Лена (СИ) - Митрич Влад
В десятом часу пришел муж, первым делом спросив, где машина. Ответила, что у мамы оставила и сразу позвонили с работы.
— Алло, Лена? — тихо спросила секретарша Света, судя по звуку, прикрывающая рот ладонью. — Здесь мужик на говно исходит… симпатичный, кстати, тобой интересуется… нервный какой-то, бешенный, глаза красные, дикие. адрес твой требует. Что делать? Еще минута и я охрану позову…
— Привет, Свет. Нет, адрес не давай. Передай ему, чтобы выдвигался в Елочки к дому Павлова и пусть там меня ждет, я обязательно подтянусь.
— Ты с ума сошла! Он не в себе, как моя свекровь с похмелья! Ты уверена? Может, охрану?
— Стопудово, — уверенно ответила Лена. — Посылай его туда и не переживай — у меня все под контролем, — с этими словами отключилась.
Дом Павлова — старый, еще советский недострой, до которого у власти все никак руки не доходили. Полуразрушенное пятиэтажное кирпичное здание. Место игр соседской детворы, летнее обиталище бомжей, помещение для тайных свиданий, локация для любителей пейнтбола. Лена надеялась, что в будний день ни пацанов, ни спортсменов там не окажется. А бомжи уже по теплотрассам рассосались.
Накормила мужа, не торопясь вызвала такси и, спустя пятнадцать минут, стояла возле старого недостроя. Насильник, чувствовала она, приближался к ней бегом. Не спеша, вошла в дом и поднялась на второй этаж, где и встретилась с тяжело дышащим от скачков по лестнице злодеем. За пять минут до этого, сидя в машине, она включила опцию «знать месторасположение обоюдно».
— Сука! — зарычал он и накинулся на развернувшеюся к нему лицом Лену.
Ни ударить, ни задет ее у него не получилось. Тело в отношении ее действовало крайне неловко: руки — ноги промахивались, захват замыкался рядом, а не на талии. Насильник зарычал диким зверем, взялся за голову и упал на колени.
— Сука, садистка, дай поссать!!! Я скоро лопну!!!
— Сумку принес? — спокойно, с воистину садистским наслаждением поинтересовалась Лена.
— Дома, млядь, осталась! Забыл, падла! У-у-у, — схватившись за живот, парень упал на грязный бетонный пол и принялся перекатываться туда-сюда, продолжая выть.
— Жаль, — вздохнула Лена. — Но хрен с тобой. Если ты встанешь на колени и вежливо попросишь меня: Госпожа, позвольте мне кончить и поссать, то я, так и быть, разрешу тебе и то и другое.
— Что?! — он замер в положении лицом вниз. Перевернулся. — Да чтобы я?! Да не надейся, сука!!!
Лена молча пошла на выход. Первая ступень была преодолена, когда насильник жалобно завопил:
— Стой! — голос предательски «дал петуха». — Я согласен… — хотел закончить оскорблением, но прикусил язык, пересиливая гордость. Лена вернулась.
— Г-госпожа… разрешите мне кончить и поссать… — пересиливая себя, стоя на коленях, уперев взгляд в пол, заметно переминаясь от неистового желания освободить раздутый, нестерпимо режущий живот мочевой пузырь и, разумеется, кончить, разгрузив больно гудящие яйца, промямлил парень.
Симпатичный, только сейчас отметила Лена. Аккуратная бородка, широкие накачанные плечи, фигура как у спортсмена, на вид лет двадцать пять — тридцать, самый сок! Если бы не промышлял изнасилованиями, то цены бы ему не было…
— Повтори четко, глядя мне в глаза. Ну? — поторопила, когда надоело ждать. «Упорный!», — с долей восхищения подумала Лена.
В его взоре плескалась вселенская мука и горячая ненависть, но он повторил
— Госпожа, разрешите мне кончить и поссать… пожалуйста…
— Доставай телефон.
Парень недоуменно вытащил из кармана куртки смартфон непонятной марки.
— Принимай соглашение. Нажмешь «да» — будет тебе счастье, «нет» — и суда нет. Больница тебе не поможет, уверяю.
Он скоро пролистал сообщение и глаза его расширились дальше некуда.
— Ведьма… — выдохнул он. — Да чтобы я сам…
Не дослушав его до конца, Лена, ухмыльнувшись, развернулась и медленно пошла по старому маршруту.
— Да хрен с тобой, сука драная! — услышала она и ее айфон пропищал. Прочитала. «Объект помещен в слот. Внимание! Количество слотов ограничено. В случае…», — и так далее, в точности как после порабощения чиновницы. Вернулась. Парень продолжал стоять на коленях. В его взоре плескалась вселенная мука и… надежда. До конца не смирившись, он все еще на что-то надеялся, наивный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Иди в тот угол, дрочи и ссы. Разрешаю кончить.
