Галина Романова - Как не потерять работу

Вскоре после полуночи вернулся Зверь — я узнал его по горящим глазам. Сперва кот чем-то — или кем-то — смачно чавкал на полу, а отобедав, запрыгнул на постель и принялся с урчанием умываться. Под его мурлыканье наконец удалось уснуть…

…чтобы тут же приснился кошмар.

Я опять был в Колледже. Последняя лекция, но вместо ожидаемого преподавателя заходит мэтр Йож. Одет он почему-то в домашний халат и шлепанцы на босу ногу.

— Позвольте вас поздравить, господа студиозусы, — бодрым тоном произносит он, останавливаясь перед кафедрой. — Сегодня вам повезло — вы раньше срока сдаете экзамен по новому предмету…

Аудитория разражается удивленными и недоуменными воплями: «Как? Что? Почему? Нас же не предупредили…»

— Новые веяния требуют новых неординарных решений, — сообщает мэтр Йож, переждав волну возмущения. — Это — эксперимент. Если все пройдет удачно, все школы и Колледжи станут учиться завтра так, как вы учитесь сегодня. Итак, открываем тетради и пишем: «Контрольная работа по теме „Этика и психология семейных отношений“».

— Контрольная? Уже? — послышались голоса. — Но у нас не было ни одной лекции…

— А это вы и так должны знать. Кстати, кто не ответит хотя бы на один вопрос, будет отчислен из Колледжа. Итак, записываем первый вопрос экзамена…

— А разве билетов не будет? — подал голос кто-то из задних рядов.

— Нет. Я задаю вопросы, вы пишете ответы. На каждый вопрос дается три минуты. Кто не успел — пропускает вопрос, не отвечая на него.

Веселая перспектива! Особенно в свете обещания отчислить из Колледжа того, кто не ответит хотя бы на один.

— Итак. — Возглас заставил вздрогнуть. — Первый вопрос: «Критерии вмешательства в межличностные отношения семейной пары в зависимости от степени развития комплекса неполноценности: а) мужа, б) жены, в) третьего лица»… А специально для Згаша Груви дополнительный вопрос…

И тут я проснулся в холодном поту.

Несколько дней спустя я в одиночестве сидел за большим накрытым столом и уныло ковырялся ложкой в миске с овсянкой. Эх, где вы, разносолы госпожи Гражины? Почтенная госпожа Труда, сгорбленная старуха восьмидесяти лет, кажется, умела готовить только три блюда: овсянку, яичницу и овощной суп. Причем если она забывала вовремя снять этот последний с огня, вода вся выкипала, и тогда вместо супа подавалось слегка пригорелое овощное месиво. Из напитков предлагались либо домашняя сливянка, либо козье молоко, либо простая вода. М-да, разбаловался ты, мастер Згаш Груви! Забыл, как совсем недавно был голодным студентом и мог слопать старые кожаные сапоги, если за несколько дней до очередной стипендии заканчивались деньги и запасы еды. Правда, иногородних студиозусов подкармливали в столовой, но поварами там служили монахи и трудились они спустя рукава, явно действуя по принципу: «Интересно, а они вот это сожрут?»

Единственным плюсом местной кухни было то, что ко всем этим блюдам прилагались толстые, с палец, куски кровяной колбасы, а однажды я удостоился даже обрезков копченого окорока. Как мне, недовольно морщась и кривясь, объяснила госпожа Труда, если молодой господарь желает разносолов, то пусть сам их и покупает, благо до ближайшей продуктовой лавки не так далеко. Десять злотых в месяц — достаточно большая сумма для того, чтобы совсем перебраться столоваться в ближайший трактир, но привычка экономить уже так прочно сидела внутри, что я продолжал давиться овсянкой, яичницей и супом-пюре, решив держаться до последнего.

Первые три дня миновали, лишенные каких бы то ни было событий. В ожидании заказов я исследовал дом вдоль и поперек. Как мне объяснили, ходить я могу везде, кроме запертых комнат. Таковых оказалось всего три — спальня хозяина, спальня хозяйки и комнатка, которую они приготовили для будущего малыша. Что ж, вполне логично, тем более что в моем распоряжении оказалась обширная библиотека, лаборатория и что-то вроде музея. В этом доме, оказывается, жило уже три поколения некромантов — мэтр Йож Белла был четвертым, — и каждый оставил что-то о себе на память. Старинные гравюры, личные вещи, обрывки шкур разных тварей — кто-то из его родственников был членом гильдии ведьмаков, то ли двоюродный дед, то ли троюродный дядя по отцовской линии, — черепа и кости, использованные и потому бесполезные артефакты, камни необычной формы, засушенные листья и цветы редких растений, чьи-то дневниковые записи. Некоторые экспонаты еще можно было использовать на практике. Особенно впечатлила голова упыря, прибитая над камином. Выражение лица не поддавалось описанию. А вот снятая чулком шкура волкодлака произвела тягостное впечатление. У мэтра Куббика, помнится, был знакомый волкодлак. Явившись в Большие Звездуны летом в разгар описанных событий, он прожил в доме до первого снега, потом исчез и с тех пор не подавал вестей.

На четвертый день стало скучно. Если весь месяц пройдет так, через пару седмиц я повешусь от скуки! Уж на что Большие Звездуны невелик городишко, но чтобы в течение трех дней в нем самом и его окрестностях не произошло вообще ничего, требующего вмешательства некромантов? Такое случалось крайне редко. Мы сопровождали похоронные процессии, вызывали духов умерших, в отсутствие ведьмаков нейтрализовали нечисть, просто давали консультации… Пра Бжемыш тоже не давал скучать, то зазывая мэтра Куббика к себе, то являясь «для собеседования». Заканчивались эти встречи одинаково — совместными попойками, когда мне приходилось либо волочить невменяемое начальство домой, либо транспортировать тушу орущего похабные песни святого отца к нему.

Стоп, а это мысль! Нет, не сходить в какой-нибудь храм с предложением местному пра пропустить по кружечке, а самому пройтись-проехаться по городу и поискать себе работу и приключений! И начать, пожалуй, стоит с кладбища. Во-первых, это рабочее место некроманта, а во-вторых, при местном храме Смерти живут мои коллеги. Неплохо бы представиться, а то в случае чего неудобно получится.

Спускались сумерки, поданная на ужин овсянка — судя по ее состоянию, это было то, что осталось от завтрака, — успела опротиветь. Пропихнув за щеку несколько ложек для очистки совести, я встал и, запив все это кружкой наливки, решительно направился на конюшню.

Глядящий исподлобья сын госпожи Труды, мужик лет пятидесяти, заросший бородой, как и хозяин, но, в отличие от него, производивший впечатление слабоумного, молча кивнул головой и быстро оседлал кобылку. Распорядившись калитку не запирать, но отправляться отдохнуть — что я, сам свою лошадь не расседлаю? — поскакал прочь.

Весна выдалась хоть и дружная, но довольно прохладная, особенно по сравнению с прошлым годом. Снег растаял, лишь в тени оставались перемешанные с накопившимся за зиму мусором сугробы. Повсюду были лужи, по улицам текли ручьи, под копытами кобылки хлюпала грязь. Сегодня опять похолодало, дул резкий пронизывающий ветер. Ночью вполне мог пойти и снег.