Сергей Шведов - Белые волки Перуна

Более суток уже гребут киевляне по чужой реке, пора уже и к берегу пристать, чтобы дать рукам волю. Устали все, хоть и гребут с подменой. Якуня свернулся калачиком на дне ладьи меж лавок и храпит так, что в Новгороде слышно, а Вилюгу в этой большой зыбке не укачивает - мерещится что-то, а от того и сон его некрепок. Предчувствие его мучает нехорошее, хотя, казалось бы, все неприятности уже позади.

К вечеру боярин Привал всё-таки выбрал место для большого стана. Вилюга первым прыгнул на пологий берег и сразу же бросился собирать хворост. Страсть как горячей похлебки захотелось.

- Подстрелить бы какой-нибудь дичинки, - прицокнул языком Якуня. - А то от солонины в животе бурчит.

Раздобрел Якуня на новгородских харчах, солониной уже брезгует. Но и Вилюга тоже непрочь отведать дичины, а потому и кивнул на слова товарища головой.

- Вы тут костром займитесь, а я пошарю по зарослям до полной темноты.

Про Вилюгу всем известно, что зверобой он не из последних. Пусть и родился, он в киевских стенах, но белку, если подворачивался случай, стрелой в глаз бил без промаха. Жизнь, она всему научит, а для Вилюги поход в Новгородские земли далеко не первый. Ходил он и в леса древлянские с князем Ярополком, и превозмогли они тогда дружину Олега. Этого Олега Вилюга потом с товарищами извлекал из рва. Бежал князь Древлянский в Овруч, но не добежал - то ли конь его оступился с подъёмного моста, то ли подтолкнул кто-то по ночному беспросветному делу, да только задавили Олега в том глубоком рву. Извлекли его уже мёртвым. Князь Ярополк огорчён был смертью брата, но огорчением покойника на ноги не поднимешь.

Новгородские леса ничем не хуже лесов древлянских, и дичи здесь хватит не на одну дружину, вот только потемну здесь не разгуляешься. Ткнёт леший веткой в глаз, вот и отохотился на всю жизнь киевский мечник Вилюга.

Поначалу ему показалось, что это лось мелькнул меж кустов, а как подкрался ближе, так сердце у него упало - кони это были, и кони под седлом. А рядом двое мечников в волчьих шкурах стерегут тех коней. Поднял Вилюга лук, но выстрелить побоялся, потому что шум послышался в кустах, а потом громкие вопли на берегу. Вилюга опрометью бросился назад, хотя и с глупа бежал, наверное, под чужие мечи голову подставлять.

До берега, он, впрочем, не добежал, схоронился в зарослях. Прозевал боярин Привал волчий напуск. Из только что поставленного шатра воевода выскочил в одной рубахе, да так и не успел мечом взмахнуть. Прыгнул на него сверху Белый Волк и замял на траву. А по берегу пели оперённые стрелы, сея ужас и смерть. Киевляне-то у своих костров как на ладони - бей любого на выбор. Якунину жизнь взяли сразу две стрелы, даже ногами взбрыкнуть не успел старый Вилюгин товарищ. А потом выскочили из кустов всадники, и пошла рубка, от которой Вилюге сделалось тошно.

Воевода Кречислав успел пробиться к ладье с десятком ратников, но не успел отчалить. Из-за борта выскочили голые люди и повязали киевлян. Расплох, он и есть расплох - не столько отбивались, сколько по кустам ховались. Но и там их уже поджидали волчьи пасти. Вилюга даже глаза закрыл, чтобы не видеть берега, усыпанного трупами, а очнулся, когда почувствовал остриё меча меж лопаток и услышал над собой спокойный голос:

- Вставай, мечник, в другом месте отоспишься.

Уцелел в страшной бойне не только Вилюга. Еще человек двадцать пять во главе с боярином Привалом и воеводой Кречиславом стояли связанные на берегу. К ним и толкнул мечника Волк с золотистой шерстью.

- Грузи их в ладьи, Ладомир, - услышал Вилюга хриплый голос. - И сплавляй вниз.

Вилюга с ужасом покосился на этого самого Ладомира, но тот лишь белые клыки оскалил в ответ. А зелёные глаза в свете затухающих костров смотрели на пленника холодно, насмешливо и безжалостно.

Озадачил боярина Хабара баяльник, да так озадачил, что он два дня ходил смурной и задумчивый, а на третий отправился в гости. И подарок прихватил со смыслом - греческий меч, украшенный по ножнам и рукояти золотом и серебром. Оно, может велик дар, но ведь дорого уважение.

Добрыня боярина встретил на крыльце - тоже внимание оказал. Но и Хабар, не хухрышка какая-нибудь, себя не ронял, пока всем четырём углам не поклонился, за стол не сел.

Добрыня мечом любовался и сдержанно благодарил. Ни хозяин с вопросами не лез к гостю, ни гость хозяина не злил торопливостью.

- Сон я видел, воевода, - приступил, наконец, к делу Хабар после доброго глотка во здравие.

- Сны разные бывают, но бывают и вещие.

Добрыня пребывал сегодня в хорошем настроении, а крепкие белые зубы легко рвали мясо и столь же легко его перемалывали на зависть боярину Хабару, который засмотревшись на хозяина едва не утерял нить разговора.

Алый кафтан на Добрыне расшит золотыми птицами - подарок купцов из-за моря, поспешивших приветить сильного человека. На Хабаре кафтан поплоше, не так в глаза бьёт цветом зелени, но тоже из доброго полотна:

- Привиделось мне, будто моя жёнка родила девку, а та девка обернулась волчицей и спуталась с волком, а уж от той вязки родился под молнией Перуна волчонок. И сказано мне было, что волчонок люб Ударяющему, и всем моим делам он наследник.

Добрыня смотрел на боярина с интересом, но по глазам трудно было понять, поверил или нет. А Хабар самому себе неожиданно поверил - боярину вдруг ударило в голову вместе с фряжским вином, что такое видение ему действительно было, просто в слова вылилось только сейчас.

- С баяльником говорил?

- Баяльник подтвердил, что сон этот - вещий. Но хотелось бы услышать и слово кудесника Вадима.

Добрыня задумчиво почесал затылок жирными пальцами:

- Ладно, боярин, окажу тебе услугу. Завтра на рассвете будь у старых ворот, я провожу тебя к святилищу Ударяющего.

Ещё посидели и ещё выпили. Боярин Хабар сказал с вздохом, что уж если ратиться, то об эту пору, а если спохватиться под конец лета, то тогда и начинать не стоит. Добрыня скалился в ответ, подливал боярину фряжского вина, швырял выжлецам обглоданные кости, хвалил гостю их собачьи стати, но ничего путного не сказал. То ли не доверял Хабару, то ли вопрос о походе ещё не решился.

- Слышал я стороной, что Приваловы ратники сгинули где-то в болотах.

- Да ну, - поразился Добрыня. - Не иначе как леший над ними посмеялся.

- А то, может, волки загрызли, - вздохнул Хабар. - Их ныне по лесам развелось видимо-невидимо.

- И от волков бывает польза. Не след только болтаться по чужим землям и гневить Перуна.

Из города выехали, чуть только первые лучи солнца позолотили крыши. Собралась группа верших человек в тридцать. Сам Владимир - на коне вороном, а Добрыня - на коне белом. Из дружины только самые ближние к князю, а остальные - бояре новгородские, среди которых и вечных Хабаров недруг Глот. Древлянский леший, похоже, надул вчера Хабара, хотя с другой стороны, в большой компании сподручнее кланяться Перуну. Вот только в чью сторону тот общий поклон будет, уж не в сторону ли града Киева?