Он подлетел, как ошпаренный. Подбежал, судорожно расстегнул ремень, спустил джинсы и принялся мастурбировать. У Лены глаза на лоб вылезли. Такого длинного члена, сантиметров двадцать пять примерно, она только в порнухе лицезрела. Его лицо напряглось в гримасе. Шумно выдохнув, замер, всем своим видом ожидая наслаждения… но когда, дергая возбужденный член, стала выплескиваться густая белая сперма, его брови полезли на лоб. Он чувствовал, как молофья течет по уретре, как напряглись и вот-вот расслабятся яйца и ноги, ощущал, как привычно звенит в голове, но… никакого удовольствия не испытывал. Стало ужасно обидно. Точь-в — точь как ребенку, который предвкушал конфетку, которой его долго манили. Стараясь ее добыть любыми путями, клянчил, вымаливал, обещал все на свете и, наконец, завладел. Сглатывая слюну, развернул обертку, а внутри пусто. «Дядя Петя, Вы дурак?», — самое мягкое, что захотелось сказать долбанной ведьме. Столько часов ждал, надеялся, представлял, унижался и ради чего?! Только долгое и долгожданное освобождение мочевого пузыря, нестерпимо болящего от переполнения, принесло некоторое удовлетворение.
Обманула, сука… в самом интимном, в самом ценном обманула… шлюха позорная… но как можно было поверить? Как лох последний повелся, твою едручую мать! Корил бы себя еще долго, если бы не услышал.
— Сойди с лужи, придурок! Хозяйство спрячь, нечего хвастать… это приказ.
Ноги сами собой вышли из озера мочи, руки, будто чужие, управляемые неподвластной частью сознания, натянули трусы, штаны, застегнули ширинку и ремень.
— Я для тебя — Госпожа. Если мы не одни, разрешаю называть меня по имени — отчеству, Елена Сергеевна. Андестенд?
— Да… Госпожа, — вырвалось у него.
— А тебя как величать, злодей недоделанный?
— Андрей… Андрей Викторович Пустышкин…
— Ха! Какая точная фамилия! Пустышкин ты сейчас и есть. Чем занимаешься?
— В салоне «Виталина» работаю фитнесс тренером… я кэмээс по плаванию…
— О, как… да мне повезло! А не боялся рядом с работой паскудством заниматься? Отвечать честно!
Высокий, за метр восемьдесят пять, спортивный молодой человек возрастом около тридцати лет, виновато потупился.
— С Вами, Госпожа, в первый раз там вышло. Не удержался. Вы — мой типаж. Молодая, красивая, стройная брюнетка со стрижкой — каре в джинсах… от таких мне голову сносит. Обычно я на окраинах охочусь… Всегда с презервативом, свой материал не оставляю… да и не заявлял, вроде, никто…
— А сколько жертв было? — леденея, уточнила Лена. Его спокойные ответы, будто насилие — само собой разумеющееся явление, ее взбесил.
— Пятнадцать, — ответил, не задумываясь. — Я всегда в балаклаве, всех в живых оставлял. Вы — шестнадцатая.
Последний ответ переполнил чашу Лениного терпения. Присела на корточки и уперла лицо в ладони, делая глубокие вдох — выдох, чтобы успокоиться. Как его наказать — не знала. Без оргазма точно останется, а что еще в ее силах? В ментовку с повинной? Надо будет узнать, сколько ему светит и обдумать этот вопрос. А убить его она сейчас, после порабощения, не могла физически. Как и он ее. Не зря, искренне желая Лене смерти, Надежда Александровна, сама слабая как младенец, доползла до телефона и вызвала «скорую». Потом еще и палату с сиделкой оплатила. Не от большой любви, надо заметить.
— Ты женат? — спросила, не отнимая рук от лица. — Как до жизни такой докатился?
— Нет и не был. С мамой живу. Она учительница русского и литературы на пенсии. Отца не знаю. Мама говорит, он летчик, разбился. Понятно, что врет. Она строгая. В детстве шагу нельзя было без ее ведома ступить. Шлангом от стиральной машинки по жопе хлестала, когда совсем малым был. Увидела однажды в ванной, как у меня писюн стоит, а я его тереблю и взбеленилась. Потом первая девчонка моя смеялась… длинный и вялый, хоть бабочкой завязывай… до слез хохотала. Я тогда переволновался, не вышло ничего… ну и закрутилось. Без насилия не получается и тянет… будто свербит внутри, а не почешешь.