Игорь Конычев - Черные стрелы (СИ)

— Салин пошел с женой, Ларой, — отжав намокшие волосы и бороду, Гур стянул мокрую куртку и встряхнул ее, разбрызгивая капли.

— Нашли? — с надеждой спросил староста.

— Уже второй день прошел, как Салин с женой вернуться должны были… — Гур помолчал, поджав губы, после чего попросил:

— Давай, что ли, в дом зайдем, надоело тут стоять, в темноте этой…

— Обожди, — покачал головой староста. — Ночью, все равно, никто никуда не пойдет, — по голосу Тара легко было понять, что решение дается ему нелегко.

 Старик никогда не умел лгать и скрывать свои чувства. Все, о чем он думал, мгновенно отражалось на его морщинистом лице.

— Давайте сначала лошадок распряжем, устали они. А потом уж и ты все расскажешь, ночь длинная, а уснуть я сегодня едва ли смогу.

— Добро, — согласился Гур. — Вы тогда делайте дела, а я пока очаг в доме разожгу, остыл он без людей-то. — С этими словами мужчина скрылся в доме старосты, чья дверь едва слышно скрипнула, словно приветствуя гостя.

* * *

 С лошадьми разобрались быстро. С помощью дрожащего, то ли от страха, то ли от холода Ульна охотники споро распрягли животных и, пока пилигрим и Тар вытирали взмыленные тела, Тенро принес лошадям свежей воды и еды.

 Покончив с делами, мужчины покинули приземистый хлев и поднялись на высокое крыльцо дома старосты. Пропустив старших спутников вперед, Тенро потрепал по загривку неотступно следующего за ним волка.

 Ар слабо вильнул хвостом и растянулся в углу под навесом, где специально для него была постелена теплая шкура. Тар не пускал волка в дом и тот, кажется, ни имел ничего против, прекрасно расположившись и за стенами человеческого жилища. Обычно он забирался под крыльцо, но сейчас было довольно тепло, так что зверь просто свернулся на шкуре, подложив лапы под голову.

— Отдыхай, — напоследок погладив питомца, Тенро положил перед ним еду, которую они так и не съели в дороге, вылив воду из своей фляги в глиняную миску.

 Волк благодарно ткнулся влажным носом в ладонь человека и с аппетитом принялся за еду. Охотник невольно позавидовал зверю — вот уж кого действительно не слишком заботит прошлое и будущее — набил брюхо в сразу все хорошо.

 Когда Тенро вошел в дом, сбросив намокшую верхнюю одежду то поежился — остывшее, долгое время простоявшее без людей помещение, пропиталось холодом. Подобравшись к разгорающемуся очагу, охотник набросил на широкие плечи выделанную шкуру.

— Все собрались? — как всегда недовольно буркнул Гур, который, сколько Тенро его знал, никогда не прибывал в добром расположении духа. Он всегда был чем-то или кем-то недоволен и никогда этого не скрывал.

— Говори, — Тар обвел присутствующих взглядом.

— Да что тут говорить-то… — рассказчик из лесоруба был неважный.

 Он сам это хорошо понимал, отчего говорить и не любил. Запустив пятерню в косматую бороду, мужчина задумчиво почесал подбородок.

— Как вы уехали, все своим чередом шло. Ничего не происходило, разве что Кирана, сына Линны и Вира, привезли со службы, будь она неладна. Отец в свое время с войны не вернулся и сын едва до дома добрался.

— Так Киран лет на шесть позже моего сына служить пошел, чего так быстро вернулся?

— Дык без ног-то, сильно не повоюешь, — скорбно произнес Гур и замолчал.

 Тенро лишь тяжело вздохнул, услышав подобную новость. Когда он сам уходил из дома, для того, чтобы стать воином королевства, Кирану исполнилось двенадцать зим. Охотник помнил его веснушчатым рыжим пареньком, который любил улыбаться и озорничать.

  Мать Кирана, Линна, растила сына одна и слишком его баловала, Тенро даже представить не мог, как женщина, потерявшая на войне мужа, пережила весть о том, что и ее сыну надлежит оставить отчий дом.

— Давно его привезли? — нарушил молчание Тар.

— Давненько, — задумавшись, ответил лесоруб. — Вы уехали, да через пяток деньков и привезли его. Мила плакала, да и Линна, бедняжка, даже не знаю, каково ей сейчас…

— Для матери чадо, что здоровое, что больное — все едино, главное, что живым вернулся, не сгинул, как отец, — староста придвинулся ближе к очагу и сокрушенно покачал головой:

— Война, дурное занятие, никого она не щадит. Даже кто целым возвращается, все равно приносит с собой ее шрамы. — Он невольно взглянул на сына и уголки его рта опустились.

— Так я вот о чем толкую, — пришел черед Гура не дать тишине разлететься по залу. — Еще недельку все спокойно было. Жили — поживали, ждали, когда охотники наши вернуться с добычей, да все не было их. День после срока, два, три, пять, а их все нет. На шестой день, как ты и велел, Салин с Ларой по следу отправились, да вот и они уже должны вернуться были.

— Скверно, — нахмурился Тар. — А куда охотиться-то пошли?

— А я почем знаю, — пожал широкими плечами Гур, — куда вы, охотники, за дичью бродите? Вроде к кряжу пошли, а дальше — не ведаю. Да ведь и не это странно-то, — мужчина вдруг понизил голос, почти перейдя на шепот, так что присутствующим пришлось податься вперед, чтобы разобрать слова лесоруба.

— Не томи, — скривился староста. — Чего странного-то еще?

— Пастушок наш, Лирошка! Недалече, когда коз пас, потопал на поляну ту, на юге которая, где мы раньше лес валили. Ну, как у него это водится, отпустил скотину, да и дрыхнуть завалился, места-то вокруг деревни спокойные. Проснулся, говорит, от того что замерз очень, хотя и день был, да солнце светило. Вижу, говорит, козы к нему скачут, блеют, будто испугались чего-то, да и сам Лирошка струхнул не на шутку. Словно сердце его, говорит, кто-то когтями сдавил.

 После этих слов, Тенро сжал кулаки — это чувство было знакомо бывшему разведчику, поэтому он сказал, не дожидаясь, когда Гур произнесет эти слова:

— Он видел туман?

— А ты почем знаешь?! — удивился лесоруб, расширив карие глаза. Задумчивый охотник не ответил, поэтому Гур, тряхнув косматой головой, продолжил сам:

— В общем, как пастушок потом рассказал, он собирался уже в деревню бежать, а глядь, одной козы-то и нету. Ну, он, не робкий парнишка-то, пусть и напугался, но искать ее пошел. Углубился в лес и услышал, как блеет животина-то. Побрел на звук, да и сам не заметил, как далеко от поляны ушел. — Гур перевел дух, шумно вдохнув. — Глядит потом — туман по земле пополз, белый такой и густой. Он когда ног коснулся, то, Лирошка говорит, что даже сквозь сапоги холод почувствовал. Но назад не свернул, как же, говорит, я без козы вернусь-то, меня ж дядька Гур заругает, да уши докрасна надерет. Вот, значится, пошел он дальше и вдруг коза эта, что потерялась, совсем рядом заблеяла. Пастушок к ней… выглядывает из-за дерева, а там черный медведь, как раз жрать животинку принялся…