Ойроэн (СИ) - Кочешкова Елена А. "Golde"

Не прошло и недели, как приезжие стали называть мальчишку не иначе, как учеником шамана.

Несколько раз я пыталась поговорить с ним, но безуспешно – Вереск почти не выходил из тэна Кайзы, а если выходил, то только до отхожего места. И вид у него при этом был такой, словно он все равно не до конца вернулся. Сам шаман тоже редко появлялся снаружи, и подкатывать к нему с вопросами я по-прежнему боялась. А потом Вереск и вовсе перестал выходить.

Так что я не удивилась, когда однажды утром, когда мы с Вей сидели у тэна и перебирали ячменную крупу, Кайза сам подошел ко мне и сказал, сверля темным взором:

– Идем со мной, – не дожидаясь моего ответа, он направился обратно к своему тэну.

Я вручила Рада Вей, мимолетно порадовавшись, что как раз перед этим успела накормить и переодеть его.

Внутри радость мешалась со страхом. Наконец хоть что-то!

Но что?

Я скользнула в темный тэн вслед за шаманом и огляделась.

На том самом топчане Вереска не было. Когда глаза привыкли к сумраку, я увидела его распростертым на другой лежанке в дальней стороне тэна. Мой мальчик лежал там, накрытый какой-то тряпкой и тихо стонал, метался как в бреду. На лбу его выступили капли пота, руки сжимали край тонкого одеяла.

– Что с ним?! – спросила я, опускаясь на край лежанки и осторожно касаясь напряженной ладони. Ладонь была горячей. Он весь полыхал, как будто лежал на костре. – Эти духи его догнали?

Кайза сел рядом прямо на земляной пол. Я разглядела печать глубокой усталости на его лице, но не испытала ни жалости, ни сочувствия. Внутри у меня кипел гнев, замешанный на страхе.

– Нет, – ответил шаман. – Не духи. Он отыскал своего зверя.

– И что?! Что это значит?!

Я знала, нужно быть спокойней, нельзя кричать на того, кто владеет силой, но ничего не могла с собой поделать. Этот человек забрал моего друга и одним демонам известно, что он делал тут с ним все эти дни, которым я уже и счет потеряла. Он должен был помочь ему! Должен, но, похоже, не сумел...

Старый Эмцо, с которым, бывало, зналась моя мать, уже треснул бы меня своей колотушкой по голове или наслал бы крепкий зуд за такие речи, Кайза же и бровью не повел. Словно я была просто глупой шипучей кошкой у него под ногами.

– Это значит, что ему нужна сейчас вся его сила. И еще немного.

Гнев разом оставил меня, словно и не накатывал.

– Я могу помочь?

– Да. Можешь. Твой зверь силен. И он знаком ему, – Кайза повел головой, разминая уставшую шею. – Но я не знаю, какой ценой это встанет тебе. Возможно, его зверь надолго лишит тебя сил.

– Лишь бы молока не лишил... – отрывисто бросила я. Посмотрела на бледный лоб, покрытый испариной на отчаянно стиснутые веки. – Кайза, но я же не маг... Если у тебя не выходит, то как я могу справиться?

– Здесь не нужна сила мага, – Кайза смотрел на меня странно. – Ты поймешь. Потом. Однажды. Если он останется жив. Ну, готова?

Я фыркнула и дернула плечом. Страх сжался в острый комок, в наконечник стрелы, засевший в грудине. Он никуда не делся, но я теперь была больше его.

– Готова. Давай свое пойло.

10

– Тебе не надо ничего пить, – ответил Кайза. – Прости сиди, где сидишь и не пытайся встать.

Это звучало опасно. Я нервно дернула ногой, посмотрела ему в глаза.

– Что мне делать потом? Когда...

– Не знаю, Шуна, – ответный взгляд был прямым и честным. – Я хотел бы сказать, но это тебе придется понять самой.

Отлично. Лучше не придумаешь.

Кайза встал и шагнул к огню. С возрастающим напряжением я наблюдала за тем, как он раскуривает свою трубку. Потом шаман снова оказался рядом со мной и, сделав глубокую затяжку, выпустил мне в лицо густой клуб дыма.

Сначала я ослепла и забыла, как дышать. Потом оглохла и забыла, как думать. Но вскоре вокруг не осталось ничего кроме тумана, и в нем растворился мой страх и я сама...

...Над лесом стоял туман.

