Велор Сильвер - Убейте меня

Я сделал, как она просила. Ведьма отошла на минуту сполоснуть руки. Когда вернулась, то произнесла:

— Твой голос все еще не вернулся к тебе? Ты скорей хрипишь, чем разговариваешь. Покажи мне горло.

Она внимательно оглядела мою полость рта. Затем, отступив на шаг, сказала:

— Твои родители показали тебя врачу?

— Да, — прошептал я.

— Ты принимал какие-нибудь лекарства?

— Один раз сполоснул горло настойкой трав, которую приготовила мать. Больше ничего.

— Жаль. Если бы твои близкие были бы более внимательными к тебе, то сейчас с твоим голосом все было бы хорошо.

Меня охватило отчаянье и страх.

— Неужели я всю жизнь буду хрипеть как старик?

Она погладила меня по голове и заглянула в глаза:

— Я не знаю. Возможно, что так и будет, и твой голос больше никогда не вернется. Но все-таки природа играет с нами в разные игры. Может случиться так, что в подростковый период все изменится. Твой голос вернется, но, каким именно он будет, не могу сказать. Может это будет грубый бас или, наоборот, легкий фальцет. Время покажет.

Стемнело. Дождь закончился. Пора было уходить. Но мне так не хотелось, аж до слез. Тем не менее, я оделся и направился к двери.

Колдунья на прощанье обняла меня словно своего собственного ребенка. Что-то тихо шептала над головой, иногда целуя в макушку. Я чувствовал ее любовь к себе. В тот момент я хотел, я мечтал, чтобы и моя родная мать вот так же сильно любила меня.

Тогда я был ребенком, я надеялся, я верил. Отчаянно и безнадежно.

05 декабря 1991 года

Зима. Утром проснулся от того, что мама громко кашляла. Отец бегал по дому, без конца что-то жарил-парил, потом градусник искал по шкафам и тумбочкам. Он был очень обеспокоен. Нервничал, хлопая дверьми.

Следом за мной проснулась сестра. Высунувшись из-под одеяла, она громко спросила у отца:

— Что случилось?

— Мать заболела. Температура под сорок. Горит вся. Ума не приложу, что делать. Мари, ты не видела мою записную книжку?

— Нет пап, не видела. Может быть в пикапе лежит?

Отец бросился в прихожую, быстро оделся и выскочил за дверь. Едва он ушел, я поднялся с кровати и босиком направился к матери. Дверь в родительскую спальню была распахнута.

Она лежала в постели, бледная с черными кругами под глазами. Влажные волосы покрывали лоб и плечи. Мама тяжело дышала.

Я взял ее горячую руку и погладил.

— Мамочка, не умирай, пожалуйста.

Словами не передать, как я тогда испугался, что потеряю ее. Что единственный человек в моей семье, единственно любимый всем сердцем возьмет и покинет навсегда.

Я сразу вспомнил мрачное кладбище, сырую могилу и много белых цветов. Как в день похорон матери Альфа. Неужели и мою маму это ожидает? Неужели нельзя помочь и все закончилось?

Слезы закапали из глаз, и я упал на колени перед ее постелью. Мама даже не пошевелилась. Лежала неподвижно как кукла.

Я тряс и теребил ее руку, умоляя не умирать. Не оставлять одного на этом белом свете. Она не слышала.

В комнату вбежал отец. Волосы взъерошены, сам белый как полотно, перепуганные глаза. Он, как и я, был в отчаянье.

При виде меня он ничего не сказал. Молча распахнул шкаф и стал скидывать на постель мамины вещи.

— Помоги, — скомандовал он.

Мы вместе одели ей теплые колготки и носки. Сверху — вязаное шерстяное платье. На голову и шею намотали шарф.

Я помог ему отвести ее к машине, которая к тому времени уже согрелась. Мама легла на заднее сидение, и пока отец открывал ворота, я продолжал смотреть на нее.

— Сыночек, не волнуйся, я вернусь.

Она говорила это одними губами, но я услышал. Чтобы не видела отчаянного страха в моих глазах, я склонился и поцеловал ее ладони. Зарылся лицом в ее пальцы. Вдохнул ее запах.

Мне казалось в тот момент, что больше я никогда ее не увижу. Что это последние мгновения, которыми я должен успеть насладиться.

— Сын, нам пора!

В последний раз я взглянул на мать. Вылез из машины и захлопнул дверь. Отец смотрел на меня. Он видел мои слезы, мое отчаянье и боль.

Но как обычно стал отдавать приказы, на ходу садясь в пикап:

— Пока меня не будет, будешь в семье за главного. Следи за домом, за коровой, курами и кролями. Брата и сестру не обижай, что сможешь, свари. В холодильнике яйца и молоко, сделай омлет. Мы скоро вернемся.

Он хлопнул дверцей и стал сдавать назад. Когда выехал за ворота, я закрыл калитку и направился в дом.

Конечно, отец храбрился. Я видел страх в его глазах, он боялся, что вернется один. Ведь он точно не знал, что случилось с матерью, чем именно она заболела. То ли это запущенная простуда, то ли что-то очень серьезное.

Я смахнул щеткой снег с валенок. Дома было прохладно. Первым делом затопил печь и поставил греться чайник. Так всегда делал отец. Пока чайник грелся, заправил постель, прибрал в комнатах, вымыл посуду.

Для завтрака пожарил яичницу и заварил чаю. Когда брат и сестра встали с кровати, все было готово.

Но мне так и не удалось передохнуть. Надев тулуп и валенки, отправился в сарай кормить животных. У кур собрал яйца, бросил зерна. Кроликам морковки. Корова стояла в стойле, при виде меня громко замычала. Значит, просила пить. Так говорила мама.

Я принес ей свежей воды, сменил солому, замешал комбикорм. Корова поела и легла на пол. Только этого еще мне не хватало.

Я должен был выгнать ее за ворота на прогулку. Но она не хотела вставать. Не силком же было тащить. Что и делать сам не знал, ведь ветеринар жил в соседней деревне. Туда надо было как-то добраться.

Как все дети, я решил отложить сей вопрос на потом. У меня и так забот было выше крыши.

Дома мне предстояло сделать уроки. Помочь сестре и брату выполнить домашнее задание. Времени на это ушло уйма.

Только к вечеру я с чистой совестью сел за стол, чтобы нарисовать очередной эскиз. Все страхи и тревоги я переносил на свои вымышленные замки. От этого они получались все сложнее и мрачнее. Чем тяжелее у меня было на душе, тем грандиознее они выходили из-под карандаша.

Спичечные замки я делал медленно, не торопясь. Мне хотелось, чтобы они были монументальными и сложными в задумке. Чтобы их было сложно повторить.

Они, как и прежде, хранились у старухи Элл. Мне было разрешено приходить к ней в любое время. Но, учитывая обстоятельства, думается, мне придется об этом пока забыть. С эскизами было проще.

Все готовые работы я убирал в папку, которую, в свою очередь, хранил в чулане в тайнике. Этот тайник я придумал сам, когда сидел там взаперти. Там же прятал фотографии, все до единой.

У меня больше не было доверия к своим близким. Не было желания рисковать и показывать свой созданный искусственно мир. Мир, в котором был свободен, где не испытывал страха и унижений. Где был собой.