Вера Камша - Яд Минувшего. Часть 1

Надо сегодня же разобрать бумаги и сжечь ненужное, особенно стихи. Они все равно никуда не годятся…

— Монсеньор, — напомнил Нокс, — прикажете осмотреть комнату?

— Нет! — отрезал Ричард. — Мы уходим. Слова Гонта мне довольно.

То ли от разгоревшегося камина, то ли от ненависти к Салигану стало жарко. Ричард бросился к окну и рванул раму на себя, впуская ночной холод. Воспрянувший сквозняк плеснул занавесками, сорвал пламя с ближайшей из шести свечей, сбросил со стола недописанную бумагу, и Дикон едва успел ее подхватить…

Глава 4. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ)

400 год К. С. 4-й день Зимних Скал

1

Секретарь Левия походил на секретаря Адриана, как морискилла на коршуна. Брат Козимо вышагивал как капрал, белобрысенький Пьетро косился перепуганной левреткой.

— Я не слишком быстро иду? — прошелестел монашек, тряся четками. — Если Ее Высочество…

— Не слишком, — отмахнулась Матильда, взбираясь по скользкой от мокрого снега лестнице. Вообще-то старухе с юга при виде губок бантиком и голубых глазок полагалось рассиропиться, а было противно и стыдно. За себя, семнадцатилетнюю, влюбившуюся в слезливого принца. И за белокурого внука, на второй день царствования угробившего прорву народа.

— Осторожней, здесь порог.

— Вижу. — С Левием следовало говорить раньше. Если кто и мог удержать внука, так это кардинал, да и то до коронации, а теперь вино прокисло, остался уксус. Хочешь — пей, хочешь — лей…

— Ее Высочество к Его Высокопреосвященству!

— Спасибо, Пьетро, вы свободны.

Перед кардиналом следовало преклонить колени, но колени болели, да и пришла она не к духовнику, а к другу Адриана.

— Мы можем пройти в исповедальню. — Кардинал выглядел хуже некуда, одно слово — Дора. — А можем выпить шадди. Или моя принцесса желает чего-нибудь покрепче?

— Покрепче, — не стала ломаться Матильда, — и побольше.

Левий усмехнулся, отпер бюро, вытащил внушительный четырехгранный графин.

— Настойка на зеленых орехах, — объявил он, — помогает при болезни сердца. Или печени, или еще чего-нибудь. Главное, помогает, но шадди я все равно сварю. Для себя — вы можете не пить.

— Совсем не ложились? — Запах шадди, дыма и свечей, такой знакомый и спокойный. Прикроешь глаза — молодость, откроешь — старость.

— Ложился, — заверил кардинал, разливая настойку в знакомые до одури серебряные стопки. — Генерал Карваль закончил свои… благие дела еще вчера, в городе спокойно, Эпинэ придет в себя завтра или послезавтра. И почему мне было не лечь?

— Выспавшиеся люди выглядят иначе, — уперлась Матильда, принимая стопку.

— Лежать не значит спать. — Левий пошевелил лопаткой темный песок. — Когда и думать, если не ночью?

Адриан тоже ночи напролет думал и пил шадди. И жаровня у него была такой же, со спящими львами.

— Юнний шадди не пьет. — Кардинал то ли проследил взгляд гостьи, то ли просто догадался. — И не шадди тоже. Преосвященный Оноре отдал мне жаровню Адриана и кое-что из его вещей. Из его личных вещей, их было немного. Так что вас беспокоит?

Матильда допила настойку и поставила стопку на стол черного дерева. Напиток был крепким, почти тюрэгвизэ, только вместо перечного огня — вяжущая горечь.

— Я ничего не могу сделать, — призналась принцесса то ли себе, то ли Левию, то ли умершему Адриану, — ничего…

— Церковь дарит утешение многим, но не нам с вами, — мягко произнес кардинал. — То, что произошло, уже произошло. Вы можете что-то изменить? Я — нет! Значит, надо жить дальше. Вам сейчас плохо, но разве это первый раз?

— Не первый. — Матильда потянулась за графином, но Левий ее опередил. Булькнула, полилась в серебряное наследство коричневая с прозеленью струя. Вот бы напиться до потери если не сознания, то памяти.

— Что вас напугало? — Его Высокопреосвященство вытащил свою посудину из жаровни и, сощурившись, переливал шадди в чашки. — Армии на границах? Дора? Айнсмеллер?

— Этот мерзавец получил свое! — Зачем она кричит? Все уже случилось, как сказал Левий. Кровавые лоскутья засыпали песком и вместе с ним вывезли. Можно было не смотреть, но она смотрела.

— Айнсмеллер заслуживал казни, — кардинал задумчиво смотрел в пустую жаровню, — но он был не казнен, а убит. В святом монастыре, но это не приблизит к Рассвету ни убийц, ни убитого, ни свидетелей. Вы будете шадди?

Матильда кивнула и выпила настойки. В юности она видела, как убивали конокрадов, а однажды около Сакаци схватили вдову, свалившую в одну могилу убитого с убийцей. На закате ведьму сожгли в собственном доме, это было правильно, это защищало живых…

Что-то мягко и тяжело шлепнуло об пол. Кошка! Соскочила откуда-то сверху, пошла к окну.

— Ее зовут Альбина. — Кардинал смотрел на гостью и улыбался уголком рта. Вдовствующая принцесса поджала и без того скрытый тряпками живот:

— Ваше Высокопреосвященство, — сейчас она напьется и назовет кардинала Левием, да он и есть Левий, — вам не тошно в вашем балахоне?

— Не тошней, чем вам в парике, — улыбнулся клирик. — Увы, основатели Церкви попали в незавидное положение. Абвениаты расхватали все цвета, хотя, если исходить из того, что наш мир создали их боги, все права за ними.

— Адриан любил красный. — Матильда словно вживую увидела алого льва на сером бархате и кардинальское кольцо с рубином.

— В нашем ордене… то есть в ордене Славы, неравнодушны к алому. — Левий отставил шадди и скрестил руки на животе. — Так повелось с Чезаре Марикьяре. Он так и не расстался с Молнией, и не он один. Льву присягали многие Эпинэ.

— А Руций? — Кладбище Семи Свечей, львиное надгробие, каменные лапы, обернувшиеся руками, рыцарь, похожий на постаревшего Иноходца, — было это или приснилось?

— Руций? — переспросил кардинал. — Который из двух?

— Тот, что похоронен в Агарисе. Мне показали его могилу на кладбище Семи Свечей.

— Они оба там. — Левий казался удивленным. — Руций Первый был сыном ординара из Придды, Руций Второй — подкидышем. Ходили слухи, что он сын Шарля Эпинэ от какой-то мещанки. Его Святейшество их не опровергал, но и не подтверждал. А в чем дело?

— Я видела на его могиле олларианца. — Спросить, что ли, считается ли соитие с ожившей статуей грехом или нет? — Сумасшедшего.

— Где? — не понял Его Высокопреосвященство. — В Агарисе?

— Именно. — Настойка делала свое гнусное дело. — Разгуливал по кладбищу и нес всякую чушь. Вы знаете, что такое фокэа?

— Женщина, вышедшая замуж в дом Волны. Теперь так не говорят. А кого так назвали?