Я ступала сквозь густой ельник тихо и осторожно, не зная, чего ждать впереди. Место было незнакомое, чужое. Наверняка опасное. Я принюхалась и ощутила где-то поблизости запах дыма и крови. Все говорило о том, что надо скорее уйти подальше, но вместо этого я поспешила прямо туда, откуда ветер нес едкую гарь.

Когда я выбежала на поляну, туман уже совсем рассеялся и стало хорошо видно, что опасность ушла. Темные пятна на земле, серый прах в воздухе. Кровь и пепел. Я позволила запахам течь сквозь мои ноздри и узнала о том, что здесь случилось еще прежде, чем смогла разглядеть всю картину целиком.

Люди нашли их логово и убили старших. Детеныши разбежались. Кого-то успели поймать и бросить к главной добыче, кто-то ушел далеко. Но один из них, раненный и полумертвый остался здесь. Едва касаясь мягкими лапами земли, я подошла к яме меж толстых витых корней старого дуба. Запах белого ирвиса. Зверя, который мог проглотить меня всю целиком или убить одним ударом своей тяжелой лапы.

Он лежал там.

Неподвижный, покрытый грязью и кровью. Еще живой. Котенок с нежными кисточками на некогда белых ушах.

Я мягко спрыгнула вниз, обнюхала его и лизнула.

Он пах молоком и своей матерью. Мне не хотелось бы встретиться с ней, будь она жива. Но детеныш был маленьким и беззащитным. Я схватила его за загривок и вытащила из ямы. Это место смердело... Насквозь провоняло людьми и смертью. Я знала, что здесь оставаться нельзя.

Он был маленьким, но все же тяжелым для меня. Слишком тяжелым. Мои тонкие серые лапы глубоко увязали в сырой весенней земле. Однако я не останавливалась, тащила его все дальше и дальше от гиблой поляны, а он не вырывался. Если бы не едва ощутимое биение тонкой жилки под моими зубами, могло бы вовсе показаться, что он умер.

Я позволила себе отдых только, когда густой темный лес вокруг сменился высокими степными травами. Уже смеркалось, но в сумерках мои глаза видели очень хорошо. Я отыскала щель между больших нависающих камней и легко протиснулась туда, уложила детеныша ирвиса на землю, покрытую старым птичьим пометом и перьями. Когда-то здесь был дом птицы-бродяги, теперь будет мой.

Детеныш дышал еле слышно. Я отыскала самую большую рану у него на спине и принялась ее вылизывать. Вкус крови смешался со вкусом пепла.

Я вылизывала его долго. Когда в щели меж камней забрезжил рассвет, стало видно, что шерсть детеныша снова засияла снежной белизной, какая свойственна его роду.

А еще он вырос. За ночь стал больше меня. И раны затянулись.

Мне следовало уйти и оставить его здесь, но я почему-то не могла. Сидела, обвив хвостом лапы и смотрела не него – на мягкие кисточки, розовый нос, черные линии над плотно сомкнутыми глазами. Эти линии были безупречны и завораживали.

Когда усталость взяла свое, я уснула у него под боком, а проснувшись увидела, что вчерашний детеныш стал взрослым ирвисом. Этот зверь сидел чуть поодаль от меня и жадно нюхал воздух, пытаясь понять, где он и как выбраться из-под камней. Меня словно и не замечал.

Осторожно, незаметно, я попятилась к выходу из щели. И уже у самого ее края поняла вдруг, что большой белоснежный кот не сможет выбраться из укрытия, которое казалось таким хорошим. Он попросту не пролезет в эту дыру, такую удобную для моего маленького гибкого тела...

Я сама завела его в ловушку. Сама обрекла на смерть под камнями. И если не уйти прямо сейчас, первым делом он сожрет меня, чтобы хоть немного продлить свою жизнь в этой западне.

Но я не ушла.

Вместо этого медленно приблизилась к ирвису. На ослепительно-снежной его шкуре не было ни единого темного пятна, кроме этих черных узоров у глаз. У глаз, которые, наконец, посмотрели на меня.

Я так и не поняла, что произошло в этот миг. Мне показалось, я ослепла от слишком яркого сияния, как будто долго глядела на снег под солнцем. Мне показалось, я – больше не я, а кто-то иной. И он не был тем, кем казался.

А потом ирвис повел головой, дернул плечами, ощерил зубы в оскале...

...и камни вокруг нас осыпались.