Кэтрин Ласки - Тень

— Но если ты учуяла запах молока моей второй кормилицы, то как ты могла подумать о том, что она меня укусила? Я для Гром-Сердца был как ее собственный медвежонок. Даже если бы она заболела пенной пастью и впала в безумие, она ни за что не стала бы меня кусать.

Сарк склонила голову, и на мгновение ее блуждающий глаз застыл. Она смотрела не на Фаолана, а на землю.

— Ты не знаешь, на что способны кормилицы.

— О чем ты?

Сарк долго молчала, а потом медленно перевела взгляд на заднюю стену пещеры, где царила тьма и где стояли кувшины с ее первыми воспоминаниями. Она не заметила, что Фаолан продолжает за ней следить.

— Что там такое?

Волчица развернулась: теперь ее блуждающий глаз смотрел на кувшины, а нормальный — на Фаолана.

— Кувшины памяти.

— Кувшины памяти? У тебя есть воспоминания о гаддерглоде?

— Нет. А зачем тебе?

— Когда наступит луна Поющей Травы, волки собираются устроить гаддерглод.

— Если она наступит, — устало покачала головой Сарк.

— Почему ты так говоришь?

— Погода в эти дни стала совсем безумной, кэг-мэг. Что-то не то с временами года, но я еще не поняла, что именно. — Она вздохнула и продолжила: — Так, значит, они собрались провести гаддерглод? Ну что ж, давненько его не было.

— Да, и это мой шанс. — Фаолан вдруг подумал, что пока необязательно упоминать Дункана МакДункана.

— Шанс на что?

— Выбраться отсюда. Стать волком Священной стражи. Я подумал, может, ты что-то знаешь о гаддерглоде, помнишь о нем, дашь мне какой-нибудь совет?

— Тогда тебе, малыш, стоит придумать причину получше.

— Что ты хочешь сказать?

— Что хотела, то и сказала. Желание выбраться отсюда — глупая причина. И куда ты пойдешь? Ради этого я не буду перебирать кувшины. Все дело вот здесь, в этом черепке. — Сарк подняла лапу и похлопала себя по голове. — И вообще, ты слишком долго тут задержался. Тебе нужно уйти, пока она не проснулась. Ей будет больно, если она учует от тебя запах своего щенка.

— Ну ладно, — сказал Фаолан и встал. Он снова вспомнил о своей настоящей матери. Найти Гром-Сердце уже невозможно — ведь он встретится с ней только после того, как умрет и выяснит, где находится то место, которое медведи называют Урсуланой, а волки — Пещерой Душ. Но его настоящие мать и отец еще вполне могут быть живы. Они его узнают.

Сарк словно прочитала его мысли. Она тихо зарычала:

— Не делай этого, Фаолан. Не ищи свою мать. Во-первых, она тебя не узнает. А во-вторых, что ты ей скажешь?

— Она узнает меня. Узнает, — сказал он уверенно. — В глубине души она помнит мой запах. И еще она узнает вот это.

Он поднял переднюю лапу и резко опустил ее на земляной пол пещеры. В пыли остался отпечаток — спиральная изогнутая звезда.

Глава двенадцатая

Мерзость!

Ветер мешал ей. Казалось, что он постоянно меняет направление, как это часто случается в луну Первого Снега. Гвиннет, сова-кузнец и дочь покойной Гвиндор, всю ночь боролась с ветром, направляясь на север, к Кольцу священных вулканов. Данмор, Морган, Хратгар, Киль и Быстробуйный обычно просыпались как раз в это время года, и сова хотела подобрать бонки — так кузнецы издавна называли самые горячие угольки с зеленовато-голубым сиянием в центре.

Гвиннет рассчитывала оказаться у вулканов к началу Снежной луны, раньше других сов из королевств Га’Хуула. Но, чтобы не бороться с капризным встречным ветром, пришлось выбрать более длинный обходной путь.

Словно ниоткуда появившийся восходящий поток теплого воздуха дал ей столь необходимую сейчас передышку. Теперь Гвиннет просто парила, а воздушное течение несло ее в нужном направлении. Крылья совы наслаждались долгожданным покоем, но полностью отдаться ветру ей мешал какой-то едва слышный тонкий звук, доносящийся снизу, — чье-то жалобное хныканье. Гвиннет вертела головой из стороны в сторону, стараясь определить направление.

Масковые сипухи, как и все остальные совы, обладают прекрасным слухом. Ушные щели у них расположены одна выше другой, что помогает очень точно определять положение источника звука. Кроме того, с помощью особых мышц на краях лицевого диска сипухи могут регулировать ширину своих ушных щелей и улавливать малейший шорох на большом расстоянии.

Хныканье превратилось в предсмертный крик, а за ним последовал ужасный звук раздираемой плоти. «Великий Глаукс! Убивают щенка! И кто? Неужели… волк?!» Гвиннет знала, что согласно кодексу поведения убийство малькада считалось одним из самых тягчайших преступлений. А в том, что это был волк, сомнений не оставалось — слишком хорошо ей известен звук скрежещущих клыков. Эти хищники всегда сначала раздирали добычу длинными передними резцами, а потом слышалось клацанье задних, коренных зубов, которыми они пережевывали мясо. Тучи застилали обзор, и Гвиннет ничего внизу не видела, но прекрасно представляла происходящее по чавканью и тяжелому дыханию волка-убийцы.

Гвиннет камнем ринулась вниз — среди сов такое движение называлось «нырок смерти». Если она спасет детеныша и отгонит нападающего, его можно будет назвать «нырок жизни» или «нырок спасателя». Если… если…

Слишком поздно. Гвиннет не успела еще прорвать облака, а волк уже направился прочь от вершины холма. Когда она приземлилась на край плоского камня, щенок был мертв. Гвиннет посмотрела на его труп с ужасом и отвращением. Такая маленькая девочка и совсем не малькад! «Просто слишком рано родилась», — прошептала про себя сова. Тельце щенка было разорвано. «Но почему он просто не удушил ее?» Какая необычайно жестокая смерть! Волк буквально прогрыз мясо до хрупких костей.

Неожиданно к горлу Гвиннет подступила тошнота и она срыгнула. Многие совы встречают на своем пути таких вот щенят, оставленных обеями, и съедают их. Сама Гвиннет, поселившись в стране Далеко-Далеко, поклялась себе этого не делать, но никакая сова не поступила бы со щенком так жестоко, каким бы уродливым он ни был. Обычно хватало удара клювом по не успевшему еще затвердеть черепу. Этот же малькад умирал долго и мучительно, в невообразимой агонии.

«Лишь бы она побыстрее нашла путь к Пещере Душ», — подумала Гвиннет. Она знала, что созвездие Великого Волка сейчас скрыто и появится на небе только через две луны. Но звездный волк определенно должен обратить внимание на эту малышку; он не позволит бродить ей бесцельно между небом и землей.

Первой непроизвольной мыслью было схватить кости щенка и полететь самой в Пещеру Душ. Конечно же, ей не удалось бы туда долететь, даже если бы она виднелась прямо над головой. Еще ни одно животное не достигало Пещеры Душ таким образом. Умом сова понимала, что земные мучения малькада закончились с последним вздохом и что душа отлетела от тела, как летом опадает подшерсток. Но стоило ей посмотреть на растерзанное тельце, как она снова почувствовала тошноту и крайнее отвращение. Желудок перевернуло, захотелось снова отрыгнуть, хотя внутри уже ничего не оставалось. Сове показалось, что даже ее кости стали воздушно-пустыми.