раньше сверкала звезда.Мертвенной вязью могильный звенит колокол.Ночь наступила, и в гнездышко лезет беда.Я заслоню твою грудь миллионами алых сердец,Жарким дыханием я растоплю глыбу льда.А когда плоть разорвет деревянный зубец,Кину к тебе взор любви, но встретит меня пустота.Я заплатил, все закрыты пути мне к земле.Лет миллионы прошли, и еще миллионы мне ждать.Лентой тумана, тянущейся в утренней мгле,Вижу, как крылья чужие ты учишь летать.

— Семь голов и все тупые, — проворчала Маруша. — А тебе как?