Кирилл Шатилов - Торлон

Одним из них был его отец, могучий кузнец Хоуэн, умевший двумя ударами превращать раскаленную заготовку в плоскую пластинку, вторым — странный незнакомец, зашедший как-то давным-давно, в далеком детстве Хида, к ним в деревню, схваченный и убитый местными жителями как раз за подозрительное сходство с шеважа. В то время противостояние между вабонами и обитателями леса было наиболее яростным, и в народе ходило немало слухов о лазутчиках, вынюхивающих слабые места в обороне равнинных деревень. По рассказам отца, незнакомца просто-напросто оклеветали, хотя говорил он чисто, вел себя как обыкновенный путник и не просил ничего, кроме ночлега и возможности на него заработать. Единственным его недостатком оказалась огненно-рыжая шевелюра, которую он, как показалось односельчанам, пытается скрыть под платком, какие в холодное время обычно носили мужчины, не имевшие лишних денег, чтобы купить шапку. Кто убил его, тоже навсегда осталось загадкой, поскольку уже остывший труп зарезанного во сне незнакомца нашли под утро в кукурузном поле, вдали от хижины Хоуэна, который накануне согласился-таки дать ему скромный приют.

С тех пор Хида занимал вопрос: а что, если и среди шеважа встречаются изгои с волосами не рыжего, а просто светлого или даже темного цвета? Как терпят их соплеменники? Оставляют жить как ни в чем не бывало или прогоняют с глаз долой? И если их прогоняют, то куда они идут? Может быть, обращая столь пристальное внимание на собственных рыжих соплеменников, они упускают из виду тех шеважа, которые были изгнаны собратьями и поселились… среди них, вабонов? Своими сомнениями Хид не делился ни с кем. Даже отец поднял его на смех, сказав, что распознать шеважа, будь тот разодет хоть виггером,[3] хоть аолом,[4] сможет и малый ребенок. С тех пор прошло немало зим, Хид сам за это время неоднократно сталкивался с шеважа и теперь понимал, что и отец, и его односельчане были слишком наивны и прямолинейны: чем больше оказывались отряды нападавших на заставу дикарей, тем заметнее на фоне их рыжих голов выделялись — как правило, закрытые меховыми шапками — светлые или почти черные шевелюры. Шеважа были разными. Не понимать этого или слепо отрицать очевидное значило, по мнению Хида, подвергать опасности всех вабонов.

В тени ворот дул приятно освежающий бриз. Лето в этом году выдалось особенно жарким. Прошедший два дня назад сильный ливень, испарившийся без следа, оказался единственным за много недель изнурительной засухи. На далекое синее небо лишь изредка наплывали разрозненные белые стайки облаков, но солнце сразу же гнало их прочь, и они таяли и исчезали, как сугробы снега после короткой и мягкой зимы.

Ступив на мост, Хид невольно насторожился. Тушка зайца лежала поблизости, но, чтобы добраться до нее, нужно было перейти на другую сторону рва. Лес ободряюще шелестел, призывая Хида не медлить. Однако он не стал спешить и по привычке внимательно осмотрел опушку. Все выглядело так же спокойно, как и с высоты ворот. Только ощущение, что за ним наблюдают, не исчезало. Оглянувшись, Хид обнаружил, что Граки ушел.

Доски моста мелодично поскрипывали под его легкими шагами. Товарищи, следившие сейчас за ним со стены, не должны были подумать, будто он волнуется. Да он и не волновался. Всего-то делов — зайца подобрать! Вон он валяется белым пятнышком на зеленом склоне. Стрела пригвоздила его к земле во время прыжка. Успел ли он понять, что умирает? Или смерть наступила раньше, чем он осознал свой конец?

Хид быстро перешел мост, спрыгнул в ров и осторожно, чтобы не оступиться и не напороться на торчавшие повсюду острые колья, наклонился над своей жертвой.

В это мгновение его больно ужалило в шею. Хид попытался отмахнуться, но рука задела что-то твердое, и это причинило ему еще большую боль. Удивившись непривычному ощущению в горле и услышав позади себя крики, показавшиеся ему знакомыми — кто-то как будто окликал его по имени, — он покосился в сторону и увидел оперение стрелы. Оперение было черным, какое обычно применяют шеважа, а стрела торчала из шеи. Только не зайца, а его собственной.

Хид хотел позвать на помощь, но зашатался, потерял равновесие и опрокинулся навзничь. Остро заточенный кол вошел ему в бок между ребрами и замедлил падение ровно настолько, чтобы Хид успел различить сквозь застилающую глаза кровавую пелену бегущих по мосту и размахивающих топорами людей.

Шеважа атаковали заставу в полном молчании. Так приказал Нодж, а он всегда знал, что нужно делать. Потому он и стал тем, кем стал: вождем клана Лопи. Весь клан гордился им. А тем более Сана, его дочь, припавшая сейчас щекой к натянутой тетиве и ожидавшая, когда прорезь бойницы на высокой стене загородит изнутри чье-нибудь тело. Уж она-то не промахнется. Разве не ее меткий выстрел стал сигналом к наступлению? Гадкий илюли даже не понял, что его убили.

Рядом с Саной замерли еще несколько девушек. Опустившись на одно колено и уперев длинные луки в землю, они безостановочно пускали над головами штурмующих визгливые стрелы. Она так не умела. Вернее, ее всегда учили беречь стрелы и посылать их в противника только тогда, когда была полная уверенность в попадании. Хотя Сана понимала, что сегодня другой день, особенный. И не только потому, что вчера к ним присоединился клан Олди. Она впервые участвовала в штурме Дома илюли. До сих пор она охотилась на илюли в лесу, прячась в кустах или среди ветвей, а сегодня ее могли видеть, и она понимала, что это опасно. Потому Нодж и велел ей с ее новыми сестрами оставаться сзади и стрелять во все, что движется. Сам же он был сейчас далеко впереди, там, где в проеме под странной хижиной, водруженной прямо на стену, начиналась битва. Его тяжелый топор, уже окровавленный, взлетал над головами сражающихся и разил во все стороны.

Сана так увлеклась этим страшным зрелищем, что чуть не пропустила заветный момент. Рука сама спустила тетиву, и стрела бесшумно упорхнула туда, где в узкой бойнице мелькнул чей-то силуэт. Ее стрелы не жужжали и не издавали визга. Это были настоящие стрелы Лопи. Стрелы Олди повизгивали. Стрелы Фраки свистели. Сана знала, что ее отец очень хотел бы сейчас слышать над головой их свист. Но Фраки почему-то не пришли к месту сбора. Их прождали два дня. Потом решили, что больше медлить нельзя. Илюли могли спохватиться, не получив вовремя донесения от лазутчиков. Лазутчиков, трупы которых Лопи наспех зарыли в не успевшей высохнуть после ливня земле.

Стоявшая рядом с Саной девушка выронила лук и упала. Вражеская стрела угодила ей прямо в лоб. Илюли тоже умели стрелять. Не успела Сана заметить, откуда ведется стрельба, как вторая лучница поймала обеими руками стрелу, уже вонзившуюся ей в живот. Ее еще можно было спасти, но сейчас никому не было до нее дела: атака на ворота постепенно захлебывалась, и слишком многое зависело от того, сколько Лопи и Олди будут принимать участие в продолжение штурма.