Песок Пустоты. Проклятие древней крови (СИ) - Яанг Р

— Ва-рон, — прошептала она, прислонившись к ближайшей стене. — Не смотрите честны девицы в шхуновы глаза…

Честны девицы, чтоб их. Легко ли быть честной, когда собственная мать продает тебя богатому толстосуму?

С самого детства Греттель учили, что нет никого опаснее беловолосых демонов: они могут ограбить тебя, похитить или даже убить. Но кто бы мог подумать, что спустя столько лет, шхун окажется чуть ли не единственным, готовым принять ее, выслушать и спрятать на какое-то время ото всех бед, что свалились на голову напуганной девушки.

Варон. Она могла часами рассматривать его шрамы, но тот никогда не говорил, как и при каких обстоятельствах они достались ему. Шхун вообще не так много разговаривал, он в основном слушал. И все же, девушка чувствовала, что они были чем-то похожи. Правда вот кожа Греттель даже после стольких лет оставалась безупречно белой: никаких тебе ссадин, порезов, а синяки и вовсе проходят со временем, если, конечно, знать, куда бить.

Отпраздновав свой одиннадцатый день рождения, Греттель и подумать не могла о таком подарке. Она всегда обожала лошадей: ее комната была увешена неумелыми рисунками наряду с копиями полотен настоящих художников. Вот это Персик, а это Апельсинка, девочка любила называть лошадей именами всевозможных фруктов или ягод. Мать достаточно скептически относилась к этому ее увлечению, но тут она превзошла саму себя.

— Мне подарят пони? Настоящего пони? — Греттель была готова прыгать от счастья, в то время как женщина продолжала сохранять на лице свою привычную маску безразличия.

Правда ли она была так спокойна в тот день? Мать Греттель никогда не была эталоном родительской любви: не было всех этих сказок на ночь или совместных прогулок. Если они и разговаривали между собой, то только об успеваемости девочки или о погоде. Казалось бы, она совершенно не знает, как обращаться со своей же собственной дочерью.

Находясь же наедине, за стенами своего огромного двухэтажного дома, между этими двумя прокладывалось еще большее недопонимание, которое в скором времени, переросло в безразличие. Но то, что она совершила… Нет, то, чему она способствовала свершиться — этому нет никакого оправдания.

— Подарят, если будешь себя хорошо вести, — женщина попыталась убрать выбившийся с прически дочери золотистый локон, но сделала это настолько неумело, что слегка поцарапала ее своим длинным ногтем. — Если будешь слушаться и покажешь себя с наилучшей стороны. Тогда можешь выбрать любого пони, какого только пожелаешь.

— Ох, я буду просто идеальной девочкой! Дядя Эд всегда меня хвалит, стоит мне только правильно держать вилку за столом, так он уже рассыпается в комплиментах.

— Дядя Эд? При нем его лучше так не называй.

— Отчего же? Он сам меня попросил. Куда лучше, чем это занудное Эрдгар. Иногда он даже разрешает обращаться к себе Эдди, ну, не старый ли дурак?

— Я запрещаю тебе так о нем говорить, — на лице женщины промелькнула злость. — И будет лучше, если ты все же станешь называть Эрдгара, согласно его положению в обществе. Он, как никак, владелец здешних земель.

— Ради собственной лошади я могу называть его хоть Иерихат-халом! — звонко засмеялась та. — Когда выезжаем, мама? Мне не терпится вновь побывать на том большом ипподроме.

— Побываешь, но в этот раз без меня, — она слегка отвела глаза, неужели ей стало стыдно? — У меня вновь начались мигрени, и я плохо сплю, а с моей ужасной морской болезнью поездку на корабле я и вовсе не перенесу. Возможно, я подъеду туда, но немного позже. Ты же достаточно самостоятельна, чтобы добраться без меня? По приезду тебя обязательно встретят, а компанию в дороге тебе составит наша служанка Энни.

— Ты не поедешь, мама? — Греттель очень удивилась, раньше она никуда не отпускала ее одну.

— Я сказала, что, возможно, присоединюсь после. Ты уже достаточно взрослая, а любезного мистера Тифа мы обе хорошо знаем. К тому же, я думала, ты будешь не против провести остаток каникул на свежем воздухе. Если что-то не так я могу все отменить, я… — она попыталась встать, но Греттель с силой ухватила ее за рукав ее роскошного платья.

