Как я не хотела спасать мир - Юлия Владимировна Славачевская
- Не нам, - поморщилась я, - а сортиру. Но все равно, странно. Чем красивее, выходит, тем противнее? Внутреннее уравновешивает внешнее?
- Закон гавновесия, - посмотрел на рыцаря Гри. – И не поправляй меня, я не оговорился. – Он покосился на меня: - Ты только сейчас начала постигать эту истину?
- Не то чтобы, - призналась я, отходя к столу и начиная перетирать семена в ступке. – Я давно подозревала о некоторых аспектах еще в детстве, когда научилась читать и мне в руки попал сборник сказок.
- И что в этом странного? – спрыгнул с лежанки кот и пошел ко мне. – Сказки должны учить детей светлому и доброму.
- Да? – фыркнула я, начиная перетирать смесь еще энергичнее. – А как ты тогда объяснишь сказку, где мужик восемь раз женился и каждый раз душил своих жен, потому что они не могли удержаться от любопытства и ходили посмотреть на трупы предшественниц? И ведь так упорно наступал на одни и те же грабли, что посинел бородой.
- У него был плохой вкус на женщин, - почесал лоб кошак. – И странные привычки! Может, у него вообще с женщинами не ладилось? Ну, проблемы с личной жизнью и все такое…
- И поэтому он маниакально притаскивал следующую, не успев избавиться от предыдущей? – подняла я брови. – Собственно, у него даже времени на это не было. Он просто складировал своих протестированных жен в подвале. Сравнивать, что ли, потом собирался? Или коллекционировал? А что? Кто-то марки собирает, а этот трупы.
- Тьфу! – сплюнул в сердцах Гри. – Какие у вас неправильные сказки!
- Ведьма! – пришел в себя Ромуальд. – Быстро подай мне воды!
- Знаешь, – дернул ушами кот, - если у него все бабы были, как этот овощ, то я бы тоже посинел… от злости. Можно я ему внешность испорчу? Тогда все хорошее, что в нем еще завалялось, выйдет наружу и украсит собой внешние недостатки, согласно твоей теории, которая имеет право на существование.
- Не надо, - остановила я кровожадного компаньона. – У меня есть другой способ. – И громко прокаркала: - Иду, касатик! Уже бегу, только касторник в воду добавлю…
Рыцарь резко расхотел пить, орать, требовать и прикинулся бревном.
Прошло несколько дней, в течении которых Ромуальд научился говорить слова «пожалуйста» и «спасибо», оказавшиеся в его лексиконе новыми и невостребованными. И мы даже начали мирно сосуществовать. Случались, конечно, огрехи в его поведении, но он умел учиться на своих ошибках…
- Почему в этом бульоне, ведьма, - возмущался рыцарь, уминая его за милую душу, - нет специй и навара?
- Ну, касатик, извини, - ухмыльнулась я, успев поймать кота за шкирку, - сейчас зима – крысы и лягушки попрятались. Могу, конечно, мышиного помета сыпануть, но он так дорог, что потом не рассчитаешься! А про специи ты прав, унучек. Ты в следующий раз какую специальную травку хочешь? Харкальник обыкновенный? Или душитель избранный?
- Все было вкусно, - быстро отреагировал Ромуальд, передавая мне плошку. И даже выдавил из себя: - Спасибо!
- Поправляйся, ягодка моя волчья, - кашлянула я в ответ, начиная перебирать и сортировать травы.
- А как я тут очутился? – полюбопытствовал рыцарь, которому, видимо, надоело лежать молча и пялиться в затянутое слюдой окно. – Я так понимаю, что ты не живешь рядом с логовом дракона?
- Это дракон не живет рядом с нами! – мгновенно ощетинился Гри, который не переваривал Ромуальда в любом виде.
И пусть не переваривает, зато не отравится!
- Мне неведомо, как ты оказался у нашего порога, рыцарь, - честно сказала я, не видя смысла скрывать эту информацию. – Я просто вышла на шум, увидела тебя и притащила в избу…
- А надо было бросить там! – фырчал злющий Гри. – Тогда бы мы не переводили продукты, а волки бы имели чего пожрать!
- Не имели бы, - осадила я его. – Потому что трудно есть сломанными зубами. И потом, откуда ты знаешь, как на неокрепший волчий организм бы подействовала слюна дракона? А вдруг бы у всей стаи началось несварение желудков?
- Ты за них не переживай, - парировал кот, дергая хвостом из стороны в сторону, - они всеядные. И не такое переваривали.
На этом разговор прервался.
Ромуальд выздоравливал. И чем активнее становился, тем больше мрачнел. Иногда молчал целыми днями, погруженный в свои думы, которыми не делился. Может, считал, что мы недостойны, а, может, просто не надумал ничего путного, а глупость на свет выносить не спешил.
Как только слегка потеплело, он подошел ко мне и сказал:
- Ты можешь найти мне что-то из одежды, чтобы я смог отсюда уйти?
- Даже не знаю, касатик, - шмыгнула я носом, а сама возрадовалась в душе. Скрывать свой возраст становилось все труднее и труднее. Мне все время приходилось кутаться и притворяться. Попробуйте двадцать четыре часа в сутки разыгрывать из себя старую бабку, еле ползать и скрипеть несмазанной телегой.
Да по мне уже любой театр плакал горючими слезами. Хорошо Гри постоянно выручал и подбадривал замечаниями типа: «Что, бабка, молодость вспомнила и запорхала, птичка моя лежалая?» или… «Бабка – это не бабочка, прекрати порхать, пока весь песок не высыпался!». И еще страшно хотелось помыться нормально, а не когда рыцарь гонял по своим рыцарским делам в сортир. Правда, он там заседал по-царски, на час минимум. Я поняла: у всех рыцарей не штаны бронированные, а седалище!
- На! – расщедрился кошак, притащив Ромуальду из заначки одежду. Достаточно потрепанную, но еще добротную.
Рыцарь на удивление чиниться не стал, надел, что пожертвовали. Вышел на улицу и вытащил из-под крыльца тюк со своими обслюнявленными доспехами. И когда только успел заныкать? Между походами в кабинку задумчивости?
- Слышь, ведьма, - повернулся ко мне Ромуальд, взвалив на спину тяжелый тюк. На этом месте я его даже слегка зауважала – даже не крякнул, паразит меченосный, - я вернусь с оплатой…
- Не надо! – отказались мы с котом в один голос. Хватит с нас его общества. Вернется, не дай-то бог, погостить останется. Снова продукты на троих придется соображать.
- Я вернусь, бабка, - повторил рыцарь, глядя вдаль отсутствующим взглядом. – Даю тебе свое слово!
