Последыш III (СИ) - Мах Макс

Побывав на Малом приеме в Летнем дворце в Ливадии, Бармин думал, что все уже видел и все превзошел. Не тут-то было! Большой летний бал в Новгороде оттого и называется большим, что среди приглашенных немудрено затеряться. Две с половиной тысячи гостей — это как? А так, что Зимний дворец, построенный еще в XVIII веке на территории Новгородского кремля и частично перестроенный в угоду изменившимся обстоятельствам в начале XX, поистине огромен. Когда-то давно, хотя и неоднократно, Бармин бывал и в Зимнем дворце в Петербурге и в Екатерининском дворце в Царском селе. Так вот двухсветный бальный зал в Царскосельском дворце, — это он помнил точно, — имел площадь 800 квадратных метров, а здесь бальный зал простирался на 2400 квадратных метров. Почти половина футбольного поля, застеленного наборным паркетом, под расписным купольным потолком, взметнувшемся на высоту трех этажей. И огромные окна, как и в Царскосельском дворце, перемежающиеся зеркалами, по обеим сторонам зала, высотой в два этажа — от пола и до опоясывающей зал галереи, — и еще на четыре метра уже на уровне самой галереи. Красиво. Можно даже сказать, роскошно. Огромные хрустальные люстры, белый мрамор колонн, инкрустированных арабесками из позолоченной бронзы. В общем, и не захочешь, но вынужден будешь признать — «это империя, сынок». И Бармин, следует сказать, неожиданно даже для себя любимого оказался на этом балу гвоздем программы.

Подходили многие, не жеманясь, представлялись сами, жали руку и говорили вежливые слова, содержащие многие намеки на множество разнообразных обстоятельств. И, разумеется, приглашали в гости: здесь, в Новгороде, — «вот прямо на днях», — в Пскове и Риге, Ниене и Гельсингфорсе тогда, «когда сможете. Будем рады в любое время». Особенно выделялись в этом смысле западники, вербовавшие его в друзья, союзники, «подельники и собутыльники», но подошли познакомиться и некоторые восточники. У этих был свой интерес. В основном экономический, но без политики тоже дело не обошлось. Впрочем, справедливости ради, следовало признать, не меньше было ненавидящих взглядов. Много направленной на него злобы, зависти и неприкрытой ненависти, и это при том, что Бармин никому ничего дурного сделать в этом мире пока не успел. Не было ни причины, — хотя месть за отца и деда может считаться более, чем серьезной причиной, — ни желания, ни времени. О средствах, вообще, стоило бы умолчать. И тем не менее, тех, кто его ненавидел, было в этом зале никак не меньше, чем тех, кто ему благоволил. Были, правда, еще и такие, кому было просто любопытно. Не было только равнодушных, и это, — при таком-то стечении народа, — впечатляло по-настоящему.

Однако бал — это, прежде всего бал, так что Бармин танцевал. Партнерш, — и не без умысла и ни разу не в простоте, — ему подыскивали его же невесты, с которыми он тоже, разумеется танцевал. Они же подводили его к тем из своих родичей и знакомцев, с кем Ингвару следовало познакомиться, а то и подружиться. Так что, Бармин на балу не отдыхал, а тяжело работал, и не он один. Вся их маленькая недосемья трудилась в поте лица, создавая основу будущего благополучия. И единственные люди, кто не пошел с Барминым на контакт, — несмотря даже на немалые усилия князя Северского, — это император, две его супруги и четверо взрослых принцев и принцесс. Не любили Менгдена в императорской семье, и это наводило на определенные мысли. Если все обстоит настолько скверно, отчего князь Северский не поддерживает своего родного брата? По факту, это могло ничего не значить, — личные мотивы, семейная ссора или еще что-нибудь в этом роде, — но могло означать и назревающий раскол в правящей верхушке. Но, в любом случае, это было нечто такое, что следовало иметь ввиду. Что-то, о чем надо было подумать на свежую голову, и Бармин эту мысль запомнил, но был вынужден отложить ее до времени в сторону. На балу он думать о таких вещах просто не мог. Отвлекали.

Глава 4 (1)

1. Двадцатое сентября 1983 года

Неделя с двадцатого по двадцать седьмое сентября ожидалась, прямо сказать, насыщенной. Шумной, пьяной и веселой, но в то же время чертовски опасной: иди знай, кому еще придет в голову пострелять по Бармину и его девушкам. За июль-сентябрь он пережил уже три покушения, не считая предотвращенных еще на стадии подготовки, и, как минимум, в половине случаев целью злоумышленников являлась также Варвара. Ну, а в список случайных жертв, — в сопутствующие потери, так сказать, — могли попасть практически все его невесты, часть родни и многие другие люди, оказавшиеся на свою беду в опасной близости от главного «бенефицианта» этой истории. Поэтому неделя предстояла не только разгульная, — пить и гулять намеревались не по-детски, — но и напряженная, поскольку столько гостей, сколько собиралось прибыть в Усть-Углу и Шексну на Свадебную неделю, не видели здесь с тех пор, как шестьдесят три года назад прадед и тезка нынешнего графа Ингвар Менгден третий своего имени шумно отмечал в своей родовой вотчине принятие графских регалий. Однако у Ингвара IV повод был и того круче. Мало того, что в эту неделю гуляли сразу четыре знаковые свадьбы, — сам Бармин женился на княжнах Дарене Глинской, Елене Збаражской и Ольге Кашиной, а его сестра графиня Варвара Менгден выходила замуж за великого боярина[55] Петра Глинского-Севрюка[56], - так ко всему, это была первая возможность по-настоящему отпраздновать возрождение семьи и рода и принятие Ингмаром титула, принадлежащего ему по праву рождения, которое здесь, в империи Великороссов, называли правом первой крови.

Гости начали съезжаться еще девятнадцатого числа, поскольку некоторым хотелось познакомиться и пообщаться с Ингмаром и Варварой прежде, чем начнется «всенародное гуляние». К таковым относились, например, сестра его бабушки княгиня Элеонора-Анна Несвицкая урожденная Корибут-Воронецкая, две вдовы его деда — баронесса Елизавета фон Менгден и боярыня Марфа Аленкина — и «невенчанная» вдова его дяди Петра — Аграфена, которая, как и ее дочь Стефания, больше известная под сценическим псевдонимом Натали, уже с начала августа приняли фамилию Менгден. Стефания тоже приехала заранее, по нынешнему раскладу именно она наследовала своей бабушке Елизавета и, значит, уже сейчас имела право зваться баронессой фон Менгден. В таком случае, приличий ради следовало познакомиться с матерью своего отца и другими родственниками, из которых она пока знала одних лишь Ингвара и Варвару.

При этом, следует отметить, что большинство гостей прибывали в графство с охраной и слугами, и, если добавить к этому, огромное количество обслуги, стянутой в Усть-Углу из Надозерья, из Глинского Крома на реке Нерис и из новых владений Петра Глинского-Севрюка Устье[57] на озере Кубенском, а так же тележурналистов, фотографов и репортеров светской хроники, представляющих не только имперские, но также все основные европейские масс-медиа, можно себе представить во что превратился замок и прилегающий к нему город, в котором были заполнены до отказа все без исключения постоялые дворы и странноприимные дома, меблированные комнаты и сдающиеся в наем квартиры и дома. Однако места все равно не хватало, поэтому для слуг и дополнительной охраны на территории, примыкающей к крепостному мосту, и внутри стен замка были развернуты два палаточных городка: шатры, большие армейские палатки, трейлеры на базе грузовиков и даже передвижные дома-вагончики. Присланные императорской службой безопасности, — а, на самом деле, Тайным и Разбойным приказами, — специалисты, бойцы спецназа и агенты контрразведки разместились отдельно — в трех километрах от Шексны в Михайловском подворье, устроив свой штаб в гостинице для водителей-дальнобойщиков при трейлерной стоянке. Понятное дело, что по такому случаю все перевозки по шоссе А-114 были прекращены «до особого распоряжения» и временно осуществлялись по обходным маршрутам. В общем, Садом и Гоморра, и пожар в борделе во время наводнения. Все куда-то спешат, что-то несут, пропадают неведомо где, и этих всех явно больше, чем может переварить обыденное сознание. И, если всего этого мало, то «родные» холопы и «пришлые» хазары подбросили Бармину еще пару-другую головоломных дел, словно ему и без того заняться было нечем.