— Я поеду, мама. И буду примером для подражания. Пусть Энни приготовит мне мое голубое платье, мне кажется оно самое лучшее, в нем я даже на лошади смотрюсь, будто с картинки, — Греттель хихикнула. — Это будет мой самый лучший подарок на день рождения!

— Главное, веди себя хорошо, и…

Слушайся мистера Тифа. Слушайся, когда он попросит открыть тебя дверь в свою спальню. Слушай его, когда он будет заставлять тебя делать все те гнусные вещи. Не жалуйся, не кричи, будь всегда чистой, послушной, а если попытаешься сбежать, станет только хуже. Слушай его внимательно и исполняй все его прихоти. Его и его друзей. Слушай, как кричит старушка Энни, пока они убивают ее, и режут того пони, что ты выбрала себе на день рождения. А ведь тебя предупреждали — не пытайся бежать.

Множество людей видели маленькую избитую девочку в том доме, и все они знали, что там в действительности происходит, так почему же это никто не прекратил?

Однажды Греттель заснула прямо в саду, почти голая, побитая, у нее не было сил, чтобы добраться хотя бы до собственной кровати. Там он ее и нашел. Она видела, как шхун смотрел на нее своими красными глазами. Ей было страшно, но сил сопротивляться у нее совсем не оставалось. Тогда юноша поднял ее на руки, предварительно накрыв своей чистой рубашкой, и отнес прямиком в спальню.

Там он сразу же дал Греттель какое-то лекарство. Шхун все делал молча, ведь по-другому и нельзя было, он же прокляторожденный. А она все никак не переставала плакать. Его красные глаза смотрели просто: без жалости и без какой-либо злости, это было полное безразличие. Но то, что этот юноша сделал, нельзя было назвать таковым. Вряд ли он исполнял приказ Эрдгара, но тогда зачем он здесь? И почему его тело все в шрамах? Когда он снял свою рубашку, этого нельзя было не заметить. И именно в тот день возможные страдания другого человека, пусть даже и шхуна, на время заглушили ее собственные.

После того случая, она больше не видела своего безмолвного спасителя. Да и Эрдгар через некоторое время также исчез. Мать же приехала немногим позже, как и обещала. Она ничего не сказала, просто собрала вещи в дорогу, заплела волосы и помогла своей дочери одеться. На следующий день они сели на корабль, что отплывал с острова.

Мать Греттель не спрашивала ни о том, как прошли эти две недели, не интересовалась где Энни, или же откуда взялись столь ужасные синяки. Да и Греттель сама не желала ни о чем таком говорить. Девочка тогда уже понимала, что мать скорее всего была в курсе, куда и зачем отдает свою дочь. Только вот, истинная цена этого поступка всплыла только через несколько лет.

В тот раз, во время очередной ссоры женщина кричала, что всеми деньгами, которые у них сейчас есть, этим домом и роскошными нарядами, они обязаны именно благодаря ей. И что если бы Греттель имела чуть больше мозгов и вела бы себя как положено, то все прошло бы намного лучше. И то, что Эрдгар действительно собирался на ней жениться.

Греттель была крайне удивлена, когда осознала, что этот звук, слегка хлюпающий звук густой крови, вперемешку с осколками черепа, может доставить ей такое удовольствие. Сначала она хотела просто толкнуть эту женщину, но потом этого показалось мало. А рядом еще лежали эти любимые мамины часы: от и до украшенные драгоценными камнями, в них даже стрелки были из настоящего золота.

Она так и оставила свою мать распростертой на липком полу, с воткнутым в голове украшением. Слезы лились рекой, но именно тогда Греттель и почувствовала желанное облегчение. Для себя она также решила, что убийство Эрдгара Тифа принесет ей еще большее удовлетворение. Только вот сделать это она должна это сама. Своими собственными руками.

Несколько месяцев она пряталась у своего двоюродного брата, он в то время работал в магистериуме, и у него-то Греттель как раз и научилась пользоваться некоторыми несложными рунами. Но вскоре, тот начал позволять себе слишком многое. И тогда девушка решила, что пора. Прихватив с собой кое какие его личные вещи, она покинула осточертелый